- Не знаю, очень может быть. Но у меня много работы, я все время занята - искусственная улыбка не сходила с ее лица; ей было приятно продлевать его мученья; как сытая кошка, перед тем, как съесть мышь, забавляется ею, так и она заигрывала с ним. - Ну, хорошо, уговорили. Я без предрассудков. Я ведь так просто и приду к вам… Завтра. Я молчу! До свиданья, Володя, - вильнув бедрами, она зашагала в сторону дома.
В течение лета она время от времени заходила к нему, когда ей надоедал кто-нибудь из чересчур настойчивых поклонников; заходила "по пути" и с порога говорила что-нибудь вычурное:
- Сегодня в твоей комнате красивые тени.
Или:
- Сегодня в моей душе высокие чувства.
А в постели изображала ложную стыдливость.
После каждой такой встречи Виктор делал Рите предложение, но она с неизменной улыбкой говорила "стоит подумать" и исчезала на несколько дней; однажды сказала:
- У меня к тебе нет трепета, нам нельзя вступать в брак.
- Он замечательный парень, - сказала Аня Рите. - И любит тебя. Он был бы хорошим мужем.
- Ты это серьезно?! - Рита скривилась и насмешливо посмотрела на подругу. - Неужели ты представляешь его моим мужем? Я молчу! Он же мне не пара. Скажешь тоже! Уморительно!.. Твои дурацкие советы надоели. Что ты внедряешься в мою жизнь?!
Аня обиделась, вышла из комнаты и больше к манекенщице не заходила.
Осенью Виктор защитил диплом и его распределили работать на стройку в Сибири. Спустя несколько месяцев, Рита зашла в ресторан пообедать. Не успела она заказать обед, как официант поставил на стол бутылку шампанского и коробку конфет.
- Просили передать самой красивой женщине, - он кивнул в угол, где гоготала мужская компания.
Рита улыбнулась мужчинам. Один из них, тучный здоровяк стриженый "бобриком", поднялся с бокалом.
- За прекрасных дам! - тяжеловесно гаркнул на весь зал и выпил.
Когда она пообедала, он подошел и протянул огромную руку:
- Аркадий.
Ему было лет сорок, на нем трещал по швам новый темно-синий костюм с ярким широченным галстуком.
- Аркадий! - повторил увалень, и добавил: - А тебя как зовут девонька?
"Девонька! Дурдом!" - Риту немного покоробило, но она улыбнулась и назвалась. Ей понравился этот великан. "У него добрые глаза, - подумала она. - Ему можно довериться".
- Откуда вы такой смешной? Уморительно!
- С Лены я, с леспромхоза. Вкалываю на валке леса. Вот с корешами зашли в кабак. Здесь одно дельце обтяпали.
- Вы лесоруб? Я молчу!
- Ну-да, вроде. Пильщик. В вашей Москве проездом. У меня отпуск, качу в Крым. Хочешь махнем вместе. Ты замужняя?
- Нет.
- Тогда о чем разговор?! Пожаримся на солнце. На твоей работе я все улажу. Пошли, представлю корешам. Ребята с леспромхоза, хозяйственные, вон будки какие! Я с ними на драге золотишко мыл, потом шкурки сдавал.
- Шкурки, это что?
- Ну, пушнина по-вашему… Я смотрю, красивая девонька сидит, дай, думаю, подвалю.
"О, господи! Подвалю! Он мне это говорит. Дубина! Ему бы молочницу с грудью как у коровы, а он ко мне. Уморительно!". Рита подняла глаза, чтобы осадить "дровосека", но встретила дружелюбный бесхитростный взгляд и промолчала.
- Ну, пошли в мою компашку! Расположимся поинтересней!
- Мне нужно на работу.
- Не печет, подождет. Работа не медведь, в лес не убежит.
Он приподнял ее за локти, взял со стола бутылку с коробкой, и они направились к его друзьям. Она шла точно под гипнозом. От него исходила такая властная сила, что она невольно подчинилась. Обычно мужчины боялись ее, а этот сразу дал понять, что никого и ничего не боится, что является лидером не только в своей "компашке", но и в отношениях с женщинами, и что в его руках ей не надо опасаться ни неприятностей на работе, ни всяких других - он все берет на себя.
Как только она села, он заказал коньяк, дичь, фрукты, и все басил без умолку:
- Маргаритка, глянь, какие у нас парни. Это тебе не московские пижоны, дрянные мужики… Ну, и шуму у вас тут, в Москве. Свистопляска! И каждый думает, как бы обмишурить нашего брата. А мы не лыком шиты! У нас там на Лене, тишина, раздолье и народ не мелкий. Поехали к нам, не пожалеешь! Шкурок тебе накуплю, сколько пожелаешь. Снимешь всю эту мишуру… А здесь у вас что? Все нищие какие-то, на бутылку скидываются. Смехотура!
Когда они вышли из ресторана, хлынул ливень: не мешкая ни секунды, "дровосек" укрыл Риту пиджаком, подхватил на руки и, на глазах у множества горожан, дотащил до работы.
