III
Инна приезжает через час. К этому времени я и Нина успеваем изрядно напиться. Происходящее начинает казаться мне очередной забавной игрой. Я чувствую подобие азарта. Инна, одетая в извечную красную юбку, с порога, не вынимая тонкой сигареты изо рта, заявляет:
- Вообще-то я не имела дела с женскими половыми органами. Только с мужскими.
- Уверен, ты справишься, - успокаиваю её я, вспоминая, как она орудовала скальпелем в морге.
На улице бушует настоящий ливень. Я думаю об Африке: шаманах и экваториальном климате. В руках Инны аккуратный чемоданчик. Она ставит его на стол и извлекает медицинские инструменты. От их вида я начинаю трезветь. Нина сидит на кушетке, голая и задумчивая.
- Нагрей воду! - говорит мне Инна.
- Для чего?
- Для операции нужна вода, - только сейчас до меня доходит, что должно произойти.
- Ты медик? - Нина обращается к Инне.
- Да.
- Я тоже, - видимо, они нашли друг друга.
Я иду на кухню, чтобы нагреть воды. Из подходящей посуды - эмалированная кастрюля. В ней плещется подобие супа. Я выливаю его в раковину и наполняю кастрюлю водой. Ставлю её на газ.
В комнате Инна осматривает промежность Нины. Она надела очки, в которых стала похожа на героиню дешёвого порнофильма. Нина спокойна. Даже счастлива. Кажется, что клитор будут вырезать кому-то другому.
Я приношу кастрюлю с горячей водой. В ней плавают остатки супа. Инна с сомнением осматривает воду, но ничего не говорит. В её руках скальпель, который она нагревает на спиртовке, принесённой с собой. Рядом лежат использованные шприцы.
- Обезболивающее, - поясняет Инна, видя мой испуганный взгляд.
- Дайте выпить, - доносится глухой голос Нины.
Я даю ей стакан водки с чаем. Она выпивает его залпом и тут же закуривает сигаретой. Старый школьный метод закуски.
Инна склоняется над Ниной и говорит мне:
- Дай ей что-нибудь в рот.
- Что? - я думаю о своём члене.
- Палку, линейку, ручку - что угодно, лишь бы она не кричала.
- Не буду, - заявляет Нина ровным голосом, и мы верим ей.
Я стараюсь не смотреть вниз. Стараюсь не слышать тяжёлое дыхание. Стараюсь не вдыхать запахи. Я бы ушёл, но Нина просит быть рядом. Говорят, многие мужчины падают в обморок, когда видят роды. Как бы они восприняли подобную ситуацию?
Лицо Инны напряжено. Кажется, она решает математическую задачу. Мой взгляд невольно падает вниз, и я вижу кровь на медицинских перчатках. Опять гениталии. Опять кровь.
Не знаю, сколько времени длилась эта сюрреалистическая операция. Мне кажется, что время, как и я, растаяли, словно на знаменитой картине Дали.
Когда я был ребёнком, то боялся сдавать кровь из пальца. Меня колотило лишь от одного её вида. Теперь я наблюдаю, как одна незнакомка вырезает клитор другой. Пути Господни неисповедимы. Впрочем, Господни ли это пути?
Инна кидает нечто крошечное в алюминиевую миску. Я возвращаюсь в реальность.
- Это он? - хрипит Нина.
- Да, - Инна спокойна.
- У меня есть ещё одна просьба.
- Слушаю, - говорит Инна.
Нина делает глубокий вдох и чётко, с расстановкой, словно читая по слогам, произносит:
- Я хочу его съесть, пропустить через себя и переработать в дерьмо. Не спрашивайте для чего. Это древний принцип, ритуал. Если говорить просто, то зло должно обратиться в дерьмо. Так я могу очиститься. Только так.
- Кстати, у туземцев существует поверье, что, съев определённую часть человека, можно унаследовать черту его характера, определённое качество. Интересно, что можно обрести, если съесть клитор? - говорит Инна.
- Мне не интересно, - безапелляционно заявляю я.
Нина кидает клитор в рот и начинает жевать. Мои чувства обостряются. Я явственно слышу, как челюсти пережёвывают пищу. Слышу чудовищное чавканье. Слышу, как работает гортань, и выделяется желудочный сок.
В этой какофонии фантасмагорических звуков я едва могу уловить голос, который непрерывно бубнит мне:
- Это сон, это дурной сон…
Глава седьмая
I
В проёме двери стоит мой палач. Тёмные очки скрывают глаза, в которых я мог бы прочесть приговор.
- Не слишком ты приветлив к гостям, - морщится Юля, - пригласишь войти?
Я отхожу от двери, давая понять, что она может зайти. Юля снимает туфли на высоком каблуке и озирается по сторонам.
- Тапочек нет, - читаю её мысли.
Юля проходит в мою единственную комнату. Смотрит на батарею пустых пивных, водочных и винных бутылок, выстроившихся у стен.
- Ты умеешь принимать гостей, - язвит она.
- "Мне приятно делать гостям приятно, но какая часть слова "уйди" тебе не понятна", - отвечаю я цитатой из БГ.
