А мои сегодня в театр пошли - Лена билеты принесла недавно на какие-то гастроли. Я Гошу уложила, а сама пойду телевизор смотреть. Ну, знаешь, этот сериал мексиканский. Не смотришь? Нет, там очень интересно. Это же жизнь! Красота какая, как в сказке! Глазам не верится, что такое бывает… Да плюнь, я тебе говорю! Не думай об этом! Лучше фильм посмотри! Вот увидишь - все будет хорошо. Главное - не обращай внимания. Не трогай его. Николай Семенович, например, всю посуду перебил. Ведь после развода ни одной целой чашки не осталось! Махнет, бывало, рукой - и полсервиза на полу. А я только плечами пожму и пойду. Так и ты. Пришел домой: поставила на стол - и уйди. Не разговаривай. Он тебе говорит, а ты не реагируй. Успокоится, поверь мне и моему опыту…
А я на тебя сегодня погадаю. Ты у нас - кто? Червовая дама или трефовая?
* * *
Майя Михайловна, бабушка Анюта, жила долго и умерла в восемьдесят два года. Бабушкой Анютой назвала ее в детстве Лёля, в шутку, так это имя к ней и приклеилось.
На поминки пришло совсем немного из ее бывших сослуживцев, которые помнили Костю еще маленьким мальчиком, а потом уже женатым на Тане. Тихо вспоминали разные случаи и каждый раз, перед тем как выпить, добавляли: "Пусть земля ей будет пухом". Потом так же тихо ставили пустые рюмки на стол, и только слышно было, как постукивали - тоже тихо - вилки. Переговаривались друг с другом почти шепотом, хвалили салаты, которые готовили какие-то родственники Лены.
Лёля помогала ставить и убирать посуду, молча сновала из кухни в комнату. А Гоша, повертевшись и схватив что-то со стола, тут же умчался куда-то. Костя был с какой-то женщиной, которая все время порывалась тоже помогать. Братья поздоровались, но сели порознь и почти не разговаривали. Тани не было. А Лева с Катей незаметно сидели рядом и так и не подошли ни к дяде, ни к отцу…
Похоронили бабушку Анюту в могилу ее родителей. А надписи на старом камне пока так и нет. То ли забыли сделать, то ли место не позволяет…
Часть третья
Голубая кошка на красном потолке
- Стучит! Слышишь?
- Стучит? Что стучит?
- Разве ты не слышишь? Стучит!
- Не знаю… Не слышу… Капли воды с деревьев падают…
- Это не капли…
- Ручей бежит…
- Это не ручей…
- Морские волны о берег?
- Не-ет… Это - стучит!.. Стук-стук-стук…
- Где?..
- Неужели не слышишь?
- Нет… Где - стучит?!
- Не знаю… Слушай…
1
Когда их жизнь стала распадаться? И где находится эта отправная точка, когда все начинает рушиться? Нет, не сразу, конечно, а постепенно, шаг за шагом, подбирается тот момент, после которого катастрофически наступает конец? Катастрофически - потому что все ведь казалось - навсегда…
Мама мечтает, наверное, о таком зяте, как Костя, - хотя у Тани нет опыта, но она чувствует это интуитивно. Вот, например, вечером за ужином мама рассказывает при Тане, что встретила на улице Майю Михайловну:
- Какая симпатичная женщина! Рассказала мне сегодня и про свою работу, и о закрытом просмотре какого-то фильма у них в министерстве, и про мужа, и про свекровь, и про старшего сына - он у них не устроен, оказывается…
- Еврейки всегда болтливы, - скептически отзывается бабушка, запивая чаем кусок хлеба с маслом.
Танина бабушка со стороны отца время от времени к великой радости Тани приезжает погостить в Москву из Дорогобужа. Заодно помогает по дому, убирает, гладит, готовит. Но во время ее приездов между нею и мамой часто возникают недопонимания, или трения, как потом комментирует мама.
Вот и сейчас после бабушкиного замечания мама тут же обиженно обрывает рассказ:
- Вы вечно найдете только негатив!
- Я говорю так, как есть. Они любят расхваливать мужей, а особенно своих детей хвалят - они у них всегда самые лучшие.
- Разве это плохо, скажи? - мама вопросительно смотрит на папу.
Папа занят едой и не отвечает. Таня знает: это обычная его тактика, чтобы споры между мамой и бабушкой не разгорались.
- Не плохо, я этого не сказала, - поправляется бабушка. - Но почему нужно расхваливать каждому собственных детей? - Она недоуменно пожимает плечами. - У всех есть дети, в конце концов! Что мне до чужих?
- Ну, говорит она, конечно, много, - соглашается мама, - я, конечно, и слова не могла вставить, но очень симпатичная женщина. Очень хвалила Костю, между прочим… - и мама бросает многозначительный взгляд на Таню.
Таня делает вид, что к ней это не относится: какое кому дело до их отношений с Костей? Но взрослым, видимо, дело есть.
Мама всегда радуется, когда Костя звонит ей и они отправляются гулять. А бабушка многозначительно поджимает губы.
