– Понимаете, т… – от всего происходящего он чуть не назвал шефа товарищем Сталиным, – я полагал, что рано или поздно люди разберутся, что вместо одной партии власти они попали в другую и могут повести себя не совсем предсказуемо, вернее, совсем не так, как нам бы хотелось. Вадим собирался развить свою мысль, но остановившийся внезапно посреди кабинета Иван Иваныч с удивлением взглянул на него, взмахнул рукой, в которой не хватало только трубки и, всё таким же сталинским тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнёс: – очень жаль, что вы не совсем адекватно воспринимаете наши намерения. Вы, вероятно, по старой привычке, всё ещё думаете, что мы здесь плетём какие-то интриги с единственной целью захвата и удержания власти. Хочу вас заверить, что это совсем не так. – С этими словами он ещё раз, но уже с многозначительным прищуром, посмотрел на Вадим Вадимыча, словно желая убедиться, всё ли тот правильно понял, и вновь принялся шагать по кабинету, продолжая говорить, но, уже не обращаясь ни к кому из присутствующих. Скорее в очередной раз убеждая самого себя в правильности выбранного пути.
– Нашей основной задачей является создание действенной многопартийной системы (говоря так, Иван Иваныч имел ввиду всего две партии), способной обеспечить, на сколько это возможно в нашей стране, построение демократического общества со всеми присущими ему институтами, где передача власти будет происходить не по принципу преемственности, а на основании объективных результатов волеизъявления народа. Здесь он почувствовал некую излишнюю высокопарность в своей речи, остановился и поднёс руку ко рту, как если бы хотел раскурить трубку, затем опять обратился к Вадим Вадимычу: – и вот именно для этого мы создаём партию нового типа, – ткнув в его направлении указательным пальцем. – Несмотря на то, что вы не смогли разглядеть в глубине наших стратегических задач конечной цели, мы не можем не согласиться с вашими предложениями по решению наших тактических задач. От этих слов Вадим наконец-то вышел из съёженного состояния, облегчённо выдохнул и услышал, как награду за ранее перенесённые переживания – поэтому примем ваш вариант; будем использовать потенциал ЭРЭСов.
Нетерпеливо ёрзающий на своём месте Альберт Альбертыч хотел что-то добавить или, может быть, высказать кое-какие сомнения, однако был остановлен всё уже решившим Иван Иванычем. В данный момент опыт и знания помощника по политическим проектам был для него значительно важнее, нежели сухие умозаключения экономиста. Хотя, для элементарного подсчёта соотношения сил пригодились бы и его знания, тем более что именно об этом он и хотел поведать собравшимся. Ведь, исходя из количества представителей Партии в законодательном органе, они вполне могут выразить главе государства вотум недоверия или, как сейчас любят выражаться, импичмент. Но это, если ориентироваться только на голые цифры. Конечно же, и Иван Иваныч, и Вадим не могли не учитывать такой возможности, но почему никто из них ни разу об этом не обмолвился? Ведь математика-царица наук всеми своими интегралами и дифференциалами, а также более низкими, арифметическими действиями, даёт понять о явной угрозе со стороны чисел. – Не унимался Альберт Альбертыч, пока не включил шахматно-аналитичсеские способности своего ума, после чего осознал, что многие считают царицей наук вовсе не математику, а философию. Но не марксистско-ленинскую, капиталистически-метафизическую, религиозную или какую хотите другую вообще, а их основной раздел – философию выживания, ярчайшим представителем которой был ни кто иной, как Вадим Вадимыч. В совершенстве владея методикой самосохранения при смене политических "элит", он прекрасно знал, что уже в следующее мгновение после осознания смысла сказанного Иван Иванычем во время его кремлёвской речи, казалось бы, монолитные и незыблемые, как керамические зубы поп звезды, ряды Партии, начали шататься, как зубы больного цингой полярника. А как только будет ясно, где можно получить необходимые витамины, этот, пока ещё безупречный партийный рот станет похож на что-то среднее между улыбкой Бобби Кларка, Александра Овечкина и бомжа после неравной схватки за пустые бутылки.
– Ну что, господа, я полагаю, мы готовы к проведению обещанных консультаций с представителями партий, поэтому не считаю нужным откладывать это мероприятие в долгий ящик. Или будут иные предложения? – Поинтересовался Иван Иваныч у своих помощников уже совершенно не сталинским голосом. С одной стороны, у него действительно чесались руки поскорей поставить все точки над "I" и посмотреть, насколько его предположения будут соответствовать действительности. Как не странно, сейчас, его не столько волновал результат, скорей всего, потому что он в нём не сомневался, а процесс. Даже не процесс, а желание увидеть реакцию на оглашение принятого им решения. Он с каким-то иезуитским наслаждением предвкушал это действо, когда клявшиеся в вечной верности делу "Партии и правительства" надутые от своей государственной значимости, солидные дядьки, да и молодые люди будут разрываться между своей совестью (у кого она есть, и кто как её понимает) и инстинктом самосохранения. С другой стороны, он торопил события, всё ещё не до конца доверяя Вадим Вадимычу, таким путём стараясь минимизировать возможность утечки нежелательной информации раньше времени.
