Много было карательных операций у есаула Ивана Филатова до и после, но глаза вот этой бабы преследовали его полтора года. Хоть и было это время полно жестокими и опасными событиями. Бои на Дону, бегство в Крым, служба во врангелевской контрразведке, потом нелегальное возвращение из-за границы под именем Филимонова.
Есаул отвел глаза и криво усмехнулся. Надо иметь особое счастье, чтобы налететь теперь на эту бабу.
Около пролетки есаулу связали руки. Егора не тронули, приняв, видимо, за настоящего кучера. Филатов сел в пролетку, рядом с ним Егор и усатый в штатском пальто. Небольшой отряд сопровождающих вскочил па коней, и они двинулись из станицы.
За станицей Пашковской после часовни начинался спуск к реке. Недавняя оттепель и ночной мороз сделали свое. Пригорок отблескивал ледяной коркой, будто специально политый. Всадники, шедшие впереди, сдержали коней, и тяжелая пролетка обогнала их. Впереди, вдоль прибрежного лозняка шел плотный, укатанный путь. Егор хлестнул лошадей. Связанный есаул упал на чекиста, придавив его к спинке сиденья. Пролетка резко рванулась вперед. Лихо засвистев лошадям, Егор со звериной гибкостью бывалого всадника перегнулся с козел и обрушил страшный удар железного шкворня, лежавшего под сеном, на голову чекиста. Подвинувшись в сторону, есаул плечом выбросил тело на дорогу. Лошади рванули облегченную пролетку вперед. Сзади скользили по обледеневшему спуску конные красноармейцы.
Нет, не зря шесть лет держал при себе есаул Филатов казака Поцелуева.
- Уйдем, ваше благородие, ей-богу, уйдем! - крикнул Егор.
- Разрежь веревку на руках, - прохрипел есаул. Вытащив нож, Егор повернулся к нему.
- Трохи подвиньтесь, - сказал он. - Ваше благо… - и вдруг упал на есаула. Выстрел Филатов услышал потом, а может быть, это были другие выстрелы. Лошади, потеряв управление, несли, но скоро правая упала, сломав дышло, пролетка перевернулась, и есаул полетел на дорогу.
Филатов пришел в себя в тюремном госпитале в Екатеринодаре, около его кровати, снова, как и тогда, в станице Пашковской, стоял остроносый парень. На следствии есаул отказался отвечать на вопросы. Но его ответы не очень были нужны. Жители рыбачьего поселка около Анапы опознали его, а факт убийства чекиста Никандрова был налицо. Поэтому революционный трибунал вынес приговор: расстрелять бывшего есаула Ивана Филатова как белого карателя и убийцу.
Есаул усмехнулся. Он мог бы сказать им, что, расстреляв его, они сами встанут на краю могилы. Есаул вспомнил свою последнюю встречу с Врангелем. Барон выступал перед узким кругом офицеров и генералов своего штаба. Он был в хорошем настроении. Накануне в переговорах с союзниками было достигнуто соглашение о получении займа. Кроме того, англичане обещали, что в высадке нового десанта на Кубань примет участие 25-тысячный экспедиционный корпус. Филатов смотрел тогда на этого подтянутого человека в белой черкеске и с волнением слушал его высокий, немного надтреснутый голос.
- За поруганную веру и оскорбленные ее святыни, - говорил Врангель, - за освобождение русского народа от ига каторжников и бродяг. Помогите мне, русские люди, спасти родину! - Врангель склонил перед собравшимися голову, резко вскинул ее, повернулся и вышел. Филатов заметил, у некоторых блеснули слезы.
После приговора есаул Филатов кашлянул и внезапно охрипшим голосом произнес:
- Если б ваши хамские морды попались мне, я бы вас четвертовал!
- Уведите осужденного! - спокойно сказал председатель трибунала.
Есаул Филатов, сохраняя твердую уверенность, что будет отомщен, отправился в камеру смертников ожидать приведения приговора в исполнение. О помиловании он не просил.
3. Без малого - ничего
- Они, брат, в бирюльки с нами играть не собираются, - говорил Николаев, меряя шагами свой кабинет. - Ясно, что эти налеты, ограбления, покушения пока цветочки. Подготовить десант - вот их главная задача. Сколько бы мы ни ловили этих недобитых деникинцев, сколько бы ни разогнали банд, угроза не минует до тех пор, пока существует у нас под носом этот центр, пока у них есть связь с Врангелем.
Николаев остановился перед Федором Зявкиным, сидевшим у стола.
- Вот ты, как председатель Дончека, можешь сказать, что на сегодня среди массы казачества есть антисоветские настроения?
Федор, молодой, широкоплечий, с темными, ровно подстриженными усами, провел ладонью по широкому лбу.
- Нет, - сказал он и отрицательно качнул головой, - нет никаких таких настроений у массы казачества. После отмены продразверстки трудовой казак целиком за нас. И воевать людям надоело.
- Но теперь смотри, - сказал Николаев. - Приезжает в станицу бывший царский генерал, собирает казаков. "Братья казаки, - говорит. - Отечество! Родина!" Всякие высокие слова. Тридцать человек из ста поднимает на коней? Это факт, поднимает!
