Разница состояла, в основном, в том незримом, к чему были обращены сердца каждого. Приятели Бенани мечтали о Каире с автономным правительством, армией, газетами и кинематографом, в то время как мечты Амара, устремленные в ту же сторону, простирались дальше Каира, через Бхар-эль-Хамар, к Мекке. Они мыслили такими категориями, как жалобы, протесты, прошения и реформы, в то время как Амар, как любой добрый мусульманин, знающий только догматы своей религии, думал о судьбе и божественной справедливости. Когда произносилось слово "независимость", им виделись взводы мусульманских солдат, марширующих по улицам, где все вывески были выведены арабской вязью, мощные фабрики и заводы, высящиеся по всей стране; Амар же представлял объятые пламенем небеса, крылья ангелов-мстителей и картины полного разрушения. Понемногу Бенани осознал это глубокое несходство и втайне начал отчаиваться. Тем не менее, в этот вечер перед ним вовсе не стояла цель примирить две различные точки зрения - отнюдь нет. Он видел, что его приятели вконец потеряли терпение, проклиная его за то, что он привел в их компанию этого невежественного юнца, этого ненормального, эту тень вчерашнего, уходящего дня: мог бы и сам с ним разобраться. Но Бенани считал, что его долг - руководить встречей так, чтобы все прошло наилучшим образом.
- Эй, Абделькадер! - позвал он. - Принеси-ка нам кока-колы.
Кауаджи подошел к ним с бутылкой.
- Холодная? - повелительным тоном спросил Бенани.
- Ну! Холоднее не бывает! - ответил кауаджи.
Бенани взял бутылку и первым предложил ее Амару.
- Выпей немного.
Когда Амар поднес бутылку к губам, Бенани спросил как бы невзначай:
- Давно в футбол не играл?
Сделав глоток, Амар сказал, что давно.
- А купаться ходил? - не отставал от него Бенани.
- Да, сегодня, - ответил Амар, возвращая ему бутылку.
- Много народу в Сиди Хараземе? - поинтересовался Бенани. Амар сказал, что он был не там. Про себя он решил ни на что больше не обращать внимания и проводить время в свое удовольствие. Остальные разом прекратили разговор и внимательно наблюдали за ними. Нет, подумал Амар, больше он ничего не станет говорить, если только Бенани открыто не попросит его об этом - тогда уж он расскажет всю правду, чтобы его смутить. Не было ничего более досадного, потому что каждый всегда предусмотрительно смешивал ложь с правдой, и игра состояла именно в том, чтобы отличить одно от другого. Считалось само собой разумеющимся, что определенной доле того, что говорил каждый, доверять нельзя. Если он будет говорить чистую правду, подумал Амар, Бенани волей-неволей почувствует себя неловко, потому что привык во всем сомневаться.
Как он и предвидел, случайный разговор быстро превратился в допрос с пристрастием, когда Бенани потерял выдержку, а затем отчасти и самообладание.
- А, так, значит, ты ездил на Айн-Малку?
- Да.
- А потом вернулся?
- Да, - удивленно ответил Амар.
- Стало быть, я тебя как раз и встретил на обратном пути?
- Не совсем. Я успел еще заехать на фахту.
- Но она начинается не раньше восьми, - укоряющим тоном сказал Бенани.
- Не знаю. Я был там недолго.
- Должно быть, задержался на Айн-Малке?
- Не очень. Когда я уезжал, солнце было еще высоко.
Бенани сделал глоток кока-колы и передал бутылку юноше, сидевшему справа. Потом начал было насвистывать какую-то песенку, так, словно эта небольшая интерлюдия могла придать сцене видимость естественности.
- Наверное, остановился подремать на обратном пути? - сказал он, резко оборвав свист.
- Нет, - рассмеялся Амар. - Все присматривал местечко, но так и не нашел. Да еще по ошибке заехал в чей-то сад.
- Вот это опасно. Сейчас французы долго не думают - подстрелят, оглянуться не успеешь.
Если бы он соврал и сказал, что никого не встретил и ничего не видел, все были бы убеждены, что он хочет что-то от них утаить. Главное было не проговориться о том, что он заметил в Мулае Али что-то очень необычное.
- Нет, хозяин оказался мусульманин.
- Мусульманин? - недоверчиво отозвался Бенани. - Так, говоришь, сад по дороге на Айн-Малку?
- Да, мусульманин с мотоциклом. Какой-то Мулай. Почти лысый и ходит вперевалку.
Один из юношей фыркнул. Бенани досадливо нахмурился, но сделал вид, что не обратил внимания. И даже наоборот прикрыл глаза, словно пытаясь представить себе хозяина сада.
