Однако, некоторая нервозность в поведении Василь Васильича говорила о его излишне эмоциональной реакции на происходящее по ту сторону властной вертикали. И ему стоило не малого труда заставить себя не прибегать к проверенным и эффективным методам урегулирования подобных ситуаций молодой суверенной демократией. Вероятно, от неимоверных над собой усилий он на какое-то время всё же потерял самообладание и, то ли обозвал не согласных с линией Партии и Правительства презервативами, то ли сравнил их с ними. Наиболее дотошные аналитики уверены, что упомянув о резинотехническом изделии № 2, Василь Васильич просто дал понять особо непонятливым, что усилия их что-то поменять на свой лад так же тщетны, как попытка зачать ребёнка, облачив причинное место в контрацептив. Наверное, по той же самой причине Василь Васильич отказывался верить, что даже какая-то часть населения подвластной ему страны способна думать и что-то решать самостоятельно, без помощи мирового империализма, агентов западных демократий, пронизанных двойными стандартами и прочей нечисти.
– Абсолютно с Вами согласен, но всё же рискну предположить, что причина всего этого несколько иная, – стараясь слишком явно не противоречить собеседнику, вежливо произнёс Иван Иваныч, а про себя подумал: "Не заставил бы ты меня отказаться от второго срока, всё бы было нормально. Да и сам я дурак, что послушал. А ведь блоггер советовал, как всё разрулить, не послушал. Не даром в народе говорят: "Зассал – погиб".
– Не надо нам было так нагло распределять заранее роли. Вы – главный, я – за Вами.
– Что уж, что сделано, то сделано. Сейчас надо думать, как эти недоразумения исправить. – Подытожил сеанс самобичевания Василь Васильич. – Ты знаешь, я как-то недавно в каком-то журнальчике прочитал одну интересную статейку про нас с тобой и всех остальных, короче, про нашу, как ты любишь говорить, политическую систему. И знаешь, с чем автор её сравнивает? – С этими словами Василь Васильич внимательно взглянул на единственного своего слушателя, как бы в надежде получить ответ, но сам тут же его озвучил, – с бутербродом. Да, да, именно с бутербродом, хотя его можно назвать и сэндвичем, – предвосхитил он вопрос Иван Иваныча и пообещал, – у меня в кабинете валяется этот журнальчик, я тебе дам почитать. Так вот, если принять за основу это сравнение, то всё потихоньку само собой рассосётся, но, так как времени у нас не много, процесс надо будет ускорить. В качестве катализатора, полагаю, неплохо сработает испытанный приёмчик: мы должны будем любой ценой убедить массы, что всякая их попытка, даже не попытка, а мечта или намерение что-то изменить для себя – есть ни что иное как призыв к революции. К чему ведёт любая революция? Правильно – к дестабилизации обстановки. В нашем случае это посягательство на добытую потом и кровью и любимую всеми стабильность.
– Опять враги народа? – Ужаснулся, чуть не вскрикнув, Иван Иваныч.
– Ну зачем же раньше времени вешать ярлыки? – Усмехнулся Василь Васильич. – Ведь их никто ни сажать, ни расстреливать не собирается. Просто надо убедить людей, что они не правы. И убедить до такой степени, чтобы они свою убеждённость передавали другим. Нам могут не поверить, а какому-нибудь токарю или фермеру обязательно поверят. Кроме того, что не менее важно – на хер всех этих импортных учителей по демократии. Они там у себя уже натворили дел, теперь и нас хотят втянуть в свои эксперименты. Скопом помирать не так страшно. Но нам ещё рано. Поэтому только безоговорочная победа с хорошим запасом на всякий случай. И никаких компромиссов. Второго тура мы можем не пережить. Потом пусть хоть обмитингуются.
– Несомненно, убеждённость – это хорошо, без неё нельзя. Но ведь многие уже убеждены, что их обманули. Они требуют именно того, чего требовать, вроде, не должны. И таких требующих, к сожалению, довольно большой слой. – Попробовал усомниться Иван Иваныч.
– Именно слой! Ты как будто ту статейку читал! – На удивление собеседнику эмоционально произнёс Василь Васильич. – А наша первейшая задача, при помощи того, что я назвал, этот слой сделать как можно тоньше и как можно скорей.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Иван Иваныч, – но я полагаю, что кроме предлагаемого Вами "кнута", не плохо было бы дать им и "пряник". Василь Васильич как-то недобро посмотрел на хозяина кабинета, но тот ловко купировал нежелательные эмоции гостя.
– Вам это ничего не будет стоить. Я пообещаю и даже что-то предприму в сфере модернизации политической системы, а потом… Потом как Вы решите, но сейчас, я уверен, это совсем не будет лишним и, несомненно, поможет, как Вы выразились, сделать беспокоящий нас слой, тоньше.
