Орлица направлялась к равнине, на восток. Орел предпочитал холмистую возвышенность на юге. У каждого была своя область промысла, и ни один не рассчитывал на другого в поисках добычи. Только когда им случалось напасть на стадо диких коз, карабкавшихся по каменистому склону вблизи какой-нибудь пропасти, - тогда уж они действовали сообща. С шумом налетали они на свою жертву и били ее крыльями до тех пор, пока ошеломленное животное не срывалось в ущелье. Тогда они с громкими торжествующими криками набрасывались на его размозженное тело.
Иногда они подстерегали зайца или глухаря, вышедших на открытое место. Птицы часами терпеливо кружились над своей добычей, выжидая удобный для нападения момент. А если в горах им не удавалось ничем поживиться, улетали к равнине на поиски падали.
Их обоняние улавливало запах трупа на расстоянии многих километров. Восходящие воздушные течения помогали им подняться ввысь. Они служили для них небесными дорогами. Орлиный взор окидывал огромное пространство, никакая мелочь на земле не могла от него укрыться. С высоты они каждый день видели синюю кромку моря, обширные равнины с городами и селами, над которыми они нередко кружили, привлеченные видом домашней птицы во дворах. Им была знакома каждая ложбинка, каждый холмик и каждая речушка, потому что уже два века они летали над этой землей. Перемен, которые происходили в это время внизу, орлы не замечали, ибо совершались они постепенно и медленно. Села, как, впрочем, и города, стали больше, леса, наоборот, редели, реки сужали свои русла, а дороги умножали белые свои ниточки. Шум, долетающий с земли, становился все громче и неумолчнее. И вместе с этими переменами орлам все трудней было разыскивать себе пищу: дичь исчезала, а трупы умерших животных встречались редко.
Птицы вынуждены были улетать далеко, к берегам моря или на север, к Балканам. Там перемены ощущались не так сильно.
Очень часто по целым дням им не удавалось найти пищи, но это их не смущало. Орлы были так живучи, что голод их не истощал. Он делал их лишь более свирепыми и дерзкими.
За свою многолетнюю жизнь они помнили не одну войну, не одно бедствие и мор. Чутье ко всякому несчастью, надвигавшемуся на землю, обострилось у них в течение этих двух веков. Они научились понимать, что означают далекие раскаты орудий, которые долетали до их слуха как радостный предвестник, обещающий богатую поживу. Пожарища и запах дыма влекли их на поля сражений. Они следили сверху за колоннами людей, обозами и беженцами, слушали рев скота и шум боев, уверенные, что на этот раз им надолго хватит пищи. Тогда они покидали горы и временно переселялись туда, где кипела война. Человеческое мясо было не менее вкусно, чем мясо животных. Свою добычу они делили с воронами и другими стервятниками. И после, когда война кончалась, они еще долго кружили над этими местами.
Они были свидетелями нашествий чумы, опустошавшей села, не оставлявшей на дорогах ни живой души; они помнили страшную тишину, которая ложилась на землю в те далекие времена, когда поля стояли невспаханными и хлеба гнили на корню. Тогда они собирались в стаи и спокойно и гордо, как истинные хозяева, высоко вились над умолкнувшими поселениями.
В те давние дни возле голых холмов какого-нибудь истерзанного и бедного городка с торчащими, как очинённые карандаши, минаретами и с разрушенными старыми башнями люди оставляли им по воскресеньям пищу, так как почитали их и восхищались их силой и неуязвимостью. Тогда в горах часто случались схватки, нападения и убийства и всегда можно было отыскать труп разбойника или несчастной жертвы, зарезанной у дороги.
Однажды возле одного из таких трупов орел нашел сафьяновый кошель, набитый деньгами. Кошель был залит кровью, и орел принял его за кусок мяса. Он унес его в гнездо и бросил орлятам. Кошель так и лежал там, пока кожа не сгнила и не разорвалась. Монеты рассыпались и навсегда остались скрытыми от алчных людских глаз.
Так проходила их жизнь до сих пор. Каждую весну орлица клала одно или два яйца с синеватыми пятнышками и садилась высиживать птенцов. А когда орлята вырастали, они покидали гнездо и переселялись далеко в горы.
Никакая опасность, никакой враг не нарушали их покоя, как будто они стояли над жизнью и смертью, неподвластные даже времени и переменам, которые происходили внизу, на земле. Правда, иногда люди пытались по ним стрелять, но орлы были настороже, глаза их на огромном расстоянии улавливали малейшее движение человека, и они легко отгадывали его намерения…
Как-то перед самым рассветом их разбудил легкий дождик, который только что начал моросить.
На востоке, за темным, вздыбившимся силуэтом гор тоненькая полоска цвета раскаленного железа указывала, что близка заря. Рваные края облаков покраснели. Было необычно тихо, темно и душно.
Красное пятно на востоке росло. Среди туч вспыхнула звездочка. Потом зеленая молния вонзилась в горизонт. Облака задвигались. Подул ветер. На огромную тушу гор легла тяжелая тень. Все говорило о том, что надвигается буря.