- Какой-то Мулай, - повторил Амар.
Бенани покачал головой.
- Нет, не знаю, - неуверенно сказал он.
- Живет еще в таком старом доме.
- С семьей?
- Понятия не имею.
- Так ты к нему заходил?
- А, да. Он сам меня пригласил… Слушай, - вдруг сказал Амар, - если тебе охота узнать, кто там был и чем они занимались, можешь поехать и спросить у него самого.
- Кто, я?! - крикнул Бенани. - Я ведь сказал, что его не знаю. Откуда мне его знать?
- Khlass! - сказал Амар, снисходительно улыбаясь. - Ты его знаешь лучше моего. - И, пользуясь случаем уязвить противника, продолжал: - Ты же с ним сегодня вечером виделся.
В это мгновение все непроизвольно привстали. Амар был очень доволен собой. Он окончательно решился говорить начистоту.
- Я больше ничего не могу рассказать тебе о твоем друге, потому что не знаю его. Да тебе и не про него, а про меня хочется все выспросить. Zduq, ну давай, спрашивай.
- Не сердись, - сказал Бенани. Амар рассмеялся. - Мы ведь все друзья. Какая разница, чей это был сад? Главное, что не французский и что ты остался цел.
Все было так, словно бы Амар ничего и не говорил. Он понял, что они не собираются с ним откровенничать, и гадал, сможет ли извлечь выгоду, если будет откровенен с ними, или лучше остановиться и начать играть по их правилам. Наконец он решил чуть повременить.
- Я сначала решил, что ты заговорил со мной, потому что слышал, как я сам с собой разговариваю там, на Талаа.
- Вот еще, нашел причину.
Так, значит, все-таки слышал, подумал Амар, довольный тем, что ему удалось выяснить правду.
- А почему бы и нет? - ответил он.
- Enta hmuq bzef, - недовольно произнес Бенани. - Ты с ума сошел.
Один из юношей что-то шепнул другому, у которого все лицо было усыпано прыщами, и тот неожиданно спросил Амара:
- Ты говоришь, что сначала сам так решил. Ну, а сейчас что думаешь?
Бенани сердито взглянул на него, и Амар рискнул предположить, что это потому, что он не успел сам задать этот вопрос. Он оглядел кафе. Посетителей не было. Кауаджи закрыл дверь и лег спать возле нее. Амар посмотрел на лица пяти юношей, выражение у всех было не слишком дружелюбное.
- El hassil, - расстановкой произнес он. - И сам не знаю, что думать.
Больше он уже не мог себе позволить быть искренним, об этом и речи быть не могло, так как теперь ему стало окончательно ясно, что Мулай Али не только послал Бенани шпионить за ним, но и приказал ему делать это, как делают полицейские - скрытничать и вместе с тем использовать все подходящие средства, чтобы добыть нужные сведения. Сомневаться в этом не приходилось - слишком уж грубо Бенани играл свою роль. Возможно, больше всего Мулай Али хотел знать, что слышал Амар в его доме, насколько он понял смысл разговоров, которые там велись, и собирается ли держать язык за зубами.
Пожалуй, он сказал им не так уж и много, размышлял Амар, но, может быть, вообще не стоило ничего говорить? Он взглянул на свои руки, на кольцо, подаренное гончаром, и вспомнил о его предостережениях. Вполне возможно, что один из этих самых драри, что сидят сейчас рядом, зарезал или пристрелил какого-нибудь ассаса или мокхазни - поди узнай.
Все по-прежнему выжидающе глядели на него.
- El hassil, - повторил Амар. Без толку, он больше не мог изображать святую невинность. - Мне кажется, вы хотите знать, с вами ли я в глубине сердца.
Бенани нахмурился, но Амар видел, что ответ пришелся ему по вкусу.
- Мы хотим знать и что у тебя в голове тоже, - сказал он. - Какой прок от сердца, если нет головы на плечах? Про тебя не скажешь, чтобы ты своей головой слишком много думал. И до сегодняшнего дня это было неважно. Но теперь… - он пристально поглядел на Амара, - придется тебе думать почаще, понятно?
Амар прекрасно все понял. Бенани имел в виду, что, побывав у Мулая Али, он неизбежно становился соучастником, иначе и быть не могло.
- Голова у меня есть, - сказал он, - а языком я болтать не люблю.
Бенани коротко рассмеялся.
- Знаю, знаю. Все так говорят. Но в полиции язык скоренько вытягивается от Баб Махрука до Баб Фтеха. Чтобы не попасть в полицию, надо уметь хорошенько думать. Но коли уж ты попал туда, там-то и выяснится, что у тебя на сердце и что для тебя важнее - собственная шкура или доверие твоего султана.