- Макмагон и Макбрайд, один - тот самый полицейский, а второй - заместитель директора. Макбрайд работал там детективом на полицейском участке…
- Там есть полицейский участок? - воскликнул Патрик.
- Это будет в новинку, - заметила Фрэнсис. - У нас под рукой будет своя охрана.
- К тому же это удобно, - сказал Йоссарян. - Когда мы все соберемся, они смогут дактилоскопировать гостей. Макбрайд должен знать, можно ли это устроить. Мы все очень сблизились, после того как моего сына Майкла там арестовали.
- За что?
- За то, что он вышел из метро и попытался вернуться, когда понял, что ошибся остановкой. Они пристегнули его наручниками к стене.
- Господи! - с гневом в голосе воскликнул Патрик. - Наверно, это было ужасно.
- Это чуть не убило нас обоих, - сказал Йоссарян с нервным, прорвавшимся помимо воли смешком. - Поехали туда со мной, Патрик. Я еду посмотреть там кое-что новенькое, а ты увидишь, что такое сегодня настоящая жизнь. Это не одни музеи.
- Я бы предпочел пройтись на яхте.
Патрик Бич, который был на четыре года старше Йоссаряна и Фрэнсис, родился богатым и умным и, в ранние годы осознав свою бесполезность, предался праздности. Как-то он заметил Йоссаряну, что в Британии, или в Италии, или в одном из немногих сохранившихся демократических обществ с истинно аристократическими традициями он, возможно, смог бы прославиться как ученый в какой-нибудь отрасли знаний. Но в этой стране, где любые интеллектуальные притязания считались лакейством, он от рождения был обречен стать дилетантом или профессиональным дипломатом, что, по его пониманию, было почти одно и то же. После трех скоротечных, поверхностных браков с тремя поверхностными женщинами он остановил окончательный выбор на Фрэнсис Розенбаум, чье сценическое имя было Фрэнсис Рольф, которая легко поняла его периодическую тягу к одиночеству и занятиям. Он с удовольствием и преувеличенной доброжелательностью говорил своим новым знакомым, с которыми, по его мнению, должен был обходиться корректно: "Я унаследовал свои деньги. Мне не пришлось в поте лица трудиться, чтобы оказаться здесь с вами".
Патрика не беспокоил тот факт, что многие его не любили. Но его патрицианское лицо могло принимать холодное выражение, а тонкие губы - дрожать от бессильного разочарования, когда он сталкивался с людьми, которые или были слишком тупы, а потому не чувствовали, что его снисходительность оскорбительна, или же слишком толстокожи, а потому пропускали его оскорбления мимо ушей.
- Оливия Максон, - подытожила Фрэнсис, - согласится на все, что я пожелаю, если только я ей внушу, будто инициатива исходит от нее самой.
- А Кристофер Максон всегда согласен на что угодно, - дал гарантию Патрик, - если ему есть с чем соглашаться. Когда у меня возникает желание поесть в одиночестве, я часто завтракаю с ним.
Когда у него возникало желание поесть в компании с кем-нибудь, он часто вспоминал о Йоссаряне. Они любили поболтать друг с другом, высказывая пренебрежительные суждения о настоящем или делясь воспоминаниями о пережитом во время Второй мировой войны - Йоссарян как удостоенный знаков отличия бомбардир на острове вблизи Италии, а Патрик как сотрудник военного информационного бюро в Вашингтоне. Патрик все еще испытывал почтительное восхищение каждый раз, когда разговаривал с человеком, который вызывал у него симпатию, который умел читать газеты с не меньшим скептицизмом, чем он сам; который получил одно боевое ранение, а один раз был ранен итальянской проституткой, ударившей его ножом; с человеком, который бросил вызов своим командирам и в конце концов вынудил их отправить его домой.
Фрэнсис с изрядным оживлением продолжила:
- Оливия будет счастлива, когда узнает, что ты участвуешь в этом деле. Она тобой очень интересуется, Джон, - лукаво заметила она. - Ведь ты уже год как разошелся с женой, но все еще не прилепился к другой женщине. У меня это тоже вызывает недоумение. Ведь ты говоришь, что боишься жить один.
- Но еще больше я боюсь жить не один. Я ведь знаю, что и следующей будут нравиться кинофильмы и телевизионные новости! А я не уверен, что смогу влюбиться еще раз, - жалобно сказал он. - К сожалению, все эти восторги, вероятно, принадлежат прошлому.
- А что, по-твоему, чувствует женщина моего возраста?
- А что бы ты сказала, - поддразнил ее Йоссарян, - если бы я тебе сообщил, что влюбился в сестру-сиделку по имени Мелисса Макинтош?
Френсис приняла предложенную игру.
