- Она больна. У нее что-то вроде нервного срыва. Тот мужчина после Эндрю - ничего хорошего у них не вышло. Она попросила меня о помощи.
Фрэнсис попыталась воспринять всю эту информацию и приступила к супу. Колин умел готовить.
- Тогда все меняется, - сказала она.
- Что?
Фрэнсис рассказала, с чем пришла, и сын сразу ухватил суть, как было ясно из его замечания:
- Ma, ты не умеешь жить не мучаясь.
- Дело в том, что мне на самом деле… - Фрэнсис хотела сказать "мне нравится", но сказала: - Я на самом деле люблю этого человека. По-настоящему.
- Он хороший мужик, - кивнул сын.
- Ты уже занимался комнатами Юлии?
- Там такая удивительная обстановка, что у меня рука не поднимается что-то трогать. Но да, конечно, мы будем их использовать.
- А что, если мы поселим в цоколе жену Руперта?
- Совсем как бедную Филлиду.
- Но я надеюсь, что это будет не навсегда. Руперт говорит, что Мэриел терпеть его не может. Как глупо с ее стороны.
- Значит, договорились: Мэриел в цоколе; мы с Софи на верхнем этаже; и еще мы будем пользоваться старой комнатой Сильвии, а я буду по-прежнему работать в гостиной. Тогда вам с Рупертом и двумя детьми останется шесть комнат на нашем с Эндрю этаже и все твои комнаты. И разумеется, у нас есть еще старая добрая кухня.
- Я бы никогда не предложила этого, если бы не знала, что дом практически пустует. И мы смогли бы немного перевести дух после всего…
- Мысль неплохая.
С энергией, которую он прилагал ко всему, что делал, Колин убрал суповые тарелки и выставил обжаренную в гриле рыбу. Он налил вина, отпил из своего стакана, снова долил доверху.
- Что у вас с Софи?
- Эндрю ей не подходил. Она говорит, что Роланд был как черная дыра, когда дело доходило до разрыва, а Эндрю - ну… одни добрые намерения, но в нем нет того накала, ты согласна? Он не заводит, - объяснял ей сын и глядел на мать улыбчиво, рассчитывая на понимание. - Тогда как я, - продолжал он, - захватываю, вцепляюсь в людей. В моем прошлом есть жертвы, способные доказать это, потрепанные и покусанные. Нет, ты о них не слышала. В общем, я вцепился в Софи.
- Две истерички в одном доме, - задумчиво произнесла Фрэнсис.
- Красиво сказано.
- И не в первый уже раз. Но ничего, детям уже десять и двенадцать, они скоро повзрослеют, да?
- Прежде всего, что-то я не заметил, чтобы Эндрю, я или Сильвия перестали нуждаться в семейном очаге, даже когда стали взрослыми. И во-вторых - знаешь, я только недавно стал понимать твое легкое обращение со временем. Что такое четыре года? Шесть лет? Десять? Да совсем ничего. Моргнуть не успеешь. Ничто так не помогает понять это, как смерть… И вот еще что. Тебе не приходило в голову, что дети могут предпочесть тебя своей негодной матери?
- Негодной? Она больна.
- Она же ушла к этому своему демоническому любовнику, так? Она бросила их?
- Нет, она взяла их с собой. Но теперь они… да, брошены.
- Надеюсь, они не слишком… докучливы, а?
- Пока что они вели себя как примерные дети. Что там на самом деле, даже не знаю.
- Тебе ничего не напоминает вся эта ситуация?
- Еще как напоминает. И даже больше того: Мэриел - дочь Себастьяна Хита. Ты, может, не помнишь этого имени? Помнишь? Он был известным коммунистом, такой же, как Джонни. Его арестовали товарищи в Советском Союзе, и после этого он пропал.
- М-да, отец, которого застрелили в затылок его же друзья-товарищи, - достаточный повод для некоторой эмоциональной нестабильности.
- А потом ее мать покончила с собой. Тоже была коммунисткой. Мэриел воспитывалась в чужой семье, где тоже все были коммунистами, но теперь вроде вышли из Партии.
- То есть можно смело сказать, что у нее было трудное детство.
- Да. Видишь, Колин, ситуация не просто знакомая, а повторяется чуть ли не один в один. Мне кажется, что я застряла в прошлом.
- Бедная моя мама! - жизнерадостно сказал Колин. - Не переживай, все устроится. Да, только не думай, будто с переездом сюда твои жилищные проблемы будут решены раз и навсегда. Я намерен жениться.
- На Софи?!
- Господи, нет. Я не совсем еще сошел с ума. Мы с ней просто друзья. Но я определенно присматриваю себе жену. Я женюсь и заведу детей - четверых, а не жалких два с половиной ребенка, как все вы. И тогда мне понадобится весь дом.
