Вильгельм встретил как-то на лестнице Сильвию, которая поднималась к себе после недели в больнице, и попросил врачебного совета насчет Юлии, но девушка ответила: "Извините, гериатрией я еще не занималась", - и протиснулась мимо него, стремясь поскорее очутиться в кровати.
Юлия слышала их краткий разговор, потому что стояла в этот момент на верхней площадке. Гериатрия. Она вспоминала, думала, страдала; в ее параноидальном состоянии (по-иному ее состояние не назвать) все воспринималось как враждебность. Ей казалось, что Сильвия настроена против нее.
Сильвия прочитала письмо юриста в тот самый момент, когда хотела спать как пленник, которого пытали лишением сна, или как мать, измученная беспокойным младенцем. Она спустилась к Филлиде с письмом в руке. Мать встретила ее в кимоно, расшитом астральными знаками, и саркастическим:
- Чем обязана чести видеть…
- Мама, он тебе оставил денег? - перебила Сильвия Филлиду.
- Кто? О чем ты говоришь?
- Мой отец. Он оставил мне деньги.
Тут же лицо Филлиды взорвалось яростью, и Сильвия поморщилась:
- Ты только выслушай меня, это все, о чем я тебя прошу, только выслушай.
Но Филлиду уже несло, ее голос нарастал, накатывал и опадал в жалостливом речитативе:
- Так значит, я для него ничто, конечно, кто со мной станет считаться, он оставил деньги тебе…
Сильвия дотащилась до стула, упала на него и провалилась в сон. Она так и сидела там, обмякшая, покинувшая на время суету этого мира.
Филлида заподозрила, что это обман или какая-то ловушка. Она вгляделась в дочь, даже приподняла и уронила вялую руку Сильвии. Потом тяжело осела - удивленная, даже потрясенная - настолько, что умолкла. Она знала, как много работает Сильвия, всем известно, каково приходится молодым врачам… но чтобы заснуть вот так, посреди фразы…
Филлида подобрала письмо, упавшее на пол, прочитала его и, с листком в руке, задумалась. У нее не было возможности спокойно посмотреть - по-настоящему посмотреть - на дочь уже бог знает сколько лет. Зато сейчас она увидела все. Тилли так бледна, так худа, измождена просто - ужас что требуют от начинающих медиков, за такие нагрузки должны платить…
Все эти новые для Филлиды мысли текли в тишине. Плотные занавеси на окнах задернуты, в доме ни звука. Может, нужно разбудить Тилли? Не опоздает ли она на работу? Это лицо - оно совсем не похоже на ее лицо, лицо матери. Губы у Тилли - копия отцовских, розовые и нежные. Да, розовый и нежный - отличные эпитеты для описания товарища Алана, и пусть все называют его героем. Она дважды выходила замуж, и оба раза за коммунистов-героев. Спрашивается, и где была ее голова, а? (Эта до сей поры не свойственная Филлиде самокритика вскоре приведет ее в психотерапию и затем в новую жизнь.)
Зачем Тилли пришла к ней рассказать про отцовское наследство - похвастаться? Поиздеваться? Однако в глубине души Филлида понимала, что это не так. У Сильвии полно странных идей и причуд, и она ненавидит свою мать, но Филлида никогда не замечала в ней мстительности или зловредности.
Сильвия внезапно проснулась и подумала, что ей снится кошмар. Лицо матери - грубое, красное, с безумным обвиняющим взглядом - висело над ней в паре дюймов, и через миг зазвучит этот голос, как всегда, он будет зудеть, бить ей по нервам. "Ты разрушила мою жизнь. Если бы тебя не было, моя жизнь была бы… Ты - мое проклятие, камень на моей шее…"
Она вскрикнула и оттолкнула мать, потом привстала. Увидела письмо в руке Филлиды и выхватила его.
- А теперь послушай меня, мама, - сказала Сильвия, выпрямившись. - Только не говори ничего, ни слова, прошу тебя, это несправедливо, что все деньги он оставил мне, я отдам тебе половину. С юристом я сама поговорю. - И девушка выбежала из комнаты, зажимая уши ладонями.
Посоветовавшись с Эндрю, Сильвия отдала распоряжения юристам, и все было сделано, как она обещала матери. Филлида получила половину денег Джонсона, и для Сильвии это означало, что приличное состояние превратилось в полезную сумму, достаточную, чтобы купить дом. Это давало уверенность. Эндрю сказал, что ей следует обратиться к консультанту по финансам.
Внезапно осталась лишь одна статья расхода на образование - плата за учебу Эндрю. Фрэнсис пообещала себе, что, если ей еще раз предложат роль, она согласится.
Вновь в дверь кухни постучался Вильгельм, но на этот раз доктор Штайн был улыбчив и самодоволен как мальчишка. Случилось это все так же воскресным вечером, когда Фрэнсис с двумя сыновьями ужинали - по-семейному.
- У меня новость, - объявил Вильгельм, обращаясь к Фрэнсис. - Вернее, у нас с Колином новость. - Он достал письмо и помахал им. - Колин, хочешь сам зачитать это вслух?.. Нет? Тогда я сам.
