Бекетов ждал от Чегоданова гневной вспышки, истерических злобных упреков. Но Чегоданов был тих и вкрадчив. Только щурил глаза, из которых лилась жестокая синева. Сжимал губы, в которых не было ни кровинки. Все его мышцы напряглись, как у чуткого хищника, готового отпрыгнуть, избегая опасности, или метнуться вперед, убивая врага.
– Каким маршрутом поведет Градобоев свой "миллион"? Где он станет лить кровь?
– Они пойдут по Якиманке к "Ударнику", чтобы перед Каменным мостом якобы свернуть на Болотную площадь. Кордоны милиции преградят им вход на Каменный мост. Градобоев направит народ на кордон. Пожелает его прорвать, перейти Каменный мост и атаковать Кремль. Кровь может пролиться на мосту, где будет схватка с милицией. Или у Троицкой башни, где навстречу толпе выйдут войска.
Бекетов видел – пепельно-серая громада "Ударника", мокрый блеск пустого моста. Золотая шапка храма Христа, розовые стены Кремля. Медленная вязкая толпа движется по Якиманке. Флаги, транспаранты, невнятный гул мегафонов. У моста зыбкой лентой темнеет полицейский заслон. Слюдяной блеск шлемов, тусклый отсвет щитов. Сужается горловина истории, сквозь которую стремится пройти русское время. Вновь сжимается под страшным давлением хрупкий кристалл государства, готовый расколоться на тысячи мелких осколков. И он, Бекетов, своей слабой волей, несовершенным разумением стремится управлять слепым движением времени. Влиять на угрюмый поток истории. Спасти беззащитный кристалл государства.
– Я предчувствовал это, – произнес Чегоданов. – Предчувствовал заговор. – Его ноздри трепетали, словно он улавливал тлетворные ветерки измены. – В западной прессе началась охота за мной. Я для них Гитлер, и они готовят Нюрнбергский процесс. Этот мерзкий американский клоп Кромли. Этот липкий моллюск Стоцкий. Они в заговоре с Градобоевым. Я знаю, они встречаются. У них уже есть меморандум, отменяющий выборы. Есть текст приговора, где они называют меня кровопийцей. Но я их взорву!
Бекетов чувствовал, какому давлению подвергается Чегоданов. Парализуется воля, затмевается разум. Множество чародеев и магов, колдунов и волшебников протыкают иголками его фотографии, сжигают его тряпичные чучела. Побуждают бежать, кинуться опрометью, оставить власть. Отдать в другие руки судьбу государства. Так его венценосный предшественник подписал в вагоне свое отречение, открыл путь чудовищной бойне, которая унесла в преисподнюю великое царство, а его самого утянула в Ганину яму.
Бекетов видел, как дрожит и сжимается воля Чегоданова. Стискивается, словно стальная спираль, накапливая энергию для удара. Чегоданов, подверженный слабостям, баловень, несвободный от страхов и маний, сейчас был стальной правитель. Беспощадный защитник власти. Безупречный державник.
– Когда мы исполняли наш план и усиливали Градобоева, одновременно его ослабляя, мы страшно рисковали, – произнес Бекетов. Видел, как играют белые желваки Чегоданова, а в глаз отливает синева топора. – Мы нагнетали давление в котле, не имея точных манометров, измерявших это давление. И котел мог взорваться. Мы рисковали не просто нашими с тобой головами, но и судьбой государства. И эти риски сохраняются. Нам предстоит проделать ювелирную работу по управлению ядерным реактором в ручном режиме.
– Петр Первый в ручном режиме рубил стрельцам головы.
– Я собирал по элементам этот реактор, я знаю его устройство. И я же смогу его разобрать, извлеку составляющие его элемента.
– Что ты задумал? – Чегоданов смотрел мимо Бекетова, и губы его улыбались. Быть может, он видел картину "Утро стрелецкой казни".
– Я наращивал толпу на Болотной площади, приводил к Градобоеву союзников. Создавал таран, способный пробиться в Кремль. Теперь я ослаблю этот таран, уменьшу толпу вдвое, уведу от Градобоева его союзников. Ослабленную, уменьшенную вдвое толпу он поведет на мост. Здесь его встретит кордон и завяжется драка. Полиция пусть действует вполсилы, избегает ударов дубинками, чтобы, не дай бог, у кого-нибудь не лопнул череп. Головной отряд демонстрантов прорвет кордон и вырвется на Каменный мост. Здесь их встретит мощный заслон, а в тыл ударит ОМОН, отсечет от остальной толпы. Боевики Градобоева окажутся в ловушке. Их расчленят, обезвредят, по одному уведут в автозаки. Все это мы снимем на камеры и вечером покажем народу. Скажем, – так была сорвана попытка государственного переворота.
– Так и будет. Я вызываю шефа МВД, прокурора, председателя следственного комитета. Пусть очистят камеры в Лефортове. Пусть готовят следственные группы. Не меня, а их станут возить по Москве в железных клетках. Привезут на Болотную, где рубили головы мятежникам и смутьянам. Я буду целовать крест в руках патриарха, а они будут целовать топор в руках палача! – И снова в глазах Чегоданова полыхнул синий отблеск, словно мелькнул топор.
