Отметка в паспорте
В моем паспорте есть две знаменательных записи. Первая - что в 1989 году у меня родился сын. Вторая - что 21.05.90 я снял со своей сберегательной книжки пятьсот рублей. Достойные, равнозначные записи, не правда ли? И как это мой паспорт не ухитрились украсить надписями примерно следующего содержания: 14.11.93 заходил в туалет на Солянке. И подпись. И печать. Или - "Спал со своей женой такого-то". Или еще почище - "Напевал слова Гимна Советского Союза на мотив музыки Глинки в подъезде бывшего члена ЦК, ныне члена Госдумы. Задержан. Отпущен под подписку о неразглашении гостайны". "Пересек границу дозволенного, искупавшись в Москве-реке голым"… И хотя я всего этого не совершал, но записать в паспорт смогли бы. Слава богу, что когда в очередях ставили отметки на руках карандашом, в стране "не было чернил и иголок", а то можно себе представить, какими выразительными наколками обогатилась бы наша накожная клинопись и рядом с "Они устали", "Не забуду мать родную" красовалось бы - "Стояли за одесской и полтавской насмерть" или: "Герой битвы при Инфляции, 1991". Бедный Маяковский - что делают с его паспортиной, если бы он знал, то достал бы из широких штанин кое-что другое… Как наши просторы откровенны. Идешь по Москве, и никто тебя не надует, повсюду рекламы, захотел купить туфли, а вот тебе и пожалуйста - реклама во всю ширину улицы: "Мы обуем всю страну". И обули. И ведь другого не обещали. Или слышит человек рекламу по телевизору: "Сдавайте деньги мешками в АО "АХУЛИК и братка", это принесет вам доход по пять мешков с одного". Ну и что? Обули. До сих пор судятся. АО "АХУЛИК и братка" на процессе заявляет: "Мы вас не обманывали, доход действительно есть. И такой, как мы обещали, но вы не расслышали рекламное объявление, ведь в нем говорилось точно, что это принесет НАМ доход, а вы подумали, что ВАМ. Так что пеняйте на свои уши". Махнул обиженный вкладчик рукой: "а ебть пиндыка химинакура моторни яйца, дайте хоть справку и отметку в паспорте, что сдал, а то ведь жена не поверит, скажет, за ночь прогулял с дружками или еще чего с полюбовницей пропил…" Набрал я тут как-то справочную Казанской железной дороги, а мне из трубки такой милый голосок: "Ваш поезд… - и дальше шепотом, - я тебе языком так пройдусь по ресничкам, а потом такое сделаю… Сто ам. долл… - и громче -…приходит из Казани… - и совсем шепотом: - Твой адрес?" Я стал волноваться и ждать. Стол накрыл. "Мерло" откупорил и хожу по комнате и хожу, вспоминаю - и зуд по коже… я тебе языком…
Вдруг звонок. Открываю. Стоят два бритоголовых в спортивных шароварах здоровяка и корректно так: "Бабу заказывал, гони сто баксов, ща буде издеся". Я отдал деньги. Они скрылись. Звонок опять. Вводят девицу, в цепях, так ничего себе. Расковали при мне. "Пользуйся, - сказали, - через два часа заберем, смотри у нас, козел"… Ну налил ей и сквозь дрожание, с теплотой в голосе: "Давайте знакомиться, как вас зовут". Она молчит. "Может, поговорим, спрашиваю, о чем-нибудь душевном…" Она мне грубым девическим словом и молвит: "Да что ты в душу без мыла лезешь, тварь поганая, хряпнул стакан красного и делай свое дело, рвань интеллигентная, на стольник-то последний гуляешь, а все туда же, в новые русские…" Легла на спину и стала стягивать с себя колготы драные, - "и давай побыстрее, а то у меня еще на сегодня двадцать заказов". У меня внутри все упало, я сел на краешек стула и так робко спрашиваю: "А вы что-то про язык мне шептали"… А она мне: "Язык, язык, мудрила, это у нас автоответчик новый японский"… Ну ладно, говорю я ей, нагулялся я тут с тобой, уходи, ничего не хочу… Она вдруг как заплачет и совсем другим голосом: "Ой, дядичку, я ж не проститутка, я ж с Кыеву, малость деньжат заробыть…" Ладно, говорю, полежи тут, отдохни, народ все-таки братский, а я пока НТВ посмотрю, да и паспорт давай, я тебе отметку сделаю для твоих… А она: "Ой, та шо вы, они ж бандиты хорошие, они мене вже отметили сами у милиции сроком на месяц и вот здесь еще", - она отвернула щеку. Там стоял огромный синяк на всю жизнь… Вскоре ее увели.