Орел, дремавший на уступе скалы, забеспокоился. Инстинкт подсказывал ему, что оставаться здесь не следует. Он переглянулся с орлицей. Ветер усиливался и раздувал их перья. Вдруг на них пахнуло волной теплого воздуха. В следующий миг новая вспышка молнии озарила горы и гром расколол небеса. С противоположной вершины двинулись тяжелые черные тучи, будто громадное стадо исполинских животных. Заря утонула в них, снова вернулась ночь. Потоки забурлили, и их рев слился с гулом леса.
Буря грозила сорвать орлов со скалы. Первым взмыл орел. Подобрав крылья, он пытался спуститься в пропасть. Но стихия подбросила его вверх, как черный мячик, и он исчез в темной массе одной из туч. Порыв ветра едва не ударил его о скалу. Тогда он взмахнул крыльями и ринулся навстречу ветру. Мрак мешал ему сесть. Туча снова подхватила его и понесла. Он должен был подчиниться этой могучей силе, с которой не мог совладать. Он старался только уменьшить скорость своего полета. Сильно развитое чувство ориентации не изменяло ему и сейчас, когда вокруг был сплошной мрак. Буря несла его на север, за линию гор. Немного подальше, прямо над скалистыми их отрогами, летящая вниз воздушная струя чуть было не сбросила его в пропасть, но он вовремя сумел удержаться, растопырив хвостовые перья и отчаянно размахивая крыльями. Он знал, что буря только еще начинает бушевать, и изо всех сил старался подняться как можно выше, чтобы выбраться из области циклонов. Хлынул дождь, раскаты грома следовали один за другим, и только при холодном свете молний можно было рассмотреть косматые тучи, огромные и необъятные, как темное море, среди которого он летел.
Целых три часа продолжалась его схватка с бурей. Орел потерял всякую надежду подняться над ветром. Его унесло далеко от гор, он весь промок, измучился и обессилел. Туча, которая его несла, рассеялась, и он увидел под собой небольшую равнину, окруженную венцом невысоких гор. Широкий солнечный луч, пробившийся неизвестно как, озарил посевы вблизи маленького городка, который белел посреди равнины. Несколько раз светлело, а потом опять становилось темно, так как тучи то расходились, то собирались вновь. Скорость ветра уменьшилась.
Мокрые перья орла стали тяжелыми. Он с трудом держался в воздухе и, очутившись над городком, был вынужден спуститься совсем низко. Новые тучи, шедшие сзади, угрожали догнать его. Они наползали с гор вместе с туманом, заполнявшим равнину, точно огромные полчища какого-то воинства.
Пролетая над крышами и узкими улочками городка, орел присмотрел себе печную трубу и опустился на нее.
Было девять часов. По главной улице шла группа крестьян, направляясь на базар, скрипели телеги, из мастерских медников доносился звон молотков. Мокрая от дождя улица пахла конским навозом, сеном и грязью. По ту сторону улицы дымила печь в какой-то пекарне, и вокруг распространялся запах только что испеченного хлеба. Дождь был здесь не такой сильный, городок лишь смочило, и от этого он казался еще более тихим и мирным.
Впервые в своей жизни орел очутился так близко к людям. Он слышал их голоса, видел лица, мельчайшие движения и не испытывал никакого страха. Он знал людей, хотя и наблюдал за ними с вышины. Его ничто не удивляло. Он так устал, что чувствовал себя больным.
Крылья его повисли, перья встали дыбом, как копья, а от мокрого тела подымался пар.
Никто из прохожих не замечал его. Люди шли по улице, не поднимая головы, и он сидел спокойно. Но в полдень, когда чиновники и дети стали расходиться по домам, его заметил булочник и показал своему соседу - шорнику. Вскоре на улице собралась целая толпа взрослых и детей. Все указывали на него и громко разговаривали.
Орел сидел на трубе неподвижно, будто спал. Кто-то бросил в него камнем, который застучал по черепицам крыши. Кто-то запустил комком грязи. Сначала все спорили, откуда он здесь взялся и как очутился на трубе, потом начали махать руками, чтобы заставить его слететь. Когда это не помогло, люди разошлись. Булочник разогнал ребятню и ушел обедать.
Улица опустела. Солнце теперь уже палило, и еще сильней запахло конским навозом и грязью.
Тогда ученик шорника, паренек с хитрыми глазами и веснушчатым лицом, решил убить орла. Наполнив старое ружье кусочками свинцовых грузил, он взобрался на крышу соседнего сарая, присел там и стал целиться.
Птица продолжала сидеть все так же неподвижно, словно созерцая в себе самой тот величественный мир гор, из которого вырвала ее буря. Она не видела мальчика - подмастерья, который целился в нее сзади.
Раздался громкий выстрел. Старое ружье выбросило облачко белого дыма и целую горстку свинца.
Орел повис на трубе и, распластав крылья, упал на крышу…