– Сразу же после разгрома Градобоева, перед выборами, ты проводишь в Москве победное шествие. Выступаешь на митинге, сценарий которого я подготовил. – Бекетов торжествовал. Перед ним был железный лидер, в котором история обрела свое воплощение.
– Ты настоящий друг, Андрей, – сказал Чегоданов. – Но ты действуешь не из чувства дружбы, а исходя из интересов страны. Ты истинный государственник. После победы мы начнем создавать новую Россию, великое Государство Российское.
Они обнялись. Бекетов чувствовал, как молодо играют гибкие мышцы Чегоданова.
Через час Бекетов был на телевидении у Немврозова. Тот готовился к передаче и перед зеркалами шутил с двумя молодыми гримершами. Те холили его красивое лицо, втирали кремы, пудрили, брызгали лаком на золотистые волосы. Немврозов от их прикосновений щурил по-кошачьи глаза. Вышел к Бекетову жизнерадостный, благоухающий, с повадками театрального любовника.
– Ты видел мою последнюю передачу? Как я расправился с этим чернявым жучком. Посадил его на иголку, и он корчился, шевелил лапками, а я его пинал, пинал, пинал! Говорят, я был великолепен.
– Ты поистине великолепен. В тебе есть что-то античное. Что-то от греческих героев. – Бекетов видел, как расцвел Немврозов с тех пор, как покинул утлую студию на третьеразрядном канале и обрел репутацию кремлевского телекиллера. – У меня к тебе срочное дело.
Бекетов извлек из кармана флешку, на которую накануне перенес записи своих переговоров с оппозиционерами. Те фрагменты, где оппозиционные лидеры в своей запальчивости и нетерпимости за глаза поносят соперников, желчно обличают друг друга. Тогда, во время походов к Мумакину и Лангустову, к Шахесу и Коростылеву, Бекетов лишь предчувствовал, что ему понадобятся эти тайно добытые записи. Теперь же он нашел им применение.
– Это что? – Немврозов вертел в руках флешку.
– Это осиное гнездо. Сделай так, чтобы осы вылетели и искусали друг друга. Сделай так, чтобы Шахес ужалил Мумакина, а тот вонзил острие в Лангустова, а Лангустов впрыснул яд в Шахеса и все вместе они изжалили Градобоева. И чтобы в конце концов их клубок распался. Чтобы они, проклиная друг друга, разбежались и увели от Градобоева своих сторонников. Чтобы Градобоев, когда начнет собирать толпу, недосчитался половины и его таранный удар на Кремль обессилел. Пусть все эти оппозиционеры, как строители Вавилонской башни, загалдят, залопочут, заверещат каждый на своем языке и разбегутся. И Вавилонская башня оппозиции рухнет.
– Великолепно! – воскликнул Немврозов, пряча флешку. – Мы разворошим осиное гнездо, и они изжалят друг друга. Но скажи, Чегоданов понимает, какую работу мы делаем для него? Он умеет быть благодарным? Когда он победит на выборах и станет президентом, он вспомнит о нас? Он сделает тебя главой президентской Администрации? Он назначит меня директором телеканала?
– Он умеет быть благодарным. Ты станешь директором телеканала.
– Он говорил?
– Говорил.
– Он не ошибется, поверь. Я буду мочить всех его врагов. Буду превращать их в уродов, в животных, в отвратительных гадов и насекомых. Но главная цель канала, как ты говорил, – это выстраивать образ новой России. России Чегоданова. Мы создадим ему образ великого правителя и преобразователя. Мы вернем России вождя. Мы ответим на запрос глубинного русского сознания, требующего вождя и заступника, духовного лидера и пророка. Мы станем создавать культ Чегоданова. Народ узнает о его сокровенном замысле возродить великую империю. Создать великое государство. Оснастить это государство могучей идеологией. Собрать выдающихся художников и мыслителей, дипломатов и духовидцев. Мы вернем России образ мистического царства, которое предлагает гибнущему миру спасение. И в центре всего Чегоданов. Ты думаешь, он пойдет на это?
– Он уже пошел.
– Замечательно! Ты великий человек, Андрюша. Мы два великих человека, и вместе мы непобедимы!
Они простились, и Немврозов, восторженный, артистичный, исчез в гримерной среди блеска зеркал и нежного лепета женщин.
ГЛАВА 31
В Москву пришли весенние оттепели, туманы, мокрый снег, с падениями сосулек, черной жижей под скользящими колесами, с прозрачными каплями на проводах и деревьях. Медленный вялый пар сочился из сырых дворов и подворотен. Казалось, Москва испаряется. Таяли в мокром небе сталинские высотки и ампирные особняки. Уплывали в туманы, словно призраки, мосты и монастыри. Словно огромные цветные леденцы, плавились стеклянные банки и супермаркеты. В ночном небе размыто и жутко пламенели английские надписи реклам, похожие на зарево пожаров.