- Так часто бывает, - сказал он, и по его тону можно было догадаться, что ему уже хочется сменить тему. Директор заявил, что переговорит с руководством средней школы, после чего сообщит мне свое решение. - О, да… и мои поздравления, конечно, - сухо добавил он.
Большое спасибо. Особенно за письмо, которое я получила спустя несколько дней, с вежливым и грамотным отказом. Поскольку весной у меня родится ребенок, мне придется пропустить целый триместр, а с учетом того, что для меня это будет первый год работы учителем - что само по себе непростое испытание, с точки зрения директора, опытного педагога, - в сочетании с тяжелым грузом беременности, бла-бла-бла…
Я скомкала письмо, швырнула его в мусорную корзину и подумала: "Вот тебя и щелкнули по носу".
- А ты можешь подать на них в суд или что-нибудь в этом роде? - спросила Марджи, когда я позвонила ей, чтобы поделиться своим возмущением.
- Дэн уже консультировался по этому вопросу. Тот факт, что они отказали мне еще до того, как я приступила к работе, снижает мои шансы на победу. Более того, в законах нет никаких статей, защищающих женщин от несправедливого увольнения в связи с беременностью.
- Не надо было ничего говорить в школе.
- Врать - не мой стиль.
- Ты слишком правильная.
- Да, это моя беда.
- И что теперь?
- Есть педагогический курс в университете Род-Айленда, это всего в двадцати минутах езды от города, в Кингстоне. Поскольку ребенок родится в середине апреля, мне разрешили сдать выпускные экзамены следующей осенью. Еще одна хорошая новость: они обещали помочь мне найти подработку учителем - для нас это, сама понимаешь, жизненно необходимо, ведь возникнут дополнительные расходы.
- Ты так ничего и не сказала своим родителям?
- Пока это под грифом "Совершенно секретно". Я еще не готова рассказать.
- Зная твою мамочку, готова спорить, что она сама обо всем догадается, прежде чем ты осмелишься посвятить ее в свою тайну.
Как всегда, Марджи оказалась провидицей. На следующий день я должна была съездить в Вермонт - забрать оставшийся хлам из нашей старой квартиры, который хранился у родителей в сарае. Я не виделась с матерью шесть недель, и стоило мне переступить порог, как она, взглянув на меня, сказала.
- Только не говори мне, что ты беременна.
Я попыталась не реагировать. Конечно, ничего не вышло.
- Да нет, ни в коем случае.
- Тогда почему ты побледнела, когда я задала тебе вопрос?
С ответом пришлось повременить, поскольку вдруг накатил приступ тошноты. Я бросилась по коридору к туалету под лестницей. Успела вовремя. Боже, как я ненавидела этот токсикоз. И я знала, что мама устроит мне допрос с пристрастием, как только я расстанусь с унитазом.
Но она даже не стала дожидаться этого момента. Она постучала в дверь и спросила:
- Ты там в порядке?
- Должно быть, что-то съела, - ответила я в перерыве между приступами рвоты.
- Чушь, - бросила она. Но, к счастью, больше не возвращалась к этой теме до самого моего отъезда.
Вернувшись в Провиденс, я, как могла, старалась убить время. Записалась на плавание в местный бассейн, каждое утро по часу посвящала французскому языку, пытаясь восполнить пробелы в сослагательном наклонении и расширить словарный запас. Устроилась волонтером в местный штаб Макговерна и в течение десяти дней набивала конверты пропагандистскими листовками и разносила по почтовым ящикам буклеты.
- Ты знаешь, что тратишь силы на заведомо проигрышное дело? - сказал мне однажды пузатый почтальон, с которым мы столкнулись у почтового ящика на какой-то загородной дороге.
- Но это правое дело, - возразила я.
- Лузер он и есть лузер, - сказал он. - А я голосую только за победителей.
- Даже если они жулики?
- Все жулики, - ответил он и пошел дальше.
Это неправда, хотелось крикнуть ему вслед. Вокруг полно честных людей. Но я знала, что это прозвучит неубедительно, хотя мне самой и хотелось в это верить.
- Что еще у нас есть, кроме нашей честности? - спросила я у Марджи, когда вечером по телефону пересказала ей эту историю.
- Наши банковские счета.
- Очень смешно.
- Послушай, ну что поделать, если я родилась таким циником?
- Цинизм - это низко.
- Но, по крайней мере, забавно.
