На мгновение он прижал голову к спинке кресла, так что шляпа съехала ему на глаза. Он вырастил троих парней и ее. Парней уже нет: двоих унесла война, третий куда-то сгинул, и осталась только она - замужняя и бездетная цаца из Нью-Йорка, - и она сразу решила увезти его с собой, когда приехала и увидела, как он живет. Она просунула голову в дверь лачуги и с секунду бесстрастно глядела внутрь. Потом вдруг взвизгнула и отскочила назад.
- Что там на полу?
- Коулмен, - сказал он.
Старый негр, свернувшись на соломенном тюфяке, спал у изножья Тэннеровой кровати - вонючий кожистый мешок с костями, по форме отдаленно напоминающий человека. В молодости Коулмен был похож на медведя: состарившись, он стал походить на обезьяну. С Тэннером все получилось наоборот: в молодости он был похож на обезьяну, а состарившись, стал походить на медведя.
Дочь отступила подальше от двери. К стене лачуги, сколоченной из горбылей, были прислонены сиденья от двух стульев, но дочь не остановилась, не захотела присесть. Она спустилась с крыльца и отошла шагов на десять - как будто ближе она задыхалась от вони. И только после этого дочь сказала свое слово:
- Если у тебя нет гордости, она есть у меня, я знаю свой долг - меня так воспитали, - и я его выполню. Меня мама так воспитала. Она была хоть из простых, да не поселилась бы вместе с ниггером.
В этот момент старый негр проснулся и выскользнул за дверь - Тэннер едва его заметил: скрюченная тень, исчезающая вдали.
Дочь его опозорила. Поэтому он крикнул - так, чтобы негру тоже было слышно:
- А кто мне, по-твоему, готовит еду? Кто рубит дрова и все здесь вычищает? Он у меня вроде как на поруках, понимаешь? Этот висельник сам предался мне в руки - тридцать лет назад. Но вообще-то он ничего.
Дочь не обратила на его слова внимания.
- Чья это хоть лачуга? Твоя или его?
- Он да я, мы ее сами построили. А ты отправляйся откуда приехала. Да я и за миллион с тобой не поехал бы! Да ни за какие коврижки!
- Оно и видно, что сами, - сказала она. - А на чьей земле?
- Хозяева во Флориде, - сказал Тэннер уклончиво.
Земля продавалась, и он давно об этом слышал, но надеялся, что никто ее, такую тощую, не купит. В тот же вечер он узнал, что не тут-то было. Узнал как раз вовремя, чтобы согласиться уехать. Узнай он об этом хоть на день позже, может быть, он сейчас бы жил там, дома, - правда, на птичьих правах, потому что землю-то купили.
Едва увидев эту бесплечую фигуру, уверенно плывущую в зарослях сорняков, - точь-в-точь буро-коричневая морская свинья,- он сразу все понял, без всяких объяснений. Если бы этот ниггер владел всем миром, кроме клочка кочковатого горохового поля, на котором они с Коулменом построили хибару, а теперь купил и его, он шел бы именно так: по-хозяйски раздвигая заросли сорняков, набычив толстую шею и выставив вперед брюхо - трон для золотых часов и цепки. Доктор Фоули. Цветной. Но не чистокровный неф. В нем перемешались и белые, и черные, и индейцы.
Для негров чуть ли не бог - целитель и гробовщик, советник по всем делам и хозяин земли, - он мог даже сглазить или избавить от сглаза. Ну, подумал Тэннер, теперь не зевай, хоть чего-нибудь с него да урви, даром что он ниггер. Не зевай - ведь у тебя против него что? Только белая шкура, в которой ты родился. Так тебе от нее проку, как от слинявшей змеиной кожи. А попрешь против властей - пожалуй, спустят и шкуру.
Он сидел возле двери, на сиденье от стула, наклонно прислоненном к стене хибары.
- Добрый день, Фоули, - сказал он и кивнул, когда негр, приблизившись, внезапно остановился, будто только сейчас вдруг заметил Тэннера, хотя было ясно, что он давно его увидел.
- Осматриваю свое хозяйство, - сказал негр. - Добрый день. - Он произносил слова фальцетной скороговоркой.
"Без году неделя оно твое", - подумал Тэннер.
- А я смотрю, кто-то идет, - сказал он.
- Я как раз на днях все это купил, - сказал негр и, не глядя больше на Тэннера, ушел за хибару. Но сразу же вернулся и остановился прямо перед ним. Потом шагнул к двери и нахально заглянул внутрь. Коулмен и в этот раз спал на своем тюфяке. Через секунду доктор обернулся к Тэннеру.
- Знаю я этого черного, - сказал он. - Коулмен Паррум. Когда он встанет? Сколько ему надо, чтобы проспаться после пойла, которое вы тут гоните?
Тэннер изо всех сил вцепился в сиденье стула.
- А этот дом, между прочим, мой, тут только земля не моя. Просто накладка вышла, - сказал он.
На мгновенье негр вынул изо рта сигару.
- Да, накладно выходит, - сказал он и ухмыльнулся. Тэннер все сидел, глядя прямо перед собой.
- Только вот в накладе-то не я, - сказал негр.
- А я вечно оставался в накладе, - пробормотал Тэннер.
- А так всегда, - сказал негр, - один в накладе, другой в выгоде.
