Постепенно расскажутся некоторые подробности, парижской жизни Егора Егоровича Тетёхина, а предварительно излагать их вряд ли нужно. Быт его, полурусский-полуфранцузский, сероват и обычен; знакомства необширны. В пище - остатки родных традиций, то есть довольно часто каша и все на сливочном масле; но, конечно, и пуаро, птипуа, арико. Обстановка квартиры, к сожалению, более французская: грандиозная общая с женой, кровать посередине комнаты, салончик с субтильными креслами, на камине обже-д-ары. Жена Егора Егоровича очень скоро прижилась в Париже, скажем - обмещанилась; ничего мудрёного, потому что она и была настоящей чиновницей-мещанкой. Так как в Париже они жили довольно хорошо, без нужды, то и обставились соответственно. Особого кабинета для занятий у Егора Егоровича не было; был только свой хороший уголок в салоне, то есть книжный шкап, кресло и небольшой, вроде письменного, стол. В книжном шкапу - классики в издании Ладыжникова, романы эмигрантских писателей - Алданова, Минцлова, а бунинская "Митина любовь", даже в переплёте. Конечно, и французские книги: Золя, Мопассан, Моруа, малый словарь Ларусса, на корешке которого осыпается одуванчик. В самое последнее время в ящике стола завелись брошюры и книжки в синих обложках, которые он никому не показывал. Но об этом после.
У сына Жоржа своя комната; в ней учебники, теннисная ракетка, мячи. Жорж - юноша недурной, без прыщей, но только не русский. У него уже наметилась своя жизнь, которая в этой повести, вероятно, не отразится.
Начинается повесть с того дня, когда Егор Егорович однажды сказал жене, что вечером уйдет и обедать не будет. Ввиду некоторой необычайности заявления Анна Пахомовна вынудила его объяснить причину, и он объяснил откровенно и с некоторым смущёнием:
- Пригласили меня поступить в члены одного французского общества, не то чтобы тайного, а все-таки я только тебе говорю, а ты никому не рассказывай.
- Кто пригласил?
- Один сослуживец. Ничего особенного. Большое общество, в него входят и министры, и маленькие служащие, все - как братья, попросту. Одним словом - масоны. Интересно все-таки. Это во Франции разрешено.
- Когда же ты вернешься?
- Часам к двенадцати. Там будет обед.
Анна Пахомовна подумала, что обед, вероятно, будет дрянной. На закуску - селёдочное филе в масле и недоваренная жёваная говядина с салом. Потом телятина, плавающая в желтоватой водице. Салат, сыр и жидкий кофе. В остальном Анна Пахомовна интереса не проявила. И когда за обедом Жорж спросил, где папа, - она ответила:
- У него какое-то дурацкое заседание.
В эту минуту Егор Егорович отрезал жизнь прошлую от жизни предстоящей.
* * *
При очень бледном и дрожащем свете дописаны на печатном бланке торжественные и банальные слова. Затем на взрослом человеке начал истлевать пиджачок, за ним обувь и рубашка. Человек снизился, сморщился, замкнул глаза, превратился в комочек и запутался в материнской пуповине.
Счёт времени приостановился. В недрах земли спало зерно с истлевшей оболочкой. Земля делала свой обычный оборот вокруг Солнца. Богиня Иштар, дочь Сина, пройдя путь, которому нет обратного, достигла страны, из которой возврата не бывает, - царства теней, жилища Иркалла, - и постучала у дверей:
- Привратник, отопри, впусти меня! Если ты не отворишь двери - я выломаю её, я разобью запоры, уничтожу порог! Я выведу мёртвых, чтобы они пожрали живых, - и среди живых умножатся мёртвые!
Привратник сказал:
- Подожди, повелительница, я доложу о твоём приходе царице Алату!
Он ей доложил:
- Это Иштар, твоя сестра.
- Впусти её, соблюдая древний обычай!
Широко распахнув двери, привратник впустил богиню Иштар, сняв с её головы корону.
- Почему ты снял мою корону?
- Входи, повелительница: таков закон Алату.
У второй двери он снял с неё серьги, у третьей - ожерелье. Так снял все её драгоценности, и на последнем пороге он отнял у богини пояс стыдливости.
- Почему ты снял мой пояс, привратник?
- Входи, повелительница: таков закон Алату.
Увидав Алату, Иштар хотела броситься на неё, но царица теней приказала своему служителю Намтару:
- Возьми её, запри в моем дворце и напусти на неё шестьдесят болезней:
болезнь глаз на её глаза,
болезнь ног на её ноги,
болезнь сердца на её сердце…
С той поры, как Иштар сошла в страну, из которой нет возврата, на земле замерла жизнь: бык не покрывал коровы, осел - ослицы, и человек не нисходил до служанки.