- Что ж, - признала Фрэнсис. - Справедливо.
После ужина Фрэнсис заметила, что уже поздно и что Маргарет и Уильяму пора ложится спать. Девочка встала и повернулась к ней лицом, наклонив беленький лоб в едва заметных веснушках, как бычок, готовый броситься в атаку.
- Почему это? Ты не можешь нас заставить. Ты нам не мать.
И потом то же самое сказал Уильям. Очевидно, что дети обсудили ситуацию и составили план действий. Два упрямых лица, два напряженных тела. Руперт, наблюдая за ними, побледнел, как и они.
- Да, я вам не мать, но пока я забочусь о вас, вам придется делать так, как я скажу.
- А я не буду, - заявила Маргарет.
- И я не буду, - поддержал сестру Уильям.
У Маргарет было круглое детское личико, еще не сложившееся в определенность характерных черт. С расстояния в несколько ярдов оно сливалось в бледный овал, на котором выделялся только маленький розовый рот. Сейчас губы были враждебно поджаты.
- Мы тебя ненавидим, - выговорил Уильям медленно фразу, отрепетированную заранее с Маргарет.
Фрэнсис охватил иррациональный, несоразмерный ситуации гнев.
- Сядьте! - рявкнула она, и дети, удивленные, опустились на свои стулья.
- А теперь слушайте. Я не ожидала, что мне придется заботиться о вас. Я этого совсем не хотела. - Тут она глянула на Руперта, которого эта сцена больно ранила. Фрэнсис продолжила чуть мягче: - Я не против того, чтобы присматривать за вами. Я согласна готовить, стирать для вас и все остальное - но такого поведения не потерплю. Можете сразу забыть о капризах, надутых лицах, потому что я этого не потерплю! - Она распалялась, и два бледных неприязненных лица не могли уже остановить ее. - Вы не знаете этого, но я вам скажу: я уже проходила все это хлопанье дверьми, подростковые бунты и весь этот инфантильный вздор. - Фрэнсис кричала на них. Никогда, ни разу не повышала она голос на ребенка до этого момента. - Слышите вы меня? И если вы собираетесь устраивать мне тут сцены, я просто уйду. Так что считайте, что это было предупреждение. - Она задохнулась и только поэтому остановилась. Брови Руперта, обычно готовые взлететь ироничными арками, сигналили Фрэнсис, что она хватила через край.
- Прошу прощения, - сказала она ему. И детям: - Это я не вам говорю. Запомните все, что было только что сказано, и подумайте как следует.
Не говоря ни слова, дети встали и тихо разошлись по комнатам. Но они скоро опомнятся и начнут обсуждать между собой Фрэнсис.
- Все правильно, - сказал Руперт.
- Ты думаешь? - спросила Фрэнсис. Она чувствовала себя разбитой и была недовольна собой. Она уронила голову на сложенные на столе руки.
- Да, конечно. Конфронтация должна была возникнуть, раньше или позже. И кстати, не думай, что я не понимаю, какой груз ты взваливаешь на себя. И буду не в претензии, если ты, как сказала, просто уйдешь.
- Я не собираюсь уходить. - И Фрэнсис потянулась к его руке, которая, почувствовала она, дрожала. - О, боже, - сказала она, - все это так…
Руперт потянулся к ней, Фрэнсис подвинула свой стул к нему, и они обнялись, объединенные огорчением.
Неделю спустя выступление "Ты не наша мама, и мы не будем…" повторилось.
Весь тот день Фрэнсис пыталась поработать над сложной книгой по социологии, которую писала, но ее отрывали телефонные звонки: сначала из школы по поводу детей, потом из больницы насчет Мэриел, и Руперт позвонил из редакции, где работал, с вопросом, что купить к ужину. Ее нервы были на пределе, они дрожали и гудели. Проблемы последних дней сложились в одну, навалились на нее… Что она здесь делает? В какую ловушку снова угодила? Ей хотя бы симпатичны эти дети? Эта девочка с ее упрямо поджатыми губами, этот мальчик (бедный малыш), настолько напуганный тем, что происходит, что едва может поднять глаза на нее или на отца, он даже ходит как во сне, с паникой в глазах, которую пытался замаскировать неумелым сарказмом.
- Хватит, - сказала Фрэнсис, - все, с меня хватит! - И встала со своего места из-за стола, отодвинув тарелку. Она не смотрела на Руперта, потому что совершала непростительное - била его, когда тот был беззащитен.
- Чего хватит? - спросила маленькая девочка - да, она всего лишь маленькая девочка.
- А ты сама как думаешь? Я ухожу. Ухожу, как обещала.