– Какой ми… А-а-а! – перестают удивляться друзья и начинают удивляться только цене. Отчего это при такой внешности и так недорого? Но не спрашивают, потому что можно неожиданно сэкономить. Спрашивают другое: – А где?
– Да вот прямо тут в машине.
– Обоим? – наивно вырывается у Саши.
– Ну да, быстренько, обоим. По очереди, конечно, – смеется она, – с каждого по 200 и разбежались. Или вам в машине друг при друге неудобно? – продолжает она игриво оговаривать условия, – ну тогда отъедем в какой-нибудь лесок, парк, Сокольники, там, Измайлово. Пойдет?
В полном молчании возвращались приятели в ночной клуб. О чем говорить, когда такие девчонки готовы отдать себя за неполные 10 долларов. И ты берешь, и не стыдно, а чего стыдиться-то, если для нее самой это не только не проблема, не только не унижение, а напротив, нормально, не напрягаясь, со смехом, и через пять минут забыла. Более того, кажется, ей даже нравится то, что она делает и как. Это для нее – своего рода творчество. Вдохновенно, изобретательно, с огоньком! Впечатление создает такое, будто она тебя, единственного, три года ждала, и вот наконец-то ты вернулся. И только верить начинаешь, что, может, ты и вправду ей так сильно нравишься, как вдруг гремит гром, и она, только что вот так дышавшая и даже стонавшая, – отрывается от тебя на мгновение и нейтральным, будничным таким голосом говорит: "Ой, кажется гроза начинается". А потом, как ни в чем ни бывало, вновь припадает к тебе и начинает снова стонать и извиваться.
– Профи… – вздохнул Саша.
– Ага, – подтвердил Витя. – Да чего грустить-то? – сказал Витя.
– А я и не грущу, – сказал Саша.
– Врешь, грустишь… Надо нам песню сочинить, – вдруг неожиданно сказал Витя, вроде совершенно не к месту.
– Давай, – вяло согласился Саша.
– Давай, давай! Надо запустить шлягерок.
"Запустить шлягерок" на языке Вити означало – сочинить песню с легко запоминающимися словами и мелодией, потом раскрутить ее по ТВ и Радио, чтобы она стала популярной и ее все запели. Тогда и выступать будут приглашать чаще, и за хорошие деньги.
– "Запустить шлягерок" – это вам не отдаться за 200 рублей, да? – не то спрашивая, не то утверждая, сказал Витя.
– Да. Шлягерок, это попроще, – согласился Саша, – хотя для кого как.
Оба засмеялись.
– А ты для чего все это делаешь? – спросил вдруг Саша.
– Что? – Витя даже затормозил от неожиданного вопроса.
– Ну, вот все это. Записи, концерты, клипы, для чего? Тебе чего надо? Славы, денег?
– Ну, слава и деньги не помешают…
– Так для этого?
– Наверное, не совсем.
– Так для чего? Что ты хочешь больше всего? Чего тебе надо?
– Мне?… Чего надо больше всего? – Витя даже растерялся слегка и теперь медленно вел машину, обдумывая честный ответ на поставленный ребром вопрос. – Мне надо… Ну… как?… Я хочу… вот! Хочу… чтобы все девчонки визжали! – закончил он неожиданно и зашелся смехом. А вслед за ним и Саша.
Приехали обратно в "Маяк" и нажрались так, что Саша уж и не помнил, как оказался дома.
Утром он разлепил рот, встал, затем, пошатываясь, пошел к холодильнику посмотреть: не осталось ли там чего-нибудь освежающего. Когда Саша открыл холодильник, ему показалось, что даже из холодильника пахнуло перегаром. Но ничего того, что мог бы сейчас принять организм без отвращения, Саша в холодильнике не нашел. И тут в дверь позвонили, а потом на пороге появился вчерашний именинник Петя, а в руках у него была целая упаковка пива "Хольстен". Молодец Петя. Хороший мальчик. Умный. Петя сел у порога на ящик для обуви и томно простонал:
– О-о-ой, я вчера себя так разрушил…
– И я…разрушил, – сказал Саша, но выпил пива и через 10 минут он уже мог разговаривать, а через 20 Петя предложил вместе ехать на фестиваль в Севастополь от его газеты.
– Будем, – сказал Петя, – делать репортажи, типа "Дневник фестиваля". Про тебя в редакции я уже сказал, все согласились, поедешь?
– А чего там вообще будет? – спросил Саша.
– Да что-что! Как всегда. Отличная тусовка, выпивка. (Тут Саша поморщился.) Праздник, как всегда.
– Да чего праздновать-то? – сказал Саша, – когда все так неинтересно.