- Вечерком объявлюсь, жди, покуролесим по Москве, - подмигнул, прощаясь. - Поможешь мне кое-что подкупить, да кабаки ваши покажешь.
Он приехал на такси с огромным букетом роз и весь вечер гусарил: накупил Рите кучу подарков, в одном ресторане завалил весь стол блюдами, в другом дал музыкантам тридцать рублей, чтобы не играли "муру". Поздно вечером повез ее в номер гостиницы. И Рита во всем повиновалась ему - не могла понять, что с ней происходит. До него она встречала сплошное раболепие, а этот "дровосек" за один день укротил ее, сделал послушной, податливой.
На следующий день они совершили вояж по магазинам, а закончили вечер в ресторане с его дружками. За столом он снова безостановочно хрипел Рите в ухо:
- …Москва - муравейник, мешанина какая-то и народ - серятина… На Лене живут без суеты. И народ не мелкий… Поехали к нам, не пожалеешь! Шкурок тебе накуплю, сколько пожелаешь! А пока махнем в Крым. Еще пару деньков покантуемся в вашей Москве и махнем!
Рите нравилось его могучее телосложение, внушительная сила, широкая, размашистая душа, расточительство, но она была только украшением в его гульбе, его собственностью: прекрасной вещью, игрушкой, а она привыкла быть всем смыслом жизни мужчины. Ее остро задевало самоуверенное, собственническое отношение к ней. Он ни о чем ее не просил - только приказывал, ничего не обсуждал с ней - просто ставил в известность. Часто за разговорами с друзьями он вообще забывал о ней и она кусала губы от злости: "Сама виновата, впуталась в историю". Ей уже надоела орава его собутыльников, их необузданное веселье. Она не ревновала к ним, но считала оскорбительным, что он тратит на них время, которое должно принадлежать ей. Но даже в эти минуты у нее не хватало духа осадить "дровосека", она только щипала его за руку:
- Поговори со мной. Это унизительно.
В постели она уже давно ни с кем не испытывала страсти, но "дровосек" все же ее завел своей агрессивной сексуальностью - в нем было что-то экзотическое, звериное.
- Я сразу усек, на что ты способна, - дышал он ей в лицо водкой и табаком. - В каждой бабе сидит развратница. А в красивых особенно. Я вообще-то люблю простых баб со стройки, но интеллигенток тоже, ежели они с порочностью.
"Дурдом! Растоптал меня всю мужлан, дровосек, дровокол несчастный. Это унизительно. В нем, наверно, черт сидит", - думала Рита, но продолжала ему во всем уступать; такого раньше никогда не случалось. Она чувствовала, что он не дорожит ею и догадывалась - если выскажет недовольство, он бросит ее, а это уже было бы невыносимым поражением. Она привыкла только к победам и никогда не была покинутой. Случалось, мужчинам не нравилось ее поведение и они намеревались порвать с ней, но она успевала уйти раньше и заранее находила замену. Но и те, недовольные ее поведением, были слабаками, она знала - стоило ей поманить их пальцем, как они вернулись бы, да еще валялись бы у ее ног, каялись, просили прощенья. А этот бесчувственный "дровосек" просто раздавил ее своим напором, закабалил неуемным темпераментом.
Прошла неделя и каждый последующий день был похож на предыдущий, с той разницей, что "дровосек" все реже приходит с цветами и подарками, перестал говорить о Крыме, но по-прежнему тискал ее на улице, в такси, в ресторане. Однажды Рита услышала, как он бросил дружкам:
- …Она, конечно, с блядинкой, но хороша! И, это самое, где прижмешь, там и твоя!
"Негодяй! - чуть не вырвалось у Риты. - Ведь мизинца моего не стоит! Уморительно и унизительно! Дурдом!". Внезапно она вспомнила Виктора и подумала, что он "был безвластный, но зато внимательный, вежливый…".
Промотав все деньги, "дровосек" распрощался с Ритой и "дал тягу" - улетел к себе на Лену.
С полгода Рита ни с кем не встречалась - срок немыслимый для нее прежде. Как всегда, к ней приставали мужчины, но она их старалась не замечать, и все чаще вспоминала дни, проведенные с Виктором - они остались в памяти как светлый романтический фильм с грустным концом. Она видела восхищенный взгляд Виктора, слышала его взволнованный голос, даже представляла мосты - "застывшую музыку", которые он строит в Сибири.
В летнем парке у фонтана
Гладкие обкатанные водой камни-сердолики пахли морем, сосновые шишки - солнцем, ливнями, травой, открытки кинозвезд - всего лишь типографской краской, но этот запах уводил Лену в мир кино, самый захватывающий мир, который только может существовать для семиклассницы. Рассмотрев свои сокровища, Лена обходит домашний "зверинец": морской свинке дает молодые початки кукурузы, кролику - морковь и капусту; поглаживает бархатистую шерстку животных, разговаривает с ними. Затем из шкафа достает бинокль отца - капитана теплохода, выходит на террасу и смотрит в прибор на улицу.