Возможно, кремлевские идеологи вдохновлялись примером Тадж-Махала и мечтали со временем превратить опекаемое сокровище в святыню, к которой можно приближаться только на босых цыпочках. Но к счастью, в сторону Казанки решительное наступление заповедной дремучести пока не покатилось. Так что я, предусмотрительно подъехав к половине девятого, благополучно приткнул "Окушку" рядом с инкассаторским броневиком салатного цвета, в гордом одиночестве охранявшим асфальтовый пятачок, разлитый под участком холма и стены между Тайницкой и Северной башнями. Заперев машинку, я зевнул, вынул удостоверение и потихонечку пошел к Тайницким воротам, сколоченным из черного двадцатисантиметрового бруса – в них маячил сержант, не предусмотренный обычным режимом охраны Кремля. Попутно я хвалил себя за предусмотрительность. Одних местных телевизионщиков хватает, чтобы не то что "Оке" – велосипеду "Школьник" негде было приткнуться. А в этот раз телевизионщиками, тем более местными, дело ограничиться не могло. Так что я немного удивился решению службы магдиевского протокола провести прессуху в старом, так называемом губернаторском дворце (это который зеленый с белым). Он и после могучего ремонта напоминал коммуналку в сталинке – все очень высоко и длинно, зато руки в стороны не разведешь. А ведь новый дворец (бежевый с белым) турецкие братья отгрохали по соседству с губернаторским и по заказу Шаймиева так, как Пал Палыч завещал – много площадей, сводов и позолоты. Короче, Византия на марше. Самое забавное, что эта красота считалась реконструкцией вполне древнего Северного корпуса Пушечного двора – об этом руководство музея-заповедника говорило на полном серьезе. Но то ли цвет, то ли еще какая тонкость в шаймиевском новоделе Магдиеву, похоже, не нравилось. В любом случае, он норовил все свои мероприятия проводить по-губернаторски, а не по-пушечному. Память коммунального детства, не иначе.
Лично мне сегодняшний брифинг стоил не то звонкого интервью, не то участия в захватывающей дух интриге. Три дня назад после затяжного отсутствия вдруг объявился Петя Куликов, который твердо решил компенсировать затяжное отсутствие на моем горизонте непрерывным общением. Сначала он, предварительно позвонив, прибежал в редакцию и начал выспрашивать какие-то совершенно дикие вещи: да где газеты берут материалы для полос, да как привлекают внештатников, да сколько платят, да сколько требуют сами за "джинсу", да что такое мягкая реклама. Тема очень мне не понравилась – не хватало еще коллег подставлять, – но я решил, что дело ограничится краткой консультацией, потому постарался ввести товарища в курс дела, придерживаясь максимально корректных формулировок. Но Петя был явно настроен на затяжной разговор с примерами и цифрами. Он совсем уже ни к селу вспомнил додревний какой-то материал из Елабуги про испытательные полеты советских космических кораблей с манекенами, который мы опубликовали к последнему Дню космонавтики, сообщил, что получил колоссальное удовольствие от той заметки, и поинтересовался, как так получается, что человек со стороны пишет именно для нашей газеты, а не для какой-нибудь другой. Я в двух словах объяснил, как так получается. Пете этого было мало: ему загорелось узнать, а почему мы не делаем тематические спецномера, а устраиваем сборную солянку. Вон, рядом с текстом про искусственных космонавтов поставили жуткий гроб про финансовый механизм ипотеки. Насколько я помнил, эти тексты были все-таки в разных номерах, и материал про ипотеку я помнил еще хуже, чем заметку про Иван Иваныча. Зато я не успел забыть, как долго и нудно с автором этой ипотеки общался, объясняя ему необходимость сокращений, и как потом еще дольше и нуднее эту байду правил. Поэтому термин "гроб" из интеллигентных петиных уст меня особенно оскорбил, и я не стал этого скрывать. Куликов, против ожидания не смутился, и продолжил допытываться, сколько банкиру стоила эта публикация – и совсем уже нагло не поверил, что ничего она ему не стоила. Тут я совсем рассвирепел, а Петя словно твердо решил отношения со мной испортить по очень принципиальному поводу – высказался на тему явной недоработки моих подчиненных, обрабатывавших статью, а пока я собирался с ядовитым ответом, процитировал, к моему изумлению, по памяти: "Специалисты в области недвижимости уверены, что программа ипотечного кредитования строительства, принятая Кабинетом министров Республики Татарстан, будет содействовать скорейшему решению наболевшего кредитного вопроса" и спросил: "Это что, приемлемый для газетной и непроплаченной статьи стиль считается, да?"