– Раз других предложений и возражений нет, через пол часика начнём, прямо здесь, – подытожил Иван Иваныч. Взглянул на часы и попытался пошутить, – и вам никуда ходить не надо, всё с доставкой на дом. Затем он скептически оценил кабинет с точки зрения наибольшего удобства наблюдения за действующими лицами и решил, всё же, провести консультацию в одном из небольших зальчиков по соседству.
Входя в зал, Иван Иваныч надеялся увидеть там, во главе единопартийцев, Василь Васильича как их предводителя в масштабах всей страны. Он понимал, что это маловероятно, ибо В.В. всегда игнорировал мероприятия под руководством первого лица, давая тем самым ненавязчиво понять, для особо внимательных, что хоть он и второй человек в государственной иерархии, но первый в Партии и государстве. Но сегодня такой момент… Можно было бы попытаться что-то исправить, вступив в полемику, привести факты и аргументы предвзятого отношения к Партии, а может и к нему лично. У нас любят обиженных. Но именно в это время, как обычно, ему остро необходимо проводить совещание со своими подчинёнными в другом месте. Первый порыв разочарования от невозможности наблюдать в живую реакцию непосредственного конкурента сменился более рациональным осознанием преимущества его отсутствия и Иван Иваныч в приподнятом настроении расположился со своими единомышленниками диаметрально напротив сидящих за большим круглым столом, инкрустированным слоновой костью, четырёх основных партийных боссов, мирно беседовавших между собой. Они понимали, что здесь и сейчас от них уже ничего не зависит. Им нечего делить, ибо всё уже решено и это собрание – просто процедура, неотъемлемая часть демократического ритуала, который в своём завершении трансформируется в несколько фраз на пресс-конференции, или просто в СМИ типа: "в результате проведённых консультаций с ведущими думским фракциями мы пришли к целесообразности того-то и того-то". Тем более что в их памяти была ещё очень жива ремарка Иван Иваныча по поводу возможного создания новой партии. А из его уст это могло звучать только как новой партии власти. Они, в силу своего прошлого, овеянного красными знамёнами и историческими решениями съездов КПСС под руководством единственной руководящей и направляющей силы, несмотря на либеральные, демократические и прочие подобные заявления, не могли себе представить, как на практике может быть по-другому. Каждый из них знал определённо одно, что получив возможность, в первую очередь из возглавляемой ими организации сотворили бы партию власти. Потому что другого они не знают и по-другому не умеют. А самое главное – так легче всего управлять таким неуправляемым организмом, как одна шестая часть суши, поэтому вступительную часть монолога Иван Иваныча, связанную с назревшей необходимостью изменения существующего порядка партийного строительства, они слушали подчёркнуто внимательно только из уважения к его служебному положению. Но стоило ему заговорить о главной цели задуманных преобразований, как все четверо недоумевающее посмотрели на него, стараясь понять, не перепутал ли тот аудиторию. Ведь присутствующие в зале не наивные избиратели, готовые верить каждому слову и пускать слёзы умиления по поводу любых обещаний. Они, партийные предводители, сами за счёт этого живут и могут такое навыдумывать, что все известные истории писатели-фантасты станут в очередь за сюжетом. Однако в глазах Иван Иваныча горел недобрый огонёк не свойственной ему решимости воплотить сказанное в жизнь, во что бы то ни стало; и его голос вновь обрёл интонацию, и еле уловимый кавказский акцент, услышав который присутствующие уже не сомневались, что будет именно так.
– Мы тут посовещались с товарищами, – не спеша, как бы подбирая нужные слова, произнёс Иван Иваныч и обвёл взглядом своих помощников, – и решили, что будет правильным не создавать новую партию.
Четвёрка, как по команде вскинула на него глаза, каждый в надежде, что кто-то из них может быть избранным на роль преемника. Но докладчик тут же лишил одного всяческих иллюзий, обратившись к нему: – у нас их и так больше, чем нужно, что сказывается на их работе, не так ли, Борис Борисыч? Оставшиеся трое злорадно уставились на побледневшего, не привыкшего к таким обращениям, лидера пока ещё большинства, а верный себе Вениамин Вениаминыч, чётко улавливающий дуновение ветерка, не упустил момента проявить лояльность.
– Правильное решение! Подонки, однозначно. И всю страну уже заполнили подонками! Хватит уже этой диктатуры. Однозначно, только демократия может возродить страну!