И он прочитал вслух письмо от респектабельного издательства, в котором говорилось, что роман Колина "Пасынок" будет в ближайшем будущем напечатан и что на него возлагаются большие надежды.
Поцелуи, объятия, поздравления. Колин был так счастлив, что не мог внятно объяснить, что и как. А дело обстояло следующим образом: Вильгельм прочитал и раскритиковал две первые пробы пера Колина, но третий роман получил его одобрение, и он нашел издателя - своего друга. Так что они уже давно ждали письма. Так долгое ученичество Колина у собственного терпения и упрямства закончилось. Пока все целовались и восклицали, и обнимались, маленькая собачонка прыгала у людей между ног и оголтело тявкала, доходя до истерики от желания принять участие во всеобщем ликовании. Наконец она умудрилась взобраться Колину на плечо и стояла там, размахивая своим хвостом-закорючкой, едва не сбрасывая с хозяина очки.
- Злюка, брысь! - прикрикнул на терьера Колин, и наконец эмоции захлестнули его, со смехом и слезами он вскочил, закричал: - Злюка, Злюка… - И бросился по лестнице к себе, прижимая собачку к груди.
- Замечательно, - заключил Вильгельм Штайн, - замечательно, - и, поцеловав воздух над рукой Фрэнсис, удалился с улыбкой к Юлии, которая, услышав принесенную другом новость, посидела молча некоторое время и потом сказала:
- Значит, я ошибалась. Я очень сильно ошибалась.
И Вильгельм, зная, как не нравится Юлии ошибаться, отвернулся, чтобы не видеть следы самопорицания в ее глазах. Он налил два стакана мадеры, потратив на это как можно больше времени, и заметил:
- У Колина талант, Юлия. Но что еще важнее, он умеет трудиться.
- Тогда мне следует извиниться перед ним за мои нелюбезные слова.
- Возможно, ты согласишься пойти со мной завтра в "Космо"? Небольшая прогулка, Юлия, не повредит тебе.
Юлия на следующий же день попросила у Колина прощения, и внук, видя ее смятение и огорчение, не пожалел времени и стараний, чтобы заверить бабушку в том, что ее извинения приняты. Затем, продев руку в перчатке под локоть Вильгельма, Юлия прошествовала с холма в "Космо", где старый друг осыпал ее пирожными и комплиментами, пока вокруг них пылало пламя политических дебатов.
Фрэнсис прочитала "Пасынка" и передала книгу Эндрю, который позднее так отозвался о романе:
- Интересно. Весьма интересно.
Много лет назад Фрэнсис приходилось сидеть и выслушивать обвинения Колина в адрес ее самой и его отца, неистовые и безжалостные, после чего она чувствовала себя словно обожженной потоками лавы. Роман сына был эссенцией того гнева. По сюжету мать маленького мальчика вторично выходит замуж за жулика, пройдоху с ловко подвешенным языком, который прячет свои преступления за завесой убедительной лжи, сулящей всевозможные райские наслаждения. По отношению к пасынку он ведет себя или равнодушно, или неприязненно. Каждый раз, когда мальчик начинает верить, что его мучитель исчез навсегда, тот появляется снова, и мать снова подпадает под чары его слов. Потому что да, этот жулик был по-своему обаятелен. Повествование, построенное в форме разговоров мальчика с его воображаемым другом, единственным компаньоном одинокого ребенка, было печально и иногда забавно благодаря тому, что своеобразное видение ребенка в глазах взрослого читателя интерпретируется как гротеск или искажение - почти кошмарные сцены на самом деле были обыденны и даже безвкусны (вроде театра теней). Рецензент в издательстве назвал роман небольшим шедевром, и, вероятно, так оно и было. Но мать и старший брат находили в книге больше, чем сотрудники издательства: они видели горькое несчастье, от которого рассказчик сумел дистанцироваться магией своего мастерства. Своей книгой Колин показал, что он повзрослел, и Эндрю заметил матери:
- Ты знаешь, мой младший братишка перерос меня. Не думаю, что смог бы достичь такой степени беспристрастности.
- Неужели все было так плохо? - спрашивала Фрэнсис у Колина и боялась услышать ответ. А ответом было:
- Да, было ужасно, вряд ли ты поймешь… Хуже, чем он, отцов, наверное, не бывает.
- Он же не бил вас, - слабо возражала Фрэнсис, пытаясь отыскать в прошлом светлые краски.
Эндрю ответил, что есть вещи похуже битья.
Но когда было решено, что издание "Пасынка" следует отметить праздничным ужином, Колин сам добавил отца к списку гостей.
Итак, большой стол снова соберет "всех" вокруг себя.
- Я позвал всех, - сказал Колин.
Софи была первой, кого пригласили и кто принял приглашение. Джеффри, Дэниел и Джеймс, все обитавшие в квартире-коммуне у Джонни, сказали, что придут, но позже назначенного часа - митинг. Джонни сказал то же самое. Джил, с которой Колин столкнулся на улице, обещала зайти. Юлия заявила, что никто не захочет видеть за столом скучную старуху, и Вильгельм пожурил ее:
- Моя дражайшая Юлия, ты знаешь, что это не так.