- А-а, - протянула Фрэнсис, понимая, что шансы на возврат Роуз в отеческий дом невелики. И тут тоже было кое-что еще. Разве в свое время сама Фрэнсис не говорила, что ее родители скучны и полны предрассудков? Нет, дерьмовыми фашистами она их, конечно, не называла, но кто знает, может, и назвала бы, если бы эти эпитеты существовали во времена ее молодости. Так вправе ли она критиковать Роуз за то, что девочка не хочет жить с родителями, которые ее не понимают?
Стали передавать тарелки за добавкой - все, кроме Эндрю. Он едва прикоснулся к своей порции. Фрэнсис сделала вид, будто не замечает.
У Эндрю проблемы, но насколько серьезные, пока трудно было сказать.
В Итоне у него все складывалось неплохо, он завел там друзей - пожалуй, для этого и посылают мальчиков в Итон, рассуждала Фрэнсис - и на следующий год собирался поступать в Кембридж. А этот год, заявил Эндрю, он намерен посвятить ничегонеделанью. И сдержал свое слово - во всяком случае, валялся в постели до четырех-пяти часов пополудни. Но выглядел при этом утомленным и что-то - что? - скрывал под своим обаянием, под врожденной коммуникабельностью.
Фрэнсис знала, что старший сын несчастлив (хотя ни один из ее сыновей никогда не мог похвастаться тем, что доволен жизнью). Необходимо было что-то делать. И даже Юлия спустилась как-то к невестке, чтобы спросить:
- Фрэнсис, вы заглядывали в последнее время в комнату Эндрю?
- Я не посмею войти туда без разрешения.
- Вы его мать, я полагаю.
Этот краткий диалог вновь осветил пропасть, разделяющую их. Фрэнсис, как обычно в таких случаях, могла лишь беспомощно смотреть на свекровь, не зная, что сказать. Юлия, безупречная и прямая, молча ждала ответа, и Фрэнсис под ее неодобрительным взглядом ощущала себя школьницей и едва ли не переминалась с ноги на ногу.
- За дымом мальчика почти не видно, - сказала Юлия.
- А, понятно, вы имеете в виду травку - то есть марихуану? Но, Юлия, сейчас почти все ее курят. - Фрэнсис не решилась признаться, что и сама пробовала травку.
- Значит, для вас это пустяк? Это не важно?
- Этого я не говорила.
- Целыми днями Эндрю спит, ночью одурманивает себя этим дымом, почти не ест.
- Юлия, что вы хотите от меня?
- Поговорите с ним.
- Я не могу… не смогу… он не станет слушать меня.
- Тогда я сама поговорю с ним.
И Юлия вышла, развернувшись на маленьких аккуратных каблучках, оставляя за собой запах роз.
Юлия действительно поговорила с Эндрю. И вскоре он пристрастился навещать бабушку в ее комнатах, чего раньше никто не смел делать, и, возвращаясь, всячески пытался навести мосты и смазать колеса.
- Юлия не такая уж плохая, как все думают. Она вообще милашка.
- Вот уж абсолютно не подходящее к Юлии слово.
- Ну, а мне она нравится.
- Мне кажется, Юлия могла хотя бы иногда спускаться к нам. Может, она поужинает с нами?
- Она не придет. Она нас не одобряет, - сказал Колин.
- Возможно, она могла бы реформировать нас, - попыталась пошутить Фрэнсис.
- Ха! Ха! Но почему ты сама никогда не приглашаешь ее?
- Я боюсь Юлию, - впервые призналась сыновьям Фрэнсис.
- А она боится тебя! - воскликнул Эндрю.
- Нет, это абсурд. Я уверена, Юлия никогда в жизни ни перед кем не испытала страха.
- Послушай, мама, ты не понимаешь. Она всегда жила в тепличных условиях. Ей непривычна наша беспорядочная жизнь. Ты забываешь, что до смерти дедушки она, наверное, и яйца не умела сварить. А ты управляешь голодными ордами и говоришь на их языке. Понимаешь?
Он сказал "на их", а не "на нашем", отметила про себя Фрэнсис.
- Я знаю только, что Юлия сидит там с кусочком копченой селедки на полупрозрачном ломтике хлеба и единственным бокалом вина, а мы накладываем себе полные тарелки всевозможных яств. Наверное, стоит послать ей поднос?
- Я спрошу у нее, - пообещал Эндрю и, вероятно, так и сделал, но ничего не изменилось.
Фрэнсис заставила-таки себя подняться в комнату старшего сына. Было всего шесть часов вечера, но уже стемнело. (Это было недели две назад.) Она постучалась, хотя ноги сами вели ее обратно.
- Входите, - услышала она спустя довольно долгий промежуток времени.
Фрэнсис вошла. Эндрю лежал одетый на кровати и курил. За окном лил холодный дождь.
- Уже шесть часов, - сказала она.
- Я знаю, что уже шесть часов.
Фрэнсис села, не дождавшись так нужного ей приглашения. Комната была большая, обставленная старинной массивной мебелью, которую освещали несколько прекрасных китайских ламп. В этой обстановке Эндрю казался как-то совсем не к месту, и Фрэнсис не могла не вспомнить мужа Юлии, дипломата. Вот кто смотрелся бы здесь органично.