Тут я не выдержал и заявил: "Значит, так, Петр Павлович. Все жалобы и идеи по поводу того, что я непрофессионально обрабатываю тексты и бабло за них беру, прошу излагать не мне, а Долгову Алексею Ивановичу, это по коридору чуть дальше и направо. На этом айда закончим. Мне такой базар надоел, и я вообще очень удивлен".
Петю это наконец пробило, он покраснел, стал суетлив и шепеляв, и принялся извиняться. Я полминуты был гордый. Потом стал великодушный. Тут Петя снова зацепился за эту фразу дикую, я выругался, Петя ойкнул, опять рассыпался на извинения и скрылся, потом засунул голову в кабинет и пообещал в ближайшее время позвонить, потому что есть еще одна тема, но сейчас, пожалуй, не до нее – еще раз извини, переклинило меня что-то, в самом деле. Я отмолчался, решив дальнейшее общение с Куликовым свести к минимуму – а то он в следующий раз мои музыкальные вкусы обсуждать начнет, а тут совсем уже широкие возможности для вынесения общественного порицания. Я даже поразмыслил над возможностью наябедничать на Куликова Гильфанову, чтобы тот по своей линии коллегу урезонил, пока коллега кусаться не начал. Кусающийся чекист – это, я вам скажу, штука посильнее баксов. Но в итоге я решил, что закладушничество – не наш метод, и ябедничать не стал. И потом, фраза действительно была негазетной, и сохранилась в тексте только благодаря моему малодушию – автор так умолял сохранить именно ее в первозданном виде, что я решил не докапываться до мелочей. Проявленное малодушие заставляло меня стыдиться – а я это дело не люблю и злюсь всякий раз.
Куликов подкараулил меня следующим утром на Баумана, когда я шагал со стоянки к зданию редакции. Он нерешительно тронул меня за рукав, робко поздоровался и попросил десяток минут для очень важного разговора. Мне совсем поплохело, поскольку товарищ явно собирался либо униженно извиняться за вчерашнее, либо объяснять свою упорность, вернувшись к больной теме заново. Но я пошел с ним до ближайшей лавке у фонтана с толстыми бронзовыми лягушками. Потому что не драку же устраивать с чекистом – тем более, что он небось владеет смершевскими навыками боя вприсядку, а я в очередной раз забросил утреннюю гимнастику (по системе Миллера, дело которого живет) две недели назад, когда связался с Магдиевым.
Разговор с пугающей точностью уложился в десяток минут, и оказался бешено интересным. Про вчерашнее Петя почти не вспомнил, ограничившись коротеньким сожалением по поводу продемонстрированного занудства и некорректности (так и сказал). И тут же спросил, как я отношусь к возможности сделать интервью с Аязом Гарифуллиным и Рифкатом Давлетшиным. Аяз Гарифуллин был бывшим замминистра внутренних дел Татарстана и нынешним министром по версии Придорогина, а Рифкат Давлетшин – бывшим местным полуолигархом от нефтянки. Наверное, лишь страшное усилие воли удержало Придорогина от того, чтобы назначить экс-вице-президента "Татнефти" и экс-министра топэнерго РТ альтернативным президентом Татарстана или там ханом в изгнании. Оба последнюю пару лет были московскими чиновниками среднего звена, оба покинули Татарстан с закулисными скандалами и оба считались бывшими доверенными лицами, а ныне – довольно злыми врагами Магдиева. Сам Магдиев их молчаливо презирал, а любые вопросы по поводу ренегатов игнорировал.
Я несколько секунд рассматривал Куликова, который перенес эту процедуру стойко и молча. Для верности я уточнил, имеет ли смысл спрашивать, от кого исходить приглашение к интервью. "Будем считать, от фигурантов", – предложил Петя. Я согласился и сказал, что в принципе идея мне нравится, может получиться неплохой скандал. Но я хочу знать, во-первых, какую цель преследуют организаторы интервью, во-вторых, что они видят оперативным поводом для разговоров с оппозиционерами. Куликов начал с ответа на второй вопрос, и начал ерундой. Первые два варианта я забраковал, и тогда Петя с неожиданной легкосьтью выдал вполне бенцевую идею: "Через пару лет перевыборы Магдиева. Люди хотят примериться к его посту".