- Как я понимаю, ты пришел навестить падчерицу? - спросила она.
Джонни замялся. Ему не терпелось подняться наверх и посмотреть шестичасовые новости, но он, очевидно, планировал сказать что-то Фрэнсис, и она стояла, прислонившись к полкам над плитой, и думала: "Ну-ка, попробую угадать…" И, как она и ожидала, он выпалил:
- Видишь ли, Филлида…
- Что Филлида?
- Она нездорова.
- Да, Эндрю говорил.
- Через пару дней я еду на Кубу.
- Тогда будет лучше, если ты возьмешь ее с собой.
- Боюсь, средств на это не хватит, и…
- А кто платит?
На лице Джонни возникло раздраженное выражение "Ну чего еще от нее можно ожидать", которое давало Фрэнсис понять всю безнадежность ее скудоумия.
- О таких вещах не спрашивают, товарищ.
Когда-то этих слов было достаточно, чтобы она погрузилась в пучину собственной неполноценности и вины. Надо же, как ловко у Джонни получалось заставить ее почувствовать себя идиоткой.
- А я спрашиваю. По-моему, ты забываешь, что у меня есть основания интересоваться твоими финансами.
- Кстати, сколько тебе будут платить на твоей новой работе в газете?
Фрэнсис улыбнулась:
- Недостаточно, чтобы содержать двух твоих сыновей и твою падчерицу.
- И кормить всех, кто решит заглянуть сюда на ужин.
- Что? Ты же не хочешь, чтобы я выгоняла на улицу потенциальных революционеров?
- Они все лентяи и разгильдяи, - заявил Джонни. - Оборванцы. - Но затем решил не продолжать и сменил тон: теперь он призывал к лучшим чувствам Фрэнсис. - Филлида действительно плоха.
- И чего ты от меня хочешь?
- Хочу, чтобы ты приглядела за ней.
- Нет, Джонни.
- Ну, тогда попрошу Эндрю. Все равно он ничем не занят.
- Он занят - ухаживает за Тилли. Она больна, как тебе известно.
- По большей части девочка просто бьет на жалость.
- Тогда почему ты кинул ее на нас?
- О… к черту, - сказал товарищ Джонни. - Психические расстройства - не моя специальность, а твоя.
- Тилли больна. Серьезно больна. Ты надолго собираешься уехать?
Он посмотрел себе под ноги, нахмурился.
- Я согласился поехать на шесть недель, но с этим очередным кризисом… - Вспомнив о кризисе, он торопливо свернул разговор: - Пойду послушаю новости. - И выбежал из кухни.
Фрэнсис подогрела суп, куриное жаркое, чесночный хлеб, сделала салат, выложила на блюдо фрукты, нарезала сыр. Она думала о несчастном ребенке - о Тилли. На следующий день после ее появления Эндрю заглянул к Фрэнсис в кабинет, где она работала, и спросил:
- Мама, ты не против, если я устрою Тилли в гостевой комнате? Вряд ли она может спать у меня, хотя, похоже, именно этого ей хочется.
Фрэнсис ожидала чего-то в этом роде. На ее этаже было четыре комнаты: ее спальня, кабинет, гостиная и маленькая комнатка, которая служила спальней для гостей во времена, когда в доме хозяйничала Юлия. Фрэнсис считала этаж полностью своим, считала его убежищем, где она была свободна от всех забот, всех людей. А теперь больная Тилли окажется совсем рядом. И будет мыться в ее ванной…
- Ну ладно, Эндрю. Но я не смогу ухаживать за ней. Ведь девочке нужен уход.
- Конечно, я сам буду за ней ухаживать. И буду убирать в ее комнате. - Потом, уже повернувшись, чтобы взбежать вверх по лестнице, он сказал тихо, но настойчиво: - Тилли действительно нужна помощь.
- Да, я понимаю.
- Она боится, что мы отправим ее в психушку.
- С какой стати, она же не сумасшедшая.
- Нет, - подтвердил сын с кривой улыбкой, в которой было больше мольбы, чем он подозревал. - Но может, я сумасшедший?
- Мне так не кажется.
Она слышала, как Эндрю спустился вместе с девушкой из своей спальни, и они вдвоем удалились в гостевую комнату.
О том, что там происходит, Фрэнсис могла догадаться: девушка лежала, свернувшись калачиком, на кровати или даже на полу, а Эндрю обнимал ее, утешал, возможно, даже напевал ей что-то (она уже слышала, как сын это делал).
И чуть раньше, этим утром, готовя на кухне еду на вечер, Фрэнсис наблюдала следующую сцену. Эндрю сидел за обеденным столом рядом с Тилли, завернувшейся в детское одеяльце, которое нашла в комоде и присвоила. Перед ней стояла миска молока с кукурузными хлопьями, и вторая такая же миска - перед Эндрю. Он играл с ней в детскую игру:
- Одна ложка для Эндрю… Теперь одна ложка для Тилли… Одна для Эндрю…
При словах "одна для Тилли" она открывала рот и огромными голубыми глазами смотрела на Эндрю. Казалось, что она не умеет моргать. Эндрю наклонял ложку, после чего девушка закрывала губы, но не глотала. Эндрю заставлял себя проглотить свою ложку, и все повторялось:
- Одна для Тилли… Другая для Эндрю…
В рот Тилли попадали жалкие крохи, но хотя бы Эндрю что-то ел.
