- Не держись - я тонул смело…
- Смело?
- Да.
- Очень смело?
- Смело.
- У меня там дети. Могут быть внуки. Я их теперь не увижу.
- Увидишь, отсюда все видно.
- Правда?
- Иди сюда… Иди сюда…
- Идти?
- Смелее.
- Мне кажется, что у меня еще бьется сердце.
- Это не страшно, скоро это пройдет. Не держись.
- Ты меня ждал, что ли?
- Конечно.
- Но ты знаешь, сколько мне уже лет…
- Да, но ты пришла ко мне все той же девочкой трех лет.
- Ты что, меня еще любишь? Ты что, любишь меня? Ты… что ли…
- Мужчины существуют для того, чтобы любить женщин… Ты моя единственная женщина. Единственная на всю ту, короткую, и эту бесконечную жизнь. Ты - моя жена…
- Я жена?
- Да.
- Жена?
- Ты - жена ангела.
- Но я…
- Я так долго получал от тебя письма.
- Да, я тебе писала…
- Я их читал. И вот мы снова встретились.
- Но меня теперь нет… меня же теперь нет…
- Я знаю.
- Но… как мы будем? Как?
- Я знаю и это.
- Ты что, меня еще любишь?
- Ангельской любовью, самой сильной из всех. С наступающим, Новым годом, Мила! С Новым годом! Хорошо… Ты здесь, среди нас, - сказал Павлик.
Она оглянулась на окружающую ее синеву, на десятки, а может быть, сотни парящих над ней ангелов. Они смотрели на нее с радостью, умилением и тихо говорили друг другу: "она жена ангела", "он дождался - она жена ангела", "она писала ему всю земную жизнь - она жена ангела".
"Это я, это обо мне говорят, что жена ангела. Они говорят, что я жена ангела, что я была женой ангела все эти годы на земле, все эти годы - я жена ангела. А что должна была делать жена ангела? Она должна ждать, она должна ждать своего часа. Она должна быть женой ангела. И только. Ей будут приходить ангельские мысли, у нее будут ангельские дети, и в ее доме всегда будет гореть свет от свечи, и всегда будет стоять настоящая ель на Новый год".
Вдруг откуда-то сбоку, как будто в громкоговоритель, произнесли: "Тулупова, на вскрытие".
Душа ее вся съежилась.
- Не бойся, это делают всем. Всем, кроме детей. Я обо всем договорился, тебя будет смотреть Бог.
- Договорился? - не поняла Тулупова.
- Он всегда смотрит в таких случаях, - сказал Павлик-ангел.
- Тебе не делали этого, нет?
- Мне - нет. Но я знаю, все будет хорошо.
Она полетела в синеву.
- Какая чистая душа, - сказал Бог.
- Она жена нашего ангела, - шепнули откуда-то сбоку и добавили: - Вы его знаете…
- Ох, это мирские подсказки… - отрезал Бог. - У нее ангельская душа - это видно сразу. Да, это видно, видно… да. А почему она только сегодня у нас?
- У нее было двое детей, она их воспитывала одна, - опять подсказали сбоку.
- И что? - как-то почти про себя сказал Бог.
- Ее убили…
- Вы мне будете рассказывать! - с одной очень характерной интонацией сказал Бог. - В общем, все ясно. Кто там еще сегодня? Я устал от вас и ваших просьб.
"Понимаешь, Павлик, я не знаю, о чем вы там думали на небе все это время. О чем ты там думал, я не знаю. Понимаешь, Павлик, жизнь никогда не кончается. И не начинается. Она же бесконечна. Вот я иду к тебе. Уже пришла, той же девочкой, что ты меня встретил в три года в Желтых водах. Я такая же, со мной ничего не произошло, как будто в жизни ничего не было. Никого не было - была только я. Я вернулась теперь в ту ангельскую картинку, которую видели наши родители, когда мы играли на ковре, на полу у тебя дома. Ты ждал меня - я искала тебя всю жизнь. Ты мой. И самый-самый. Тот, который. Который введет меня в мир любви. Где только любовь. Я и вхожу сейчас, с тобой. Дорогой, Павлик! Именно в этом мире мы существуем. Я иду к тебе навстречу. Навстречу особой страсти, которой мы не знали там, и вот теперь я понимаю, что ничего не теряла, ничего не искала, я, может быть, только ждала. Нет тела, оно ничего не просит, не говорит, мой большой бюст уже закапывают без меня, а я снова девочка, готовая летать с тобой по небу. Иду к тебе, и вот все. Все, что можно сказать здесь, сейчас. Это как письмо получилось. Последнее. Но я не знаю, я тебе это говорю или пишу? Не важно. Важно - мы с тобой".