И, натягивая в прихожей пальто, Таня слышит один и тот же, практически без вариантов, диалог:
- Чем вы всегда недовольны? - начинает мама, замечая выражение бабушкиного лица.
- Я - недовольна? С чего ты взяла?
- Ну я же вижу, как вы смотрите, когда звонит Костя! Замечательный мальчик, отличник, из хорошей семьи.
- Ты так говоришь, потому что не знаешь евреев, - отвечает бабушка. - Ты с ними не жила.
- Не знаю, что вы знаете, - отвечает мама, - но в детстве я дружила только с девочками из еврейских семей. Интеллигентные, культурные, воспитанные девочки. К тому же играли на пианино. Они играли - я пела.
- Ну, не знаю, с какими ты дружила, - парирует бабушка, - а у нас они в субботу приходили в школу с намазанными керосином волосами.
- Это зачем? - отзывается из прихожей Таня - она с любопытством прислушивается к разговору и медлит уходить.
- А ты еще не ушла разве? - выходит в коридор мама.
- Так зачем они мазались керосином? - нетерпеливо повторяет вопрос Таня, обращаясь к бабушке.
- От вшей! - отзывается та из комнаты. - Намажутся - и по всей спине расползается огромное жирное пятно от керосина. Да еще обязательно придвинется поближе и попросит: "Дорогая, оторви мне кусочек промокашки!" - бабушка старается произнести это с акцентом.
- А что, сама не могла? - удивляется Таня. Она, не снимая обуви, топает через весь коридор и останавливается на пороге комнаты. - Зачем она просила, чтобы ты это сделала?
- В субботу у евреев нельзя работать.
- Почему?
- Шабат.
- Это - что?
- У них выходной день считается.
- Ну, не знаю, где вы таких встречали, - отмахивается мама.
- В жизни! Там, где я жила! А вот ты-то настоящих не видела.
- Может быть, это и было, но давным-давно. Я знаю только одно: еврейские мужья чудесные семьянины, любят детей, уважают своих жен…
- Ха-ха-ха! - смеется бабушка. - Уважают и всегда изменяют, к твоему сведению. А как только изменят, тут же несут жене цветы, так и знай!
Это уже последнее, что слышит Таня, закрывая за собой дверь. Она мчится вниз по лестнице и думает про себя: "Неужели все это правда? И Костя тоже из такой семьи, где волосы мазали керосином? Нет, совсем не из такой. И вообще, какая разница, что, когда и где было! Костя - самый лучший!" Недавно читали всему классу его сочинение, потому что оно заняло место на районном конкурсе школьных сочинений. Таня попросила у Кости тетрадку, чтобы прочитать его дома. Но бабушка, как всегда, скептически послушала, посмотрела, увидела грамматическую ошибку и сказала:
- Евреи всегда падежи путают.
- Ничего подобного! - заступилась Таня. - Это просто описка!
- Нет, они никогда не знали падежей, и вообще не могут правильно говорить по-русски - это не их родной язык.
- Что ты говоришь такое?! - удивилась Таня. - А какой же у Кости родной язык?
- Ну, он-то говорит по-русски, но я уверена, что дома у них говорят только по-еврейски - на идиш.
* * *
Все это вспоминается время от времени, все эти картинки детства. И каждый раз Таня думает: какой чушью ей начиняли голову! Да и Косте, кстати, тоже было сказано дома, что если уж ему так хочется жениться на русской, то только на Тане - только она достойная девушка! Это Костя тут же и передал Тане.
- Так и сказала Майя Михайловна? - недоверчиво спросила Таня.
- Ну да.
И они между собой посмеялись. Ни разу в их с Костей жизни не пришлось даже подумать о чем-то подобном, о каких-то там национальных различиях. Есть она, Таня, Костя и их семья, в которой двое чудесных, замечательных детей, похожих на обоих родителей: Лева и Катя. И Таня после работы мчится домой, чтобы всех накормить-напоить, пригреть-приласкать, чтобы все чувствовали себя дома уютно.
Таня уже давно не работает на курсах английского языка - курсы неожиданно прекратили свое существование, и они все, 15 преподавателей, оказались попросту на улице. К кому обратиться? Идут 90-ые. Таких, как она, - пруд пруди сейчас.
Сначала она бросилась к сокурснице, Талочке, как ее все у них называли, Тае, "которая работает теперь…" - глаза заводятся в небо. После окончания ни разу не встречались, но какая разница, нужно наводить мосты! "В такой ситуации она поймет", - думает Таня.
Талочка сидит в отдельном кабинете, смотрит зеленоватым взором, угощает чаем в тонком стакане, который стоит на фарфоровом блюдечке, рассказывает подробно про жизнь - ведь сколько не виделись! От этого рассказа у Тани сжимается сердце: про смерть сына - "от гриппа, просто от гриппа… осложнение…", - про похороны в лютую зиму, про кладбище, дорогу домой на ледяном ветру, про слезы, которые замерзали на щеках…
- Теперь каждый год собираю его друзей, чтобы помянуть… Ну и к вещунье хожу, конечно, чтобы там ему было хорошо…