Она закашливается тем же старческим смехом. Мне нужно заручиться её молчанием, а для начала узнать цель визита. Я откупориваю бутылку с крепленым вином. Разливаю его в бокалы. Протягиваю один Юле. Она делает маленький, боязливый глоток и усаживается на диван. Мне хочется выгнать её вон, но я слишком зависим от неё сейчас, а потому говорю:
- И всё же, что ты хочешь?
- Помнишь сказку о Золушке?
- Конечно.
- В двенадцать часов тыква превращается в карету.
- И?
- У меня дома ты сравнил себя с тыквой, высохшей и пустой. Тыквой с Хэллоуина. Так вот, - она потягивается и снимает очки, - ведь возможно обратное превращение, когда тыква становится каретой.
- Для этого нужна добрая фея, - замечаю я, делая глоток из бутылки с вином.
- Она перед тобой, - Юля проводит по себе ладонями. - И тыква может стать прекрасной каретой. Достаточно просто захотеть, а я подскажу способ.
- Уверен, он связан с кровью? - говорю я.
- Да, - соглашается она. - Забавно, но ведь именно мы позитивны. Те, у кого вирус. Вы отрицательны. Интересная игра слов, так?
- Не более чем слов.
Всё та же игра в кошки-мышки. И я знаю, кто сегодня мышка. Кошка же весьма опасна - у неё разновидность бешенства. Ей просто достаточно сделать цап, и мышка мертва. Но кошка просто играется с жертвой, доводя её до исступления ожиданием трагической развязки. Кошка мяукает:
- Почему нет? Мне важно понять.
- Разве? - во мне полно скепсиса.
- Иначе бы я не пришла сюда. Ведь я могла просто рассказать всем, так? Ты, твоя семья, друзья - все бы получили свою порцию. Но я молчала, потому что захотела понять, почему ты отказываешься от бесценного дара.
- Разве смерть может быть даром?
- Но ты можешь и выжить, стать особенным.
- Здесь все считают себя особенными, и больше всех те, кто наиболее зауряден.
Ей действительно интересно. Это видно по блеску её васильковых глаз, по напряжённому лицу. Она ждёт объяснений. И если это мой шанс, шанс на краткую передышку, я должен воспользоваться им. Мои слова отчётливо разносятся по комнате:
- Я безумен, не спорю, но моё безумие не должно вредить тем, кто рядом. Тыква высохла и опустела, внутри её полыхает адский огонь, но если есть путь спасения, то он в глазах, сердцах, душах близких людей. Даже если мёртв я, то не хочу уносить их в могилу. Там место только на одного.
Юля выплёскивает слова вместе со слюной:
- Посмотри на них! Они живут лишь ради наслаждения. Им плевать на Бога. Им хочется веселиться, но они боятся. Вечером смеёшься - утром будешь плакать. Знаешь эту поговорку? Скажи им, этим веселящимся трупам: делайте, что хотите, рай открыт для всех! Дозволено всё. Среди них воцарится повсеместное служение порокам!
- Не спорю, без ада не было бы и рая. Вера некоторых во многом основана на страхе. Это факт. Но есть то, что нас отличает. Меня и тебя.
- И что же? - любопытствует она.
- Любовь к ближнему.
- И в чём же она?
- В том, чтобы мерить людей той же системой, что и самого себя. - Говорю я. - Никто не давал вам право решать за других. Я пробовал получить его, но для меня это слишком тяжёлая ноша. Вы же, - я направляю на неё горлышко бутылки, - берёте на себя слишком много.
Юля вскакивает. Она вспотела, и теперь видно, как под стёртой пудрой просвечивает плохая кожа. Словно с Мисс Вселенной сняли грим, и она превратилась в уродливую старуху.
- Ты говоришь о морали!? Матери торгуют своими детьми. Маньяки сжирают жертв. Выйди из своей конуры! Кровь! Трупы! Голод! Где тот уродец, где тот придворный шут, которого мы обозвали богом?
- Ты будешь вместо него?
- Твой Бог просчитался, - кричит она, расплескивая вино. - Он думал, что болезни защитят нас от грехов, став оберегом, основанным на страхе. Но в нас не родилось ничего кроме злобы и жажды отмщения. Люди специально заражаются, чтобы шагнуть в свободу!
- И что же это за свобода?
- Свобода быть новым, иным. А что твой Бог может предложить взамен? Он умер. Мы вместо него. И наша кровь - это Его кровь, видоизменённая и святая.
Она вдруг успокаивается, как-то в раз превращаясь в абсолютное спокойствие.
- Кровь - передатчик информации: регуляторы деятельности всех органов и систем достигают места своего назначения, будучи растворенными в крови. Это живой носитель информации, - говорю я. - Стало быть, вливая кровь с вирусом, вы доставляете зашифрованный код, сообщаете некий информационный посыл.
- Так разговаривает Бог, - улыбается Юля. - Вирус достался нам от Сары Кали, с её кровью.
- От цыганской святой?
- Она была служанкой у Марии Магдалины.
- Забавная легенда! Но почему вирус смертелен?
- Святая кровь передавалась только избранным. Они вступали в браки только друг с другом…
- Как евреи.