– Ну, это ты брось. Все бесплатно: и стол, и дом, и девочки.
Петя на халяву был готов ехать хоть на Дальний Север в поселок "Караул", а уж за 100 долларов он заставил бы родную мать в цирке прыгать через обруч, – Саша за ним это знал, но все равно общался – таких, как Петя среди журналистов – вагон, и что, с ними со всеми ссориться, что ли?
– Так что ты брось, Шурец, поедем, оттянемся, отдохнем.
Петя называл Сашу именем, рожденным в небольших глубинах своей фантазии – Шурец. Ему казалось, что Сашино совсем несолидное для его таланта поведение дает ему право на такую фамильярность. Нельзя же себе представить, например, чтобы Маяковского называли Вовец, а Пушкина – Шурец, а Сашка такой простой, что может быть и Шурцом. При этом нельзя сказать, чтобы Петя не знал размеров Сашиного таланта и не уважал его, напротив, он часто за бутылкой говорил ему: "Шурец, ты гений. И я это знаю, и все. Но ты никогда, слышишь, никогда не будешь признан, как гений, даже, как высокий талант, потому что ты своим талантом жопу подтираешь и ведешь себя не как большой поэт Александр Велихов, а как самый обыкновенный Шурец. И денег поэтому никогда хороших ты не заработаешь. Ты не умеешь себя поставить…" Саша не обижался. Он вел себя, как ему велось, и знал, что помимо тусовок, пьянок и безалаберности за ним есть еще кое-что, за что он, в отличие от приятелей, мог бы себя уважать. У него в столе лежала целая стопка превосходной лирики, которая прошибала до зависти и до холодка внутри – что я так не могу – самых искушенных в этой области людей. Только Саша редко кому эти стихи показывал.
– Ну поедем, Шурец, – канючил Петя после еще двух банок пива, – поедем, а? – Петя упрашивал так потому, что знал: писать все будет Шурец, а он, Петя, будет отдыхать и тусоваться.
– Поехали! – Саша решительно стукнул банкой об стол. И уже на следующий день пара аккредитованных журналистов вылетела в Севастополь.
Глава 4-я. Встреча у "звездного" лайнера.
Не в гостинице, а на корабле, оказывается, предпочли жить очень многие наши эстрадные знаменитости вместе со своими телохранителями, чья основная функция состояла в том, чтобы, соответствуя должности, охранять тело звезды от приближения назойливых фанаток и фанатов. Пусть организовывают свои фан-клубы, если больше нечем заняться, но держатся подальше. Хотя телохранители – это была скорее всего дань престижу или, как они сами говорили – имиджу. Перефразируя известную цыганскую песню, в которой поется о том, что "цыган без лошади, как без крыльев птица", можно сказать, что "звезда без имиджа", как без того же самого: ну неудобно, неловко как-то – даже перед коллегами – без одного хотя бы телохранителя и лимузина, гадко даже как-то… "Цыган без лошади" – сравнение несовременное и не всем понятное. Поэтому выразимся яснее: звезда без телохранителя – это хуже, чем бизнесмен без офиса. Реального смысла в телохранителях, конечно, не было никакого, ну разве что отталкивать поклонниц, так ведь это и милиция делает. А если даже самому распоследнему дурню придет в голову мысль – умыкнуть, скажем, того же Балканского и затем потребовать выкуп, то эта неразумная акция ничего ему не даст, кроме хлопот, а самому Балканскому, как всегда, повысит рейтинг.
Но, так или иначе, обилие личных телохранителей, да к тому же внешняя охрана лайнера – сильно затрудняли проникновение на его борт Анжелики с Виолеттой и двух Наташ. Наташи сами привели и показали, где стоит корабль. А все потому, что были девочками добрыми и отзывчивыми. И сейчас все стояли невдалеке от трапа и ждали подходящего случая. Действовать решили порознь. "Все вчетвером никогда не пройдем, – сказали девочки Наташам. – Давайте попробуем сами по себе".
Был вечер. У искомой группы концерта сегодня не было, они должны были находиться тут. Вета с Анжеликой стояли уже битый час, но входили и выходили все лица незнакомые, а начинать следовало хотя бы с автографа, а уж потом, пустив в ход все свои немногочисленные чары, добиться приглашения на корабль. Две Наташи тоже, видимо, ничего лучшего не придумали и топтались у трапа, жадно вглядываясь в проходящих мужчин.
– Что-то есть захотелось, – сказала Анжелика, – пойдем пока перекусим.
– А где? – спросила Вета.
– Да вон на набережной "хот-доги" продают, пойдем, а там видно будет.