40
Савилов со Сковородниковым подъехали к искореженному хирсановскому джипу первыми. Некоторое время молча сидели в машине, дожидаясь оперативной группы. Когда спецы приехали, они осмотрели машину и тела. Хирсанов был еще жив, но его решили не трогать, потому что травмы были очень серьезные, и посчитали, что он все равно не жилец. Сняли номера с машины, подчистили места, где прорвались тормозные шланги. Достали ноутбук Хирсанова, чековую книжку и передали Савилову.
- Главное, чтобы долго искали, а так ничего делать не надо. Авария - и все, - сказал лейтенант оперативникам.
Когда собрались уезжать, водитель оперативки вспомнил про лежавшего в багажнике джипа барана - его решено было взять на Новый год, не пропадать же парному мясу.
Развернулись и спокойно, не нарушая правил, поехали в Москву.
Через несколько минут Сковородников сказал Савилову:
- Я бы сейчас музыку послушал.
Савилов включил и вспомнил про флейтистку Машу, про какую-то "Волшебную флейту" Моцарта, о которой она говорила, и потом почти всю обратную дорогу до Москвы думал о том, почему большие, видные чекисты женились на дамах от искусства.
Тулупова этого эпизода не видела - тогда она предстала перед Богом, но потом она смотрела сверху, как ее ищут дети, Сережа и Клара, ищут по всем моргам Москвы, зашли на сайт, позвонили Аркадию, рассказали, что она пропала. Раппопорт подключился тоже, но больше плакал, ревел белугой, и ей, наверху, было стыдно перед ним. Немного. А потом ее нашли, в небольшом морге при районной больнице. Там же, в реанимационной палате, лежал и Хирсанов.
Людмила видела, как ее отпевал старый батюшка в храме при каком-то новом кладбище. Он только что перенес инсульт и с трудом вел службу, спотыкаясь и не проговаривая слова. Она на него не обижалась, пусть работает, надо же семью кормить. Клара, наоборот, переживала очень, ей казалось, что это унижает и оскорбляет ушедшую в иной мир мать. Но потом она подумала, ей как будто сверху кто-то подсказал, что эти слова уже ничего не решают, все уже решено.
Потом были поминки, на которые Людмила Тулупова не пошла смотреть, они летали в небесах с Павликом, и она не слышала ни что говорила Марина Шапиро, ни что говорила Юля Смирнова - члены экипажа непотопляемой подводной лодки, ни Роза Сатарова, ни флейтистка Машенька.
Через две недели Клара очень хотела узнать, куда мать ехала и с кем, кто он был, этот Хирсанов. В интернете появилось сообщение, что один из авторов "Проекта разведения мостов" попал в сомнительную автомобильную аварию, что состояние у него тяжелое.
Клара купила курицу, сварила, потом еще купила апельсины и мандарины и поехала в районную больницу за почти двести километров от Москвы. Приехала - а его перевели в институт Склифосовского в Москву. Она - туда. Пока путешествовала по электричкам и метро, бульон прокис. Остались одни фрукты. С ними она и пришла в палату к Кириллу Леонардовичу Хирсанову. Ему стало лучше, но говорить он еще не мог. Только подморгнул ей и слабо кивнул головой, что вот выздоровеет и расскажет все. Она часто к нему заходила. Сидела, кормила, потом разговаривала, и однажды он ей сказал:
- Дорогая Клара, я украл некоторое количество кораллов и думаю, что в Италии мы бы могли их тратить вместе, пока я не умру или от любви к тебе и твоей молодости, или просто так от одиночества, если ты захочешь меня бросить. Я все понимаю и про маму, и про мой возраст, но я знаю, меня решили оставить в покое, и мы можем без препятствий уехать. Ангел мой, скажи, что ты об этом думаешь?
Так Хирсанов с Кларой оказались в Италии на берегу синего моря, по-настоящему синего. Сергей на лето приезжал к ним со своей подругой, а потом и женой Верочкой, которая училась в Академии труда и социальной политики уже почти десять лет. Она всегда что-то сдавала и не сдавала, брала академический отпуск и сидела дома. Она читала книжки и поддерживала чистоту в той самой однокомнатной квартирке с большим аквариумом на десятки рыб, а Сергей честно строил свой небольшой бизнес из нескольких торговых палаток в новом спальном районе Москвы.
На Пасху и в день рождения Людмилы Тулуповой, но никогда на Новый год они ходили на кладбище и иногда видели, что могилу кто-то прибирал раньше их, видели свежие цветы и обгоревшие свечи и даже однажды нашли висевшую под портретом еврейскую шестиконечную звезду, которую тут же убрали, потому что Людмила Ивановна Тулупова все-таки была православная.
И еще. Когда ее дети стояли возле могилы, они никогда не плакали, они почему-то были уверены, что она - счастлива.
Примечания
1
Строка принадлежит моему другу, врачу и писателю Ивану Алексееву
2
Не женщина - а подарок (нем.).