- Ты пришла читать мне лекции? Не утруждай себя понапрасну. Юлия уже сказала мне все, что в таких случаях полагается.
- Я беспокоюсь за тебя, - произнесла Фрэнсис дрожащим голосом. Годы, десятилетия невысказанных тревог рвались наружу из ее горла.
Эндрю приподнялся на подушке, чтобы приглядеться к матери. Не враждебно, а скорее настороженно.
- Я и сам за себя беспокоюсь, - ответил он. - Но похоже, скоро я смогу взять себя в руки.
- Точно, Эндрю? Скоро?
- В конце концов, это ведь не героин, и не кокаин, и не… Ты же не видишь раскиданных по комнате пустых бутылок.
От внимания Фрэнсис тем не менее не ускользнуло, что под кроватью валялись рассыпанные голубые таблетки.
- Тогда что это рассыпано у тебя на полу?
- Ах, те маленькие голубые таблетки? Амфетамины. Насчет них не стоит волноваться.
- Потому что к ним не возникает привыкания и от них можно отказаться в любой момент, - процитировала сына Фрэнсис. Она желала придать голосу ироничность, но это ей не удалось.
- В этом я как раз не уверен. Думаю, на самом деле я уже зависим - но не от таблеток, а от травы. Она определенно помогает смягчить реальность. Кстати, почему бы тебе не попробовать травку?
- Я уже пробовала. На меня она не оказывает никакого воздействия.
- Жаль, - заметил Эндрю. - Потому что, на мой взгляд, реальность довольно жестока к тебе.
Больше он ничего не сказал. Фрэнсис подождала немного, встала и вышла из комнаты. Уже закрывая за собой дверь, она услышала:
- Спасибо, что зашла, мама. Заглядывай.
Неужели все это время Эндрю хотел ее "вмешательства" и ждал, чтобы мать навестила его, хотел поговорить с ней?
Что касается нынешнего вечера, то свою связь с обоими сыновьями Фрэнсис ощущала как никогда сильно, только все это было ужасно - они трое были близки сегодня благодаря разочарованию. Их объединил удар, нанесенный в то же место, что и раньше.
Говорила Софи.
- Вы слышали о том, какую замечательную роль дали Фрэнсис? - спрашивала она Джонни. - Она станет звездой. Это прекрасно. Вы пьесу читали?
- Софи, - попыталась остановить ее Фрэнсис, - боюсь, от роли мне пришлось отказаться.
Девушка изумленно уставилась на нее, и в ее больших голубых глазах уже блестели слезы.
- Что это значит? Вы не можете… это невозможно… это неправда.
- Я отказалась от роли, Софи.
Оба сына гневно смотрели на Софи и, вероятно, пинали ее под столом: заткнись!
Милая девочка ахнула и уткнулась лицом в ладони.
- Обстоятельства изменились, - сказала Фрэнсис. - Долго объяснять.
Теперь мальчики обратили обвиняющие взгляды на отца. Тот замялся, хотел было пожать плечами, подавил это желание, улыбнулся и вдруг заявил:
- Я пришел к тебе по важному делу, Фрэнсис.
Так вот почему он не ушел и не садился, все стоял неловко у окна. Ему нужно что-то ей сказать.
Фрэнсис внутренне собралась и поняла, что Колин и Эндрю делают то же самое.
- Хочу попросить тебя об одном одолжении, - начал Джонни, обращаясь непосредственно к обманутой жене.
- И что же это за одолжение?
- Ты знаешь о Тилли? Конечно же знаешь… Это дочь Филлиды.
- Разумеется, я в курсе, кто она такая.
Эндрю, навещавший отца, своими немногословными рассказами давал понять, что его новая семья не отличается гармонией и что девочка причиняет массу хлопот.
- Филлида не может справиться с Тилли.
При этих словах Фрэнсис громко рассмеялась, потому что уже поняла, что последует дальше. Она сказала:
- Нет. Это попросту невозможно. И речи быть не может, нет.
- Но как же, Фрэнсис, ты сама подумай. Они не ладят. Филлида на грани нервного срыва. И я тоже. Я хочу, чтобы Тилли временно пожила у тебя. Ты ведь так отлично умеешь…
От негодования Фрэнсис задохнулась. Она заметила, что оба ее мальчика побледнели. Втроем они молча переглянулись, разделяя мысли и чувства друг друга.
Софи же восклицала:
- О Фрэнсис, какая же вы все-таки добрая, как это прекрасно!
Джеффри, который уже так давно приходил в этот дом, что с полным правом мог называться членом семьи, подхватил:
- Клевая идея.
- Минутку, Джонни, - сказала Фрэнсис. - Ты просишь меня забрать дочь твоей второй жены, потому что вы не в силах справится с ней?
- В общем и целом - да, - признал с улыбкой Джонни.
Наступила долгая-долгая пауза. До восторженных Софи и Джеффри постепенно доходило, что Фрэнсис реагирует совсем не в традициях всеобщего либерального идеализма, как они предполагали, то есть в духе "Все к лучшему в этом лучшем из возможных миров" (в будущем именно так будут описывать шестидесятые).
Фрэнсис услышала свои дальнейшие слова:
- Вероятно, ты собираешься оказывать какую-то финансовую поддержку? - И поняла, что уже соглашается.