Мы дольше, чем требовалось, изучали меню, пожирающие время списки блюд и соусов (против названия каждого располагались две колонки цифр: цены и, как в большинстве московских ресторанов, вес ингредиентов - упреждающая деталь, предположительно способная убедить клиента в том, что его не обдирают как липку). Помню, глаза мои невольно перебегали к ценам "Шашлыка по-царски" и "Морского сюрприза". Одинокая жизнь способна сделать бережливым даже того, кто купается в деньгах.
- Так что, Коля, - наконец произнесла Маша - по-английски, но прибегнув к жантильному русскому уменьшительному, - зачем вы приехали в нашу Россию?
- Давайте говорить по-русски, - предложил я. - По-моему, так будет проще.
- Ну пожалуйста, - попросила Катя. - Нам нужно практиковаться в английском.
- Хорошо, - сдался я. Я пришел в "Сказку Востока" не для того, чтобы препираться с этими девушками. И с той минуты мы говорили преимущественно на английском, переходя на русский, лишь когда того требовало общение с их соотечественниками.
- Так, - произнесла по-русски Катя. И затем по-английски: - Так. Почему Россия?
Я дал ответ, не требовавший пояснений, - я всегда отвечал на этот вопрос одинаково:
- В поисках приключений.
На самом деле это была неправда. Причина моего приезда в Россию состояла в том, что, дожив до тридцати с небольшим лет, я вступил в пору разочарований, в пору, когда энергия и честолюбие стали ослабевать во мне, а друзья родителей умирать. В пору вопроса: "И это все?" Мои женатые лондонские знакомые начали разводиться, неженатые - заводить кошек. Люди вокруг меня принимались бегать марафоны или обращались в буддистов - и то и другое позволяло им как-то пережить это трудное время. Для тебя, сколько я понимаю, средством такого рода стали семинары неких сомнительных евангелистов, о которых ты мне рассказывала и на которых побывала пару раз перед тем, как мы познакомились. Правда же состоит в том, что моя фирма попросила меня поработать в Москве - всего один год, сказали мне, ну, может быть, два. И намекнули, что это станет для меня кратчайшим путем к положению партнера. Я ответил согласием и сбежал из Лондона, сбежал от мыслей о том, что я больше не молод.
Девушки улыбались.
Я сказал:
- Моя компания попросила меня поработать в московском офисе. Для меня это было хорошей возможностью. А кроме того, - прибавил я, - мне всегда хотелось увидеть Россию. Мой дедушка бывал здесь во время войны.
Это, как ты знаешь, правда. Дедушку я знал мало, однако, когда я был маленьким, его военное прошлое то и дело упоминалось в наших семейных разговорах.
- А где служил ваш дедушка? - поинтересовалась Маша. - Он был шпионом?
- Нет, - ответил я. - Моряком. Служил в конвоях - знаете, на кораблях, которые доставляли из Англии в Россию всякого рода припасы. Они ходили в Арктику. В Архангельск. В Мурманск.
Маша, склонившись над столом, что-то прошептала Кате, - переводит, решил я.
- Правда? - сказала она. - Вы не шутите? Он действительно бывал в Мурманске?
- Да. И не один раз. Ему везло. Его корабль ни разу не подбили. Думаю, деду хотелось побывать в России и после войны. Однако в советские времена это было невозможно. Я знаю все это со слов отца - дедушка умер, когда я был маленьким.
- Нам это очень интересно, - сказала Катя. - Потому что мы как раз оттуда. Родились в Мурманске.
Подходит, чтобы принять у нас заказы, официант. Девушки просят принести им по шашлыку из осетрины. Я заказываю баранину, азербайджанские, начиненные сыром и травами, лепешки, рулетики из баклажанов с толченым грецким орехом внутри, гранатовый соус и полбутылки водки.
То, что мой дед побывал в их родном городе, показалось мне тогда многозначительным совпадением или своего рода ключом к чему-то важному. Я спросил, как оказалась там их семья. Я знал, что Мурманск был одним из закрытых военных городов, попасть в которые человек мог, лишь если у него имелась на то серьезная причина, - или если у кого-то еще имелась причина отправить его туда.
Маша посмотрела мне в глаза и постукала себя по плечу кончиками красных ногтей. Я понимал: мне следует сказать или сделать что-то в ответ, но не знал что. И, прождав несколько секунд, повторил ее жест. Девушки засмеялись: Маша откинув голову назад, Катя - издавая приглушенное, смущенное хихиканье из тех, что в школьные времена спасают человека от неприятностей, если смех нападает на него посреди урока.
- Нет, - сказала Маша. - Как они называются, эти штуки, которые носят военные?
- Эполеты? - подсказал я.
- Когда русские делают так, - пояснила она, снова постучав себя по плечу, - это означает, что речь идет о человеке, который служит в армии, или в полиции, или в чем-то вроде этого.
- Ваш отец?
- Да. Он был моряком. И его отец тоже. Как ваш дедушка.
