А на шоссе ничего не творилось - оно было пустынным, только мы с Челкашом маячили одиноко. Состояние у нас было - хуже нельзя придумать. От перегрева, паров бензина и голода казалось - кто-то взял за горло и душит; перед глазами все плыло, во рту стоял горький привкус. Я сидел на рюкзаке, держал за поводок измученного Челкаша и смотрел на дорогу. И вдруг из боковой улочки выскакивает роскошный новенький фургон, за рулем которого восседает… женщина. Румяная женщина в цветастом платье. Я думал, мне померещилось, даже протер глаза. Это выглядело сказкой. "Женщина нас обязательно возьмет", - подумал я и попал в точку.
- Это куда же вы на ночь глядя? - певуче спросила женщина и, когда я все выпалил залпом, проговорила: - Я только до райцентра. Если устроит, пожалуйста, полезайте в фургон. Там ящики, но поместитесь. В кабину сейчас сядет экспедитор. Вон в тот дом надо заехать, - она кивнула вперед, где на развилке дорог виднелось какое-то строение.
В фургоне было темно, но между пахучих ящиков из-под помидоров лежал целый ворох соломы, на котором мы с Челкашом и устроились. Машина шла легко и ровно; то ли дорожное покрытие было отличным, то ли женщина ехала аккуратно, словно везла драгоценный груз, - я так и не понял.
Через час в дверную щель я увидел мелькнувшую заправочную колонку, дорожные знаки, одноэтажные каменные дома. Машина въехала в райцентр Славгород и остановилась около клуба, к стенам которого жались девушки.
Только мы с Челкашом выпрыгнули из фургона, как на нас свалилась новая удача: от клуба в Кричев, городок за пятьдесят километров в сторону Москвы, отправлялся еще один фургон. Его шофер вышел из клуба и крикнул:
- Кто в Кричев, забирайся!
Несколько разношерстных попутчиков подошли к машине, и мы с Челкашом тоже. Кричев являлся железнодорожным узлом, и я подумал, что там должны проходить составы на Москву.
Так, не разглядев толком один городок, мы вскоре очутились в другом. В отличие от предыдущего фургона, где было окно и в двери зияла огромная щель, в этом мы ехали как сельди в консервной банке: в полной темноте и чуть ли не друг на друге - фургон наполовину был забит какими-то коробками. Но попутчики были людьми, привыкшими к подобным неудобствам, - всю дорогу горланили песни. Вообще в провинции пятьдесят километров - чепуховое расстояние - как для нас, горожан, пять остановок на троллейбусе.
Расплатившись с шофером, мы направились к вокзалу.
Уже темнело, и на улицах почти не было прохожих. Миновав площадь с клумбой, кинотеатр, стекольный завод, маленький ресторанчик, из которого доносилась популярная мелодия, мы перешли мост через речку Сож и очутились около станции. Я привязал Челкаша к рюкзаку, сам пошел в кассу.
Поезд на Москву шел всего один раз в сутки, в семь часов утра, и тянулся невероятно медленно: прибывал только к вечеру.
- Что вы хотите, почтовый! - сказала кассирша. - Останавливается около каждого столба.
"За это время мы как-нибудь доберемся на попутных машинах", - подумал я и через платформу вышел в город, где еще раньше приметил киоски.
Я купил сигарет и пирожков с мясом - нам с Челкашом на ужин, но когда повернул назад - ко мне пристали два подвыпивших парня. Ни с того ни с сего, им просто "не понравилась моя морда", как процедил один. Дело чуть не закончилось дракой, но парней увели их девицы.
Озлобленный, я подошел к вокзалу и с ужасом увидел, что около рюкзака лежит пустой поводок. Подскочив, я стал озираться и кричать не своим голосом:
- Челкаш! Челкаш! Ко мне!
Но мой друг не появлялся.
Я обежал привокзальный сквер, снова сгонял к киоскам - подумал, что Челкаш, перекусив поводок, побежал меня искать, но потом вдруг вспомнил - ремень был просто отстегнут. "Кто-то увел! - мелькнуло в голове. - Но почему без поводка? За ошейник его далеко не утянешь…". В полной растерянности я носился по темным привокзальным улицам и громко звал своего друга.
Внезапно где-то в стороне услышал душераздирающий лай и помчался туда сломя голову. "Только бы не попал под машину", - пронеслась страшная мысль, и вдруг я увидел его. Он стоял, прижавшись к забору, и отбивался от наседавшей своры собак. У меня отлегло от сердца.
- А ну, ребята, хватит! По домам! - рявкнул я, и псы разбежались.
Обняв дрожащего друга, я почувствовал на руке что-то липкое - из его уха сочилась кровь. Когда мы направились к вокзалу, я заметил, что он еще и припадает на переднюю лапу.
- Ничего, Челкашка, - сказал я. - Главное, мы нашлись.
Каким образом поводок оказался отстегнутым, так и осталось загадкой. Быть может, какая-нибудь сердобольная душа отпустила его "искать хозяина"? Или какой-нибудь дуралей?! Скорее всего Челкаш это сделал сам - дотянулся зубами - почувствовал, что мне угрожают, и бросился на выручку, да попал в переделку.
