Всякий раз, когда мой дядя приходит куда - нибудь в гости, он после короткого приветствия сразу же направляется в туалет. Проходит немало времени, прежде чем снова его увидишь. Что уж он там делает - понятия не имею. Но в тот вечер, когда мы в первый раз зашли к друзьям Чака, всё это растянулось во времени как-то особенно надолго: Джимми исчез, и когда я к нему постучался, по другую сторону двери царила мышиная тишина. Только комарики звенели своими нежными крылышками.
Мы сели за стол и принялись пить беспошлинное виски. Бэбифейс у нас трезвенник. Он налил себе в кухне воды из-под крана:
- Прекрасно! Огненная вода жарче, чем солнце, - сказал он, - для настоящего навахо это опасно. Потом его язык всюду разжигает ненависть.
Вся квартира была уставлена бутылками и завалена блоками сигарет. В квартире - две маленькие комнатки без кондиционера, стены пропитаны никотином. Настоящая трущоба, притон, хорошо знакомый мне по тем временам, когда в Польше была запрещена продажа алкоголя до тринадцати часов дня и Джимми скандалил в очередях перед продовольственными магазинами. "Что дают? Мясо или водку?" - был в те времена расхожий вопрос.
Мужчины, пьяные уже с раннего утра, бегали как одержимые в поисках выпивки, кружили по одному и тому же маршруту и сплёвывали на дорогу сухую слюну. Процветала подпольная торговля.
Мы опорожнили полбутылки, и мне пришлось объяснять Биг Эпплу и Джинджеру, кто выиграл выборы в Польше. Это стоило мне больших усилий, потому что никак нельзя было сказать с уверенностью, действительно ли что-нибудь улучшится в моей стране.
- У нас в тылу с одной стороны немцы, с другой - русские, - сказал я после третьего виски, - и мы для них что-то вроде проходного двора; время от времени они заявляются к нам и говорят: "Здрасте". А мы никак не соберёмся как следует наподдать этим парням под зад!
Бэбифейс сказал:
- Да, похоже, поляки далеко не ирокезы. Если бы все индейцы были ирокезы, бледнолицым никогда бы не удалось отнять у нас нашу землю!
- Чепуха! - сказал Чак. - Тео рассказывал мне, как их отчаянные крестьяне на лошадях и ослах выступали против танков и самолётов. В мужестве им не откажешь. Просто у них не было шансов - так же, как и у нас!
Я бросил взгляд на свои часы - прошло почти тридцать минут с тех пор, как дядя бесследно исчез.
- Может, он принимает душ? - спросил Джинджер. - А то и римскую ванну?
- Не-е, - сказал Бэбифейс. - Он наверняка задремал!
Я поднялся из-за стола. Я должен был успокоить Джшщжера и пошёл проверить, здесь ли вообще Джимми или тайком выскользнул из квартиры. Управлять машиной я больше был не в состоянии, мозг готов был разорваться от нескольких доз спиртного, быстро последовавших друг за другом; я стал видеть все окружающие предметы удвоенными, а то и утроенными, и меня одолела сонливость, как в самые худшие зимние вечера, когда я тосковал по моей Агнес.
Дядя встретился мне в коридоре. Его затянувшееся заседание закончилось, и он как раз собирался ворваться к нам с журналом Джинджера "Вог". Он сказал:
- Этот тип - тотальный извращенец! Это голубое чудовище подтирает себе зад не туалетной бумагой, а красивыми женщинами! Я был бойцом Сопротивления - в самые тяжёлые хозяйственные кризисы, когда в магазинах продавался только хлеб и уксус, я всегда использовал для этих целей партийную газету "Трибуна люду"!
- Дядя! Джинджер не голубой, а трансвестит, - сказал я.
- Что? - спросил он. - В сортах я не разбираюсь, слава богу, уж увольте меня!