- Я бы тебе напомнила, что в нашем возрасте после второго уикэнда от любви обычно мало что остается.
- А еще я испытываю влечение к привлекательной блондинке из Австралии; ее зовут Анджела Моркок, и она снимает квартиру вместе с Мелиссой.
- Ну, в эту я и сам мог бы влюбиться, - отважился вставить Патрик. - Ее действительно так зовут? Моркок?
- Мор.
- Мне показалось, ты сказал Моркок.
- Нет, я сказал Мор.
- Он сказал Моркок, - укоризненно сказала Фрэнсис. - И я бы предъявила тебе обвинение в безжалостном использовании невинных молодых трудящихся девушек для развратных целей.
- Она не невинна и не так уж молода.
- Тогда ты мог бы с таким же успехом начать волочиться за одной из наших вдовушек или разведенных дам. Ими можно манипулировать, но использовать их в своих целях - никогда. У них есть адвокаты и финансовые советники, которые никому не позволят втирать им очки, так как делают это сами.
Патрик скорчил гримасу.
- Джон, а как она разговаривала до поступления на сцену?
- Именно так, как я знаю. Некоторые люди сказали бы, что тебе повезло, Патрик, потому что ты женат на женщине, которая говорит одними афоризмами.
- И нас на это провоцирует.
- Это божественно.
- Дорогая, фу, какое говно.
- Милый, это непристойность, какую Джон никогда не позволил бы себе в присутствии нас двоих.
- Со мной он позволяет себе всякое.
- И со мной тоже. Но никогда в присутствии нас двоих.
Патрик бросил удивленный взгляд на Йоссаряна.
- Это правда?
- Клянусь своей задницей, - рассмеявшись, сказал Йоссарян.
- Так ты все разузнаешь? О нашей свадьбе в автобусном вокзале?
- Я отправляюсь прямо туда.
Рядом с отелем не было свободных такси. В конце квартала располагался Похоронный дом Фрэнка Кэмпбелла, зловещее заведение, старающееся угодить как можно большему числу отошедших в мир иной выдающихся жителей города. Перед дверьми этого заведения два человека, один в скромной одежде служащего, а другой - плебейской наружности с рюкзаком и туристской палкой, не поделив что-то, молча напирали друг на друга грудью, и ни один из них не взглянул на Йоссаряна, когда тот поднял руку и остановил такси.
8
"ТАЙМ"
Здание, в котором располагался офис М и М, куда Йоссарян собирался зайти позднее в тот же день, представляло собой сооружение средних размеров в японском комплексе недвижимости, известном теперь под названием Рокфеллеровский центр. Прежде здесь располагались журналы "Тайм" и "Лайф" и штаб-квартира издательства "Тайм Инкорпорейтед", компании, куда давным-давно - и в это же здание - поступил работать сочинителем рекламных текстов Сэмми Зингер, который незадолго до этого оставил преподавательскую работу в Пенсильвании, не согласившись подписать присягу на лояльность, из-за чего ему отказали в месте, приносившем всего три тысячи двести долларов в год; здесь же он встретил женщину, которая пять лет спустя стала его женой. Гленда была на год старше Сэмми, что было бы неприемлемо для его матери, будь она все еще жива, к тому же Гленда не была еврейкой, что могло бы расстроить его мать еще больше.
И Гленда уже успела побывать замужем. У нее было трое маленьких детей, один из которых, к несчастью, был обречен стать шизофреником, нередко впадавшим в пограничные состояния, человеком слабой воли, склонным к наркотикам, одержимым навязчивой идеей самоубийства; у двух других оставшихся в живых детей вскоре обнаружились особенности, грозившие с чрезвычайно высокий степенью вероятности развиться в новообразования. Единственным несчастьем своего долгого супружества Сэмми считал его трагическое и внезапное окончание. У Сэмми не было никаких твердых убеждений относительно присяги на лояльность, у него вызывали глубокую антипатию лишь люди, ее пропагандирующие. Точно так же относился он к Корейской и Вьетнамской войнам - он особо не сочувствовал ни одной из сторон, но непреодолимое отвращение у него вызывали демагоги в обеих политических партиях, нахально требовавшие, чтобы он думал так же, как и они. Он невзлюбил Гарри Трумена после упоения его победной предвыборной кампанией в 1948 году, а потом уже не интересовался ни Эйзенхауэром, ни Никсоном. Кеннеди интересовал его не больше, чем Эйзенхауэр, и он перестал участвовать в голосовании на президентских выборах. Вскоре он прекратил голосовать вообще, и в дни выборов испытывал высокомерную снисходительность по отношению к другим. Гленда прекратила голосовать задолго до того, как познакомилась с ним, и находила всех претендентов на высокие кресла вульгарными, скучными и вызывающими отвращение.