Потом Эндрю делился с ней:
- Тилли не ест. Нет-нет, у нее это получается гораздо хуже, чем у меня. Она совсем не ест.
Все это происходило задолго до того, как анорексия стала привычным явлением наряду с сексом и СПИДом.
- А почему Тилли не ест? Ты знаешь? - поинтересовалась Фрэнсис, подразумевая: пожалуйста, скажи мне, почему ты сам не ешь.
- В ее случае я бы сказал, что из-за матери.
- А какие еще бывают случаи?
- Ну, в моем случае, например, это скорее из-за отца.
Самоирония и неунывающий юмор, которые воспитал в сыне Итон, в этот момент словно отсоединились от его истинного "я" и превратились в набор гротескных и неуместных масок. Глаза Эндрю смотрели на мать серьезно, тревожно, умоляюще.
- И что же нам делать? - спросила Фрэнсис в таком же отчаянии, как и он.
- Надо подождать, немного подождать, только и всего, а потом все наладится.
Когда "детвора" (пора бы ей уже перестать называть их так) толпой спустилась и расселась вокруг стола в ожидании еды, Джонни с ними не вернулся. Все сидели и прислушивались к ссоре, вспыхнувшей на верхнем этаже дома. Крики, проклятия - отдельных слов, правда, было не разобрать.
Эндрю пояснил Фрэнсис:
- Отец хочет, чтобы Юлия пожила в его квартире и присмотрела за Филлидой, пока он будет на Кубе.
Все посмотрели на Фрэнсис, ожидая ее реакции. Она рассмеялась.
- О, господи, - сказала она. - Это же переходит всякие границы.
Теперь все переглядывались - неодобрительно. То есть все, кроме Эндрю. "Детвора" восхищалась Джонни и считала Фрэнсис недоброй. Эндрю сказал, обращаясь ко всем очень серьезно:
- Это невозможно. Несправедливо просить об этом Юлию.
Верхний этаж, где обитала Юлия, часто бывал объектом насмешек, и хозяйку дома называли не иначе как старухой. Но с тех пор как Эндрю вернулся домой и подружился с Юлией, отношение к ней стало меняться, так как все брали пример с него.
- С какой стати она должна помогать Филлиде? - сказал Эндрю. - Хватит и того, что ей приходится терпеть всех нас.
Этот новый взгляд на ситуацию заставил всех задуматься.
- И к тому же Филлида ей не нравится, - сказала Фрэнсис в поддержку Эндрю. И вовремя остановилась, потому что на языке уже вертелось продолжение: и я ей не нравлюсь, Юлии никогда не нравились женщины Джонни.
- Кому она вообще может нравиться? - воскликнул Джеффри, и Фрэнсис взглянула на него вопросительно: это было что-то новое.
- Филлида приходила сюда сегодня, - объяснил Джеффри.
- Она хотела поговорить с тобой, - добавил Эндрю.
- Сюда? Филлида?
- Она чокнутая, - сказала Роуз. - Я была здесь, видела ее. Она спятила. Съехала с катушек. - И Роуз хихикнула.
- А что Филлиде было нужно? - удивилась Фрэнсис.
- Я не спрашивал, - ответил Эндрю. - Сказал ей, чтобы уходила.
Наверху хлопнула дверь, громче раздались крики Джонни, и вот он уже затопал по лестнице, а вслед ему неслось единственное слово, которым наградила сына Юлия:
- Имбецил!
Он вошел в кухню, искрясь от ярости.
- Старая сука, - бормотал он, - фашистка.
"Детвора" смотрела на Эндрю в ожидании подсказки, как себя вести. Он же сильно побледнел, и вид у него был нездоровый. Громкие крики, ссоры - для него это было слишком.
- Это уже слишком, - протянула Роуз, наслаждаясь общей атмосферой раздора.
Эндрю сказал:
- Тилли снова расстроится.
Он полупривстал из-за стола, и Фрэнсис попросила сына, боясь, что он воспользуется этим предлогом, чтобы не поужинать:
- Пожалуйста, сядь, Эндрю.
Он сел, и Фрэнсис удивилась тому, что он ее послушался.
- Вы знали, что ваша… что Филлида приходила сюда? - спросила Роуз у Джонни, хихикая. Она раскраснелась, ее маленькие черные глазки блестели.
- Что? - спросил Джонни резко, кинув быстрый взгляд в сторону Фрэнсис. - Она действительно приходила?
Никто не ответил ему.
- Я поговорю с Филлидой, - сказал он неловко.
- Ее родители живы? - поинтересовалась Фрэнсис. - Она могла бы пожить с ними, пока ты не вернешься с Кубы.
- Филлида ненавидит их. И имеет на это все основания. Они - жалкие отбросы люмпена.
Роуз зажала рот рукой, сдерживая новый приступ веселости.
Тем временем Фрэнсис оглядывала стол: кто сегодня ужинает с ними? Помимо Джеффри - ну, само собой, этот всегда здесь - она увидела Эндрю, потом Роуз, и еще Джил, и Софи, которая плакала. За столом сидел и еще один мальчик, незнакомый ей.
В этот момент снова зазвонил телефон, и снова это был Колин.
- Я тут подумал, - сказал он, - Софи не у вас? Она, должно быть, дико расстроена. Позови ее, я поговорю с ней.