Мы снова подсели к нашим индейским друзьям и продолжили пир. Пустые бутылки размножались, как грибы после дождя. Джимми резко изменил программу вечера: никакого автокортежа! Потому что он нюхом учуял новый гешефт и постоянно пинал меня под столом, да так нещадно, что я уже боялся, что мне потребуется новая нога. По крайней мере, старая была вся в синяках.
- Ты только посмотри, - шептал мой дядя, - ни на одном блоке сигарет, ни на одной бутылке виски нет акцизных марок!
- Ну и что! - сказал я. - Ты разве забыл, где мы находимся? У Биг Эппла и Джинджера!
- Эти голубые гады просто спят на деньгах, - сказал он, - а мы судачим с ними, с дикарями, о нашей возлюбленной родине, вместо того чтобы сразу перейти к делу: сколько денег, где и когда?
- Самое главное, мы не сможем сдвинуть наши тарантасы с места, у нас сразу же отберут права, - сказал Чак.
- У меня есть двадцать долларов, - сказал я, - на такси хватит!
Я пересчитал свои купюры. Так двадцать или сорок? Я удивлённо таращился на них, и мне понадобилось немало времени, прежде чем я сообразил, что держу в руках вместе с деньгами фото моего дедушки.
- Ах, вот оно что, немец, - сказал я сам себе. - Значит, только двадцать!
- Кто это там у тебя? - спросил Чак, заглянув мне через плечо. - С каких это пор ты таскаешь с собой солдатские фотографии? Да ещё в такой отвратительной форме!
Индейцы стали рассматривать фото.
- Это мой немецкий дедушка. По крайней мере, я так думаю, но полностью не уверен, - объяснил я.
- А я думал, ты поляк! - сказал Биг Эппл.
- У меня тоже всё перепуталось в голове, - сказал Джимми. - Никто не знает точно, как тогда было дело. Но зато у Теофила есть фото его дедушки, настоящего солдата Вермахта Этот клоун, должно быть, и пропилил в тридцать девятом году польскую границу. Хорошенькая родня, ничего не скажешь!
Чак сказал:
- Какая разница! По крайней мере, Тео может приблизительно представить, как выглядели его предки.
- Конечно! - сказал Джимми. - Так же глупо, как этот тип на фотографии!
- Дядя! Кто же на самом деле мой отец? - спросил я.
- Понятия не имею, но тот недотёпа, которого я знал, всё равно сбежал!
Бэбифейс сказал:
- Чак тоже почти не помнит своих родителей. Они жили в резервации, и если бы я тогда не вытащил мальчишку оттуда, то из него наверняка вырос бы преступник, пьяница, такой же, как и те, кто произвёл его на свет!
- Не хочу об этом ничего слышать, - встрял Джинджер. - Это не те истории, какие хочется слушать!
- При чём здесь я и Тео? Мы себе родню не выбирали, - возразил Чак.
С отцом ли, без отца - всё равно придется выстраивать жизнь своими руками, хотя и по сей день я подозреваю моего дядю Джимми в том, что, возможно, именно он обрюхатил тетю Сильвию, мою мать.
Мне совсем не хотелось размышлять о тех событиях, которые так часто происходили в Ротфлисе: случайные встречи в тёмной кухне или в ванной на стиральной машине, когда кто-нибудь из нашей родни праздновал свои именины; под столом или на раскладном диванчике, когда все уже спали, напившись до потери памяти.
Кто бы ни был мой отец - восточный пруссак Беккер или лично мой дядя, - я не торопился узнать всю правду. Лучше я дождусь того дня, когда моя мать напишет мне из Рима. Она мне это обещала, когда уезжала, а мне тогда было девять лет. Чем позднее придёт её письмо, тем лучше, потому что тогда я по крайней мере смогу похвастаться перед Сильвией моей великолепной карьерой в Виннипеге. Ведь я собирался стать супервайзером, полностью переиначить всю работу видеопроката, стать лучшим - непонятно только зачем.