Человек спал отдельно.
Отдельно спала рабыня.
* * *
Ждать пришлось долго. Глаза Егора Егоровича присмотрелись к полумраку. Было, конечно, очень любопытно, но нестрашно: мишура явная. Скелет не настоящий. Из надписей страшна:
"Ты сам таков будешь".
Егор Егорович решился посмотреть, что в вазах: в одной оказалась самая обыкновенная поваренная соль, крупная, грязная и влажная, на дне другой вазы - пропылившийся жёлтый порошок. Мимо запертой на ключ двери шаркали ноги: рядом с этой комнатой была уборная. Двое, проходя, громко разговаривали:
- Если рано кончится - в белот сыграем?
- А ты на агапу не останешься?
- А ну её!
Егору Егоровичу хотелось курить, но он не знал, можно ли. Как будто нехорошо! Подняв глаза - увидал форточку. В гимназические годы куривали в уборной в форточку. Когда ключ в двери повернулся, Егор Егорович вздрогнул. Вошёл тот же человек, который запер его в комнатке:
- Написали?
- Написал, да не знаю, правильно ли.
- Это все равно. Я это возьму, а вы пока снимите пиджак и башмаки. И воротничок отстегните. Вот тут одна туфля. Я вернусь и вам объясню. Носки тоже снимите.
* * *
К отцу Иштар явился вестник богов, с лицом потемневшим, в одеждах разодранных и грязных:
- Царь, с той поры, как Иштар сошла в край без возврата, жизнь на земле остановилась: бык не покрывает коровы, осел - ослицы, и мужчина не входит к рабыне: он спит отдельно, и отдельно спит женщина.
И тогда царь создал женственного Атсушунамира и приказал ему спуститься в край без возврата:
- Перед тобой распахнутся семь дверей, и ты предстанешь пред лицом Алату.
Увидав женоподобного вестника, Алату укусила свой палец:
- Иди прочь, Атсушунамир, или я тебя зачарую. Ты будешь пить сточную воду городов, ты будешь питаться их пылью и мусором, и твоим жилищем будет тень, бросаемая их стенами.
Но именем богов Атсушунамир потребовал открыть источник живой воды, и Алату приказала служителю Намтару вывести Иштар из дворца, опрыснув её живой водой.
И при выходе её привратник:
у первой двери возвратил ей пояс стыдливости,
у второй двери - кольца и браслеты,
у третьей - опояс, украшенный родильными камнями,
у четвёртой - украшения груди,
у пятой - шейное ожерелье,
у шестой - её подвески,
и у седьмой двери он возложил венец на голову богини Иштар.
* * *
Его вели под руку с повязкой на глазах, и никогда ещё он не казался себе таким неуклюжим и смешным. Может быть, напрасно он, почтённый и пожилой человек, согласился быть участником забавы. Он не знал, нужно ли улыбаться для сохранения достоинства, или это неуместно; и в то же время его нервы были напряжены.
Когда они остановились, его водитель грубо застучал кулаком в дверь, и Егору Егоровичу опять захотелось снять глупую повязку, извиниться и уйти.
Что-то щёлкнуло, донёсся голос неестественного тона, спутник Егора Егоровича назвал его, затем Егора Егоровича подхватили, пригнули ему голову, так что верёвка неприятно защекотала шею, потом подтолкнули в спину, и, шлепая туфлей на босой ноге, он смиренно отдался на чужую волю.
Дальше было почти страшно, так как он боялся оступиться и упасть. Пол подымался и опускался, ноги запинались о неровности. Он плохо разбирал слова, которые говорились для него напыщенным тоном. Зачем-то ему едва не опалили лицо, затем велели пить горечь, оказавшуюся красным вином ordinaire, кисловатым и терпким, потом было слышно, как точат ножи, и на минуту Егору Егоровичу пришло в голову, не попал ли он действительно в скверную переделку и не окончится ли все это для него печально. Когда наконец с его глаз сняли чёрную повязку, он стоял совсем ошалелый и потный и, часто моргая, растерянно переводил глаза от кинжала у сердца к возвышенью комнаты, которое казалось ему ослепительно светлым.
Это состояние ошалелости и порядочной усталости продолжалось и дальше, когда все стало довольно обыкновенным и незнакомый француз с лентой через плечо говорил с полчаса в общем очень хорошие слова, пуская, где нужно, дрожь в голосе. Из речи француза Егор Егорович узнал, что он стал учеником и неотёсанным камнем и что отёсывать себя он должен сам, хотя помогут и другие.