Мы выходили из Кричева вконец измученные, я еле волочил ноги, Челкаш - лапы. Со стороны мы выглядели бродягами, которых никто не захотел приютить.
Через полчаса мы отошли от города и стали голосовать. Машин не было. Проехал только междугородный автобус с яркими фарами, но шофер даже не заметил нас или сделал вид, что не заметил.
Я посмотрел на Челкаша. Он сидел с закрытыми глазами и, высунув язык, никак не мог отдышаться. "Надо перекусить и передохнуть", - подумал я и посмотрел в сторону, где прямая лента дороги уходила в лес.
Достигнув первых деревьев, мы устроились под кустами, недалеко от обочины. Вокруг нас были лишь деревья и небо; с шоссе тянул теплый ночной ветер.
Мы съели банку тушенки с пирожками, выпили бутылку воды, забрались в спальник и тут же отключились. Сквозь сон раза два я слышал шум моторов, шуршанье шин, но не было сил подняться.
Меня разбудила трескотня кузнечиков - они прыгали прямо перед лицом; Челкаш еще похрапывал, на его ухе виднелось запекшееся пятнышко крови. Было очень рано, солнце освещало только верхушки деревьев, а внизу еще блестела мокрая трава и пахло сыростью.
Не успели мы подняться, как со стороны города послышалось урчание машины. Я быстро убрал спальник в рюкзак и мы с Челкашом вышли на шоссе.
К нам приближалась "Колхида". Шофер заметил нас еще издали и заранее сбавил скорость, как бы приглашая в кабину; подъехав, сразу открыл дверь и махнул рукой.
Дальнобойщик оказался мрачноватым мужчиной, с большими руками и складками на лице. Меня ни о чем не спросил - видимо, имел наметанный взгляд на всяких голосующих. Когда мы с Челкашом уселись, я поинтересовался его маршрутом. Он хрипло ответил, что ведет грузовик из Херсона в Подмосковье.
- Довезете до Малоярославца? Там электричка.
- Отчего же не довезти? Место-то пустует.
- А почему ездите в одиночку?
- Напарник приболел.
- Трудновато без него?
- Не трудновато, просто все не то, - он включил радиоприемник и поймал музыку.
Грузовик шел на пределе - стрелка спидометра прыгала около цифры "девяносто". Как-то незаметно мы въехали в Смоленскую область, проскочили несколько поселков, городки Юхнов и Медынь и уже в десять часов утра были в Малоярославце.
Мы устроились в пустом тамбуре электрички - я сел на рюкзак, Челкаш примостился у моих ног. За прошедшие сутки мы оба жутко устали и, как только состав тронулся, сразу уснули.
Во сне я видел асфальтированные дороги, которые неизвестно где начинались и кончались, видел наполненные солнцем провинциальные городки, вспоминал случайные встречи с людьми. Во сне же думал: "Из таких городков, собственно, и состоит страна. Их и на карте с трудом отыщешь, а между тем в них своя, особая жизнь, и люди в большинстве добросердечные, готовые прийти на помощь, не то, что в больших городах, где суета и спешка, и люди часто не замечают нуждающихся в помощи". Мне пришло в голову и что-то умное - вроде того, что, в сущности, каждая судьба - тоже своего рода путешествие. Путешествие с постоянными открытиями, с целью познать людей и самого себя.
Я проснулся перед Москвой и сразу поразился - тамбур был плотно забит пассажирами, они сочувственно посматривали на нас и разговаривали шепотом, оберегая наш сон.
Недотрога
(Хроника одной жизни)
Мы познакомились лет пятнадцать назад, во время моей командировки в Кострому; познакомились на набережной, где они выгуливали собак. На той набережной по вечерам собиралось немало костромичан-собачников. Это был определенный клан любителей животных, объединяющий людей разных возрастов и профессий; они ходили друг к другу в гости, сообща отмечали праздники, вязали собак, тщательно подбирая пары и потом сообща пристраивали щенков в надежные руки, делились лекарствами, когда заболевал кто-либо из их питомцев и, не поморщившись, брали опеку над собакой, если ее хозяин отлучался; даже издавали собственную газету - по воскресеньям вывешивали на столбе лист бумаги с фотографиями и адресами потерянных и бездомных животных, там же были забавные случаи из жизни четвероногих. Газета называлась предельно просто - "Тузик".
Ира с Милой были самыми юными в этом сообществе - они недавно перестали играть в куклы и, как бы подчеркивая внезапное взросление, придумали себе более звучные имена: Рафаэлла и Габриэлла.
Так и представились мне, и хитро заулыбались, довольные, что озадачили взрослого мужчину.
- Вы, барышни, вероятно испанки? - подыграл я маленьким кокеткам. - Я тоже, в некотором роде, испанец. Дядя Леонардо. Попросту, дядя Леша из Москвы. Но ведь отсюда Москва почти что Испания, верно?
- И нет! - возразила Мила-Габриэлла. - Москва не так далеко. Я знаю, у меня там живут тетя и дед с бабушкой.
Ира-Рафаэлла ничего не сказала, только гордо вздернула голову, давая понять, что их приволжский городок ничем не хуже Москвы и даже Испании.