- Не говори мне про забавы, я ведь живу в Род-Айленде.
- Почему бы тебе не прыгнуть в поезд и не примчаться ко мне на пару дней?
- Но я всего два месяца замужем!
- Подумаешь. Дэн ведь все равно целыми днями на работе!
- В любом случае, сейчас не время.
- А когда будет время, Ханна?
- Давай не будем заводить эту старую песню, прошу тебя.
- Что ж, тебе жить, дорогая. Никто не заставляет тебя под дулом пистолета мчаться на уик-энд к Марджи на Манхэттен.
Наконец-то начался учебный год. Университет Род-Айленда нельзя было назвать таким уж мажорным местом, и все, кто там учился, казалось, со временем понимали, насколько это низкий уровень… в сравнении с той же Гарвардской школой, которая находилась всего в часе езды. Однако педагогический курс охватывал все базовые дисциплины и там была пара выдающихся профессоров, а вскоре бюро по трудоустройству подыскало мне работу выходного дня в коррекционной школе; эта работа не только приносила 50 долларов в неделю, но и заполняла мое свободное время.
Время летело быстро. Я оглянуться не успела, как наступил ноябрь, и Никсон одержал победу во всех штатах, кроме Массачусетса. (Поражение Макговерна в Вермонте обернулось личным ударом для моего отца, который активно помогал в его избирательной кампании.) Примерно в то же время мама решила нанести мне визит, и я наконец официально призналась в своей беременности. Ее ответ был предсказуемым.
- Черт возьми, я давно знала. Может, объяснишь, почему ты так долго скрывала это от меня?
- Боялась, ты устроишь мне разнос за то, что я поспешила с ребенком.
Мама зловеще улыбнулась:
- Знаешь, Ханна, сейчас ты уже очень большая девочка, и если тебе так хочется ограничить свою жизнь в столь юном возрасте, с чего вдруг я буду препятствовать? В любом случае, ты никогда не прислушивалась к моим словам.
На следующий день после отъезда матери обратно в Вермонт мы с Дэном пошли поужинать в маленький итальянский ресторанчик по соседству с нашим домом. Сделав заказ, он спросил:
- Как тебе идея покинуть Провиденс в конце июня?
- Я бы с удовольствием, - с энтузиазмом откликнулась я. - Но разве мы не привязаны к этому месту до окончания твоей ординатуры?
- Сегодня как раз подвернулось весьма заманчивое предложение, - сказал он и объяснил, что главный педиатр госпиталя - доктор Потолм, который стал кем-то вроде наставника для Дэна, поскольку тот подумывал о педиатрии как будущей специальности, - предложил вакансию в штате Мэн.
- У Потолма есть друг в "Мэн Медикал" - это крупный госпиталь в Портленде, - и он позвонил на днях, интересуясь, нет ли у него на примете толкового молодого интерна, который хотел бы поработать в течение года терапевтом в местечке под названием Пелхэм…
- Никогда не слышала.
- Я тоже. Сегодня посмотрел карту - это маленький городок с населением около трех тысяч, примерно в часе езды к западу от Портленда, в озерном крае, где-то около Бриджтона…
- Это мне тоже ни о чем не говорит.
- Как бы то ни было, их терапевт - некто Бланд - решил на год уехать добровольцем от Корпуса мира, так что мне предлагают работу на целых двенадцать месяцев.
- А потом мы опять вернемся в Провиденс?
Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.
- Что для тебя равносильно возвращению в ад? - спросил он.
- Давай по-другому: страна у нас большая.
Он рассмеялся:
- Знаешь, что я тебе предлагаю. Почему бы нам не прокатиться в этот уик-энд в Пелхэм? Посмотрим, что за место, а потом решим, что делать дальше.
Мы так и сделали, и уже через полчаса после приезда в Пелхэм я поймала себя на мысли: это заманчиво. У Дэна были такие же мысли, и спустя три дня после нашего возвращения он позвонил чиновнику из департамента здравоохранения штата Мэн, у которого проходил собеседование, и сказал, что, если в нем заинтересованы, он согласен на годовой контракт врача общей практики города Пелхэм.
Через неделю ему перезвонили и сообщили, что ждут его на работу. А еще через несколько дней я сделала звонок, которого ждала с ужасом. Я позвонила матери. Услышав новость, она сказала:
- Я всегда знала, что ты кончишь в каком-нибудь захолустье. Это в твоем стиле.