Он стоял перед Тэннером, слегка ухмыляясь и оглядывая его с головы до ног. Потом опять зашел за хибару - с другой стороны. Наступила тишина. Доктор искал самогонный аппарат.
Тут бы его и убить. Ружье стояло в хижине, и Тэннер запросто мог пристрелить этого ниггера, но он еще ни разу на такое не отважился, потому что боялся угодить в ад. За всю свою жизнь он не убил ни одного, он знал, как с ними управляться и без этого: ему вполне хватало его уменья и везения. Ведь управляться с ними - особое искусство. Чтобы управиться с ниггером, надо дать ему почувствовать, что его мозги никуда против твоих, и тогда он навеки у тебя в руках, тогда он враз поймет: с тобой не пропадешь. Вот и Коулмен сам предался ему в руки; это случилось тридцать лет назад.
Впервые они встретились, Тэннер и Коулмен, когда у Тэннера под началом было шестеро ниггеров: они работали на лесопилке, в глухоманном бору - сам черт ногу сломит, пока туда доберется. Бригадка подобралась - надо б хуже, да некуда, к понедельнику его работнички проспаться не успевали. Ниггеры уже в то время что-то учуяли. Подступали выборы, и они надеялись, что скоро появится новый Линкольн, который вообще всякую работу отменит. Тэннеру удавалось держать их в узде с помощью острого перочинного ножа. У него уже и тогда было неладно с почками, и, чтобы ниггеры не заметили его трясущихся рук, он все время строгал кусок коры или щепку. Да и сам он не желал замечать эту дрожь, а считаться со своими хворями и подавно не собирался. Нож кромсал древесину непрерывно, яростно, и время от времени грубо выструганные уродцы, на которых он сам никогда не смотрел, а посмотрев, не понял бы, что они такое, падали на землю. Негры подбирали их и уносили домой: между этими людьми и их древними предками, жившими когда-то в Африке, разницы почти не было. Нож непрерывно поблескивал у него в руках, и частенько, вплотную подойдя к негру, который лежал, облокотившись на пень, и вполглаза следил за приближающимся хозяином, Тэннер говорил мимоходом: "Ниггер! Этот нож пока у меня в руке, но, если ты будешь разбазаривать мое время, он окажется у тебя в кишках. Понял?" - И негр начинал нехотя подыматься - нехотя, но раньше, чем он заканчивал фразу.
Вокруг лесопилки повадился слоняться здоровенный, совершенно черный, с ленивой силой в движениях негр, ростом чуть ли не вдвое выше самого Тэннера; иногда он наблюдал, как другие работают, а иногда просто дрых у всех на виду, напоминая чудовищного черного медведя.
- Это кто? - спросил Тэннер. - Если он хочет работать, пусть подойдет, а нет - пусть проваливает. Бездельники у меня тут слоняться не будут.
Они не знали, кто он. Они знали одно: работать этот шатун явно не хочет. Ничего другого они и знать не желали: ни откуда он, ни зачем болтается по лесу, хотя, возможно, он приходился кому-то из них братом, а может, он им всем был двоюродным дядей. В первый день Тэннер не обращал на него внимания - один тощий, пожелтевший от болезни белый с трясущимися руками против шестерых черных. Он не хотел торопить беду, но и ждать без конца не мог. На следующий день чужак пришел снова. Его шестерка все поглядывала на пришлого бездельника, а когда до обеда осталось полных тридцать минут, они бросили работу и принялись жрать. Он не решился их одернуть. Он понял, что надо вырвать корень беды.
Чужак стоял на опушке, привалившись к дереву, наблюдая за Тэннером из-под полуопущенных век. Сквозь наглость в его лице проглядывала настороженность. Весь его вид, казалось, говорил, что, мол, этот белый - человечишка не ахти, но почему он здесь за главного и что у него на уме?
Он думал сказать: "Ниггер! Этот нож пока у меня в руке, но, если ты не уберешься…" - да, подойдя ближе, раздумал. У негра были красные заплывшие глазки, и если он носил с собой нож, то наверняка не для забавы. Перочинный ножик Тэннера непрерывно двигался, но он орудовал им бессознательно: действовали только руки. Однако, когда он вплотную подошел к негру, в куске коры, который он строгал, были проделаны две дырки, каждая величиной с пятидесятицентовую монету.
Негр глянул на его руки - и застыл, разинув рот. Казалось, что он не может отвести взгляда от ножа, яростно кромсающего кусочек коры. Он смотрел так, будто увидел незримую силу, которая направляла руки Тэннера.
Тогда Тэннер сам опустил глаза - и удивился не меньше негра: он держал в руках оправу для очков.
Он поднес ее к глазам и посмотрел сквозь дырки - на кучу стружек, на сосны за вырубкой, на загон, в котором стояли их мулы.
- Так ты, парень, плоховато видишь? - спросил он и стал разгребать землю носком ботинка. Потом нагнулся, поднял обломок проволоки, нашел другой, чуть покороче, поднял и его, а потом начал спокойно прилаживать их к оправе. Теперь, зная, что делать, он не спешил. Когда очки были готовы, он протянул их негру.- Надень-ка эту штуку, парень,- сказал он.- Не нравится мне, когда кто-нибудь плохо видит.