Когда мне отметку ставили, что пятьсот рублей с книжки снял тогда-то, тогда хоть ставили за деньги. Сейчас без денег ставят, мол, заработал за два года столько-то - подпись и печать, все чин-чинарем, а деньги хуишки, бастуй не бастуй… Нету, говорят, еще не выросли. Преподаватель химии один знакомый, в школе, в лабораторных условиях стал водку гнать. Гнал, гнал, недогнал - получилась всего лишь двадцатиградусная. С тех пор он не доезжает до настоящего кайфа, то на пол-Канкауна, то на пол-Канар… Загорел даже наполовину - до пояса черный, а от пупа под штанами белый, потому что не успевал раздеться. Сидит где-нибудь в Хургаде и потеет ногами от таза до пяток. Он и водку так назвал - "Пол пот". Но ничего, ему хватает, ему хорошо. А вот физика из той же школы убило: стал он на базаре при всем честном народе сдвигать две критические массы. Тут как наехали на него: и рэкет, и налоговая, и МАГАТЕ, и мафиози, началась разборка, кто-то случайно задел одну критическую массу, она упала с кафедры прямиком учителю на голову. "Так и не дождался он зарплаты, а какие бабки мог бы делать, если б мы его контролировали", - торжественно заявил на траурной церемонии один из лидеров преступной группировки.
"Халява, сэр, а на халяву и уксус сладкий", нет, чтобы так прямо и заявить. Так нет же - лапши навешают, и ты вместо пятизвездочного отеля ночуешь в пансионате, вместо американского "Вранглера" носишь подмосковный, вместо виски "Джим Бим" - "Бим Джин". Кто сказал, что дело Ленина, Маркса, Энгельса умерло? Материализм есть? Есть. Прибавочная стоимость есть? Есть. Город Энгельс есть? Есть. А главное, как растет самосознание и благосостояние людей.
Недавно я шел по подземному переходу на Лубянке вечером. Молодой мужик почему-то поднимал и отворачивал чугунные сточные решетки, все в грязи. "Эй, что делаешь?" - весело спросил я его. Он мне с достоинством ответил: "Деньги собираю, люди теряют, им лень доставать…" - "Ну и сколько собрал?" - "Сто тысяч", - нешуточно ответил он мне. И я вспомнил, как на этом же месте, лет пятнадцать назад, примерно в такой же час вечера два поддатеньких мужичка что-то там мараковали, сидя на корточках над этими же решетками. В их руках были всякие приспособления - крючки, проволочки, нитка, утяжеленная пластилином, и так далее. Вокруг них крутились и клубились болельщики и советчики, но ничего у них не получалось. Я подошел поближе и понял, что они узрели на дне сточной канавы рубль и пытались достать его уже достаточно долго. Всего лишь рубль…
Париж - мой любимый жулик
Я сидел в одной из кафешек бульвара Сен-Дени. Напротив - то, что по моим представлениям частично воплощало Париж, - прекрасное облако-женщина. Сгущаясь, плыло и останавливалось перед моими глазами, как на полотнах импрессионистов. Была и не была, красива и нет, но знаменитый французский шарм делал свое дело. Какой-то один из ее шальных взглядов остановился на мне, поползал и отлетел, но вдруг вернулся… Ей не было тридцати, она протянула из облака зажигалку, когда я дал понять, что мне нужен огонь. Проститутка, подумал я, и тут же спрятал эту мысль подальше. Ну почему так сразу? - красивая, одна, Сен-Дени… Что, не может просто так, просто в своем городе одна пить кофе и?.. Она встала и превратилась из облака в обычную фигуристую женщину в неброском наряде и пошла, бросив на меня еще один взглядик.
Париж шалит. Париж дурманит. Я догнал ее у перехода. Дальше мы пошли уже вместе. Разговор ни о чем. Хорошая погода, город искусства, прекрасный кофе… "Почему бы не выпить еще чашечку кофе, я живу здесь неподалеку…" - "Почему бы и нет…" И вот мы уже идем по узкой улочке, она как-то примирительно шлепает каблучками. "Точно, проститутка", - мелькает в голове. А почему бы и нет? Но почему не говорит о деньгах?.. Господи, какая же я сволочь, так прямо и проститутка, где же ее сутенеры, которые должны жадно преследовать нас? Я машинально оглянулся. Никого. Господи, какой же я мерзавец, даже если она и… но это же ее дело. Да нет, просто какая-то симпатия, чашечка кофе для гостя из Москвы. Неужели я бы не сделал этого дома, познакомившись с парижанкой где-нибудь в полутуристическом месте?
Наконец мы пришли, как я понял, к ее дому и стали подниматься по крутой каменной сбитой лестнице. Примерно на пятом этаже мы остановились перед оцинкованной дверью, она стала открывать ее ключом. Вдруг я заметил сидящего на стуле крупненького, крепенького араба и все понял. Это был ее нукер, сторожила. Он одобрительно кивнул ей и презрительно посмотрел на меня. Она вошла в комнату и сказала - "семьсот франков" и тут же разделась. Я стоял ошарашенный таким поворотом. Она сказала повелительно: "Нет денег, зачем пришел" - и каким-то словом позвала нукера. Он был высок и стремителен и без промедления выпалил: "Давай пятьдесят долларов и проваливай отсюда". - "За что?" - "За то, что ты уйдешь отсюда живым". - "Да, но я…" - "Иначе у тебя будут проблемы, парень"… Я спускался вниз и думал о том, что это слишком низкая цена - пятьдесят долларов - за возможность остаться жить на свете. Я спускался и постепенно отходил от холодка, пробежавшего у меня по темени.