- Верно, - подхватила Катя. - Наш дед служил в охране конвоев. Может быть, он даже был знаком с вашим.
- Может быть, - согласился я.
Мы улыбались друг дружке. Нервно поерзывали в креслах. Я посматривал на Машу, однако, встречаясь с ней взглядом, всякий раз отводил глаза в сторону - обычная для первого свидания игра в кошки-мышки. В запотевшем окне за спинами девушек едва-едва различались за рекой, которую уже вовсю сек дождь, пустые дорожки парка, Крымский мост, а за ним подсвеченный огромный, нелепый памятник Петру Великому, нависающий над рекой рядом с шоколадной фабрикой "Красный Октябрь".
Я задал девушкам несколько вопросов об их мурманском детстве. Конечно, там было трудно, сказала Маша. Мурманск - не Москва. Зато летом в нем светло круглые сутки, можно гулять среди ночи по лесу.
- И вот такое у нас тоже было! - сообщила Катя, указав на возвышающееся над парком Горького колесо обозрения. Она снова улыбнулась и показалась мне невинной, простодушной девушкой, полагающей, что колесо обозрения - это самый что ни на есть Диснейленд.
- Правда, оно было слишком дорогим, - сказала Маша. - Не очень-то покатаешься. Когда я была маленькой - в восьмидесятых, при Горбачеве, - то могла лишь любоваться им. Оно казалось мне таким прекрасным.
- А почему вы уехали оттуда? - спросил я. - Почему перебрались в Москву?
Я полагал, что ответ мне уже известен. Русские девушки из провинции по большей части приезжали в столицу с деньгами, достаточными лишь для того, чтобы прилично выглядеть в течение двух недель, каковые они проводили, ночуя у каких-нибудь знакомых - на полу - и подыскивая работу или, в идеале, мужчину, способного перенести их в другую жизнь - за железные, под электрическим током, ограды "элитного" Рублевского шоссе. Или же, если мужчина уже женат, способного поселить девушку в квартире, расположенной на одной из улочек близ Патриарших прудов, - это такой московский Хэмпстед, только единиц автоматического оружия тут гораздо больше, чем в настоящем, - посещать ее там раза два в неделю и оставить ей эту квартиру, когда девушка ему надоест. В те дни доведенные до отчаяния длинноногие девушки стали вторым после нефти основным национальным продуктом России. Их можно было заказывать через Интернет, сидя в Лидсе или Миннеаполисе.
- Семейные обстоятельства, - ответила Маша.
- Родители в Москву переехали?
- Нет, - сказала Маша. - Родители остались в Мурманске. А вот мне пришлось уехать.
Она произвела еще один жест - подняла руку и пощелкала себя пальцами по белой шее, - и этот я понял: пьянство. Общероссийское его обозначение.
- Ваш отец?
- Да.
Я представил себе скандалы, происходившие там, в Мурманске, слезы, зарплаты, пропивавшиеся в загулах, которые начинались прямо в дни получек, и маленьких девочек, прятавшихся в своей комнате и мечтавших о большом колесе, покататься на котором им не на что.
- Теперь, - сказала Маша, - в живых осталась одна только мама.
Я не знал, стоит мне выразить соболезнование или не стоит.
- Но у нас и в Москве есть родня, - сказала Катя.
- Да, - подтвердила Маша, - мы не одни в Москве. У нас есть тетушка. Может быть, мы вас с ней познакомим. Она старая коммунистка. Думаю, вам будет интересно.
- Был бы очень рад, - сказал я.
- В Мурманске, - продолжала Маша, - у нас почти не было знакомых. А Москва научила нас всему. Всему хорошему. И всему плохому.
Заказ нам принесли весь сразу, как это принято в кавказских ресторанах, ни в грош не ставящих медлительность наслаждения, подразумеваемую концепцией начального и основного блюд. Мы приступили к еде. Сидевшие за моей спиной бизнесмены уже насытились и теперь тискали своих спутниц - отнюдь не украдкой. Над столом нависало облако табачного дыма. Думаю, эти мужики курили даже под душем.
Я спросил, где живут Маша и Катя. Они ответили, что снимают квартиру на Ленинградском проспекте - давящейся машинами магистрали, которая идет к Шереметьеву, а оттуда дальше на север. Я спросил у Маши, нравится ли ей работа в магазине мобильных телефонов.
- Работа как работа, - ответила Маша. - Не всегда интересная.
Она улыбнулась - коротко и саркастично.
- А чем занимаетесь вы, Катя?
- Учусь в МГУ - ответила она.
Московский государственный университет - это российский вариант Оксфорда, только для поступления в него нужно дать взятку - и еще одну, чтобы защитить диплом.
- Бизнес-менеджмент.
Я показал, как то и ожидалось, что услышанное произвело на меня сильное впечатление. Затем начал было рассказывать о моей учебе в Бирмингеме, но Маша перебила меня.
- Пойдем потанцуем, - предложила она.