- Что ты меня агитируешь, Николай Николаевич? Всю эту обстановку я не хуже тебя знаю. У белого подполья опыт, там и контрразведка и охранка. А у нас? Вчера я опять разговаривал с Москвой, - сказал Федор, - с Артузовым. Несколько дней назад он направил нам в помощь из Астраханского ЧК одного опытного сотрудника.
- Об этом я знаю. Не хотел раньше времени говорить тебе, - ответил Николаев. - Не знал, как ты отнесешься. Поручил кому-нибудь встретить этого товарища?
- Миронову поручил. Пусть поселит его где-нибудь в городе. К нам этому товарищу ходить не следует, в городе его не знают, и хорошо.
Николаев согласно кивнул головой.
- Давай расскажи теперь, как у тебя с планом "Клубок"? Есть что-нибудь?
- Без малого - ничего, - вздохнул Зявкин, открывая папку, на которой синим карандашом было написано всего одно слово: "Клубок".
- Смотрели мы снова все дела за последнее время. Как бы где зацепиться. Помнишь убийство на Братской улице?
- Ну еще бы! Это из назаровской банды публика. Или от Маслака. Так ведь их осудили уже?
- Вот тогда во время облавы был арестован некто Попов Юрий Георгиевич. Оружие при нем было, крупная сумма в валюте. Мануфактуру скупал. Выяснилось - бывший сотник, состоит в банде некоего есаула Говорухина и специально послан в Ростов.
- Не томи, - сказал Николаев. - Сейчас-то он где?
- Сидит, голубчик, у нас здесь, во внутренней тюрьме, и пишет покаянные письма. Прочел я их, вот они, - Федор вынул из папки небольшую пачку листов, исписанных неясными карандашными строчками. - Я тебе вкратце расскажу: был он эсером, это еще в студентах. А сам сын здешнего ростовского врача. На фронте был. Потом вернулся в Ростов, по настоянию друзей и папаши примкнул к Корнилову, участник "Ледяного похода". В Деникине, как он сам пишет, разочаровался, верил Врангелю, но и тот, говорит, обманул. Бросили его в керченский десант, и после, считая, что иного хода нет, он примкнул к банде этого Говорухина.
- А в Ростов зачем явился? - спросил Николаев.
- Объясняет, что послали его за мануфактурой, оборвались казачки. Валюту получил от самого Говорухина. Я допрашивал его еще раз. Похоже, что не скрывает ничего. Рассчитывал за границу уйти.
- Ну, за границу - это не так просто, если в одиночку.
- Обещала ему тут помочь одна особа. Некая Анна Семеновна Галкина, - Федор открыл следующую страничку в папке. - Бывшая медицинская сестра в госпитале, где работал папаша Попова. Вот она и сказала сотнику, что есть у нее связи с надежными людьми.
- Так, так, - Николаев заинтересованно присел к столу. - А что за люди?
- Попов говорит, у него осталось впечатление, что Галкина связана с какой-то организацией, тем более однажды встретил у нее есаула Филатова, про которого слышал, что тот состоит в каком-то подпольном штабе.
В дверь постучали. Секретарь Николаева заглянула в кабинет.
- Здесь товарищ Миронов, - сказала она. - Я ему сказала, что вы заняты, но он… - секретарша пожала плечами.
За спиной у нее уже виднелась кудрявая голова начальника разведки Дончека Павла Миронова. Николаев махнул рукой:
- Ну заходи, что там стряслось?
Павел Миронов втиснулся, наконец, всей своей могучей фигурой в кабинет. Был он в штатском пиджаке, гороховых новеньких галифе английского покроя. Крепкие ноги бывалого кавалериста туго схватывали кожаные краги цвета спелой вишни.
- Это что же, - сказал он без всяких предисловий, - вроде насмешка над нами получается? Встретил я сегодня этого нового сотрудника, думал, действительно товарищ опытный, а это, я не знаю… - Миронов на секунду остановился и решительно сказал: - Хлюст какой-то, и только! К тому же птенец, я его пальцем одним задену…
- А вот это не рекомендую, не задевай, - вдруг перебил его Зявкин. - Себе дороже будет. Тебе самому-то сколько лет?
- Двадцать пять.
- Ну, значит, вы с ним почти годки. Я Лошкарева немного знаю, - сказал Николаев. - Где поселили его?
- На Торговой улице.
- Сам-то хоть не появлялся там?
- Обижаете меня, Федор Михайлович.
- Ну хорошо. А что касается Лошкарева, то внешность его тут ни при чем. Тебе, как разведчику, пора бы понимать.
- Да ведь обидно, значит, мы вроде своими силами не можем справиться, не доверяют нам? - криво улыбнулся Миронов.
Николаев решительно поднялся со своего места.
- Ты вот что, товарищ Миронов, - сказал он, - говори, да не заговаривайся. Ежели бы тебе не доверяли, так ты бы здесь и не был.
Миронов в сомнении покачал головой.
- Не знаю, - сказал он, - только очень уж он какой-то хлипкий, интеллигент, одним словом. И вообще, не внушает…