Василь Васильич слегка задумался, затем звучно упёрся о подлокотники кресла и со словами: "Ну и ладно", вытолкнул из его объятий своё спортивное тело и направился к выходу.
XXX
Василь Васильич, как ещё совсем недавно, стоял возле окна, заложив руки в карманы брюк, и покачивался с пятки на носок. Только смотрел он сейчас не на разноцветные крыши разномастных коттеджей ближайшего Подстоличья, а на главную площадь страны со всеми её атрибутами. Там было всё то же: и храм, и красный куб в окружении высокопоставленного акрополя, и исторический музей. – Довольно символично, – с присущим ему чувством юмора, подумал Василь Васильич. – Покрестили, отпели, на погост и, в конце концов, перевели в разряд исторических экспонатов. Но не это его сегодня волновало, ибо о физической смерти думать было рано, а политическую жизнь он сегодня продлит ровно на столько, насколько та предусмотрена законом, пока.
С того момента, как Василь Васильич в очередной раз стал постояльцем кабинета № 1, прошло достаточно, чтобы те, кому положено, поняли – он пришёл туда всерьёз и надолго. И совсем не намерен продолжать поимённо-временной бардак в государстве вкупе с непонятным для многих плюрализмом. Оглядевшись по сторонам, он понял совершенную непригодность и даже вредность заклинаний своих бывших коллег и соратников, начитавшихся умных заграничных книжек, о том, что всё необходимое придёт само собой, а всё лишнее таким же образом отпадёт или рассосётся. Для этого нужно всего ничего: не вмешиваться в процесс и отречься от азиатского слова "базар" в пользу европейско-американского – "рынок". Но это там, возможно, работает, а здесь – чем меньше контроля, тем больше базара, везде.
Нынешний обладатель высокого кабинета, несмотря на уверения своих сторонников о горячей к нему любви со стороны электората, отдавал себе отчёт, что это не совсем так. Он понимал, что получил большинство не только "благодаря", но и "вопреки". То есть, те самые массы, к которым у нас всегда относились если не наплевательски, то безразлично, поступили завидно мудро и выбрали из двух зол меньшее. Они голосовали не столько за него, сколько против остальных. Потому что при коммунистах они уже жили, а всех остальных просто не принимали всерьёз. Но самое главное, чего они не хотели, – это возвращения Иван Иваныча с его прожектами и страстью к переменам, которые по сути ничего не меняли. Василь Васильич чувствовал, что народ уже соскучился по порядку и готов принять "сильную руку" как осознанную необходимость.
– Исходя из этого и надо строить работу, – не переставая разглядывать застеночное пространство негромко произнёс Василь Васильич, – и никакой самодеятельности. Учёт и контроль. С этой убеждённостью он отвернулся от окна и занял рабочее место. Стопка бумаг различной срочности и назначения непременно требовала его вмешательства. Отложив в сторону последнюю папку с подписанным документом, Василь Васильич устало откинулся на спинку кресла, но тут же, как будто вспомнил что-то очень важное, придвинулся к столу и принялся перебирать только что отработанные документы. Найдя нужный, он вновь отодвинулся от стола и, пробежав глазами текст, задумался. Докладная военного министра, согласованная с другим заинтересованными ведомствами предлагала провести на главной площади страны военный парад в честь очередной годовщины одноимённого события, проходившего семьдесят один год назад. Василь Васильич не обратил особого внимания на то, что главной причиной тому была не столько забота о памятной дате в нашей истории, сколько нежелание допустить на площадь сторонников ПКРФ во главе с Андрей Андреичем, чтобы они отпраздновали другую памятную дату – очередную годовщину революции. Хозяин кабинета вновь взглянул на документ и вспомнил, о чём он думал всего через пару дней после своего триумфального возвращения, когда принимал другой парад – по случаю Дня Победы. Его победа и Победа Советского народа – совпадение или об этом также будут помнить десятилетия? Но это было не главное. Василь Васильич уже тогда думал о несуразности некоторых моментов. Например, почему он, Верховный главнокомандующий, которому подчиняются люди в погонах, сам лишён возможности погоны носить. Ладно, Иван Иваныч – человек далёкий от этого, но он, Василь Васильич, воинское звание имеет. Правда, военный министр… Нет, ему звание присваивать нельзя. Это будет перебор. Легче найти ему замену с погонами и тогда всё встанет на свои места. Раз начинаем наводить порядок, – надо быть в этом вопросе последовательными во всём. Однако дальнейшего развития высочайшая мысль не получила, так как была прервана уже до зубной боли знакомым специфическим звуком звонка особого мобильного телефона.
Слушаю вас, – голосом человека, уставшего от бесцельных разговоров, произнёс Василь Васильич. На трубке по ту сторону эфира явно не ожидали такого ответа, отчего не были готовы отреагировать на него адекватно. Создавалось впечатление, что там не просто молчали, а глупо моргали широко раскрытыми глазами или глотали ртом воздух.