Их взгляды встретились, Горелов удивился - лицо товарища стало совсем иным, незнакомым, будто с другим Субботиным разговаривает он. Всегда вздрагивающие в усмешке губы Андрея замерли. Не было задиристых огоньков в глазах под редкими светлыми бровями. Нет, это было совсем иное лицо. Не пересмешника-острослова, а серьезного, даже чуть строгого человека. Никогда раньше не мог подумать Алексей, что у его товарища могут быть такими задумчивыми глаза. "Каким же я все время был слепым, - упрекнул он себя с огорчением. - Ты считал, что Андрей Субботин - веселый бесшабашный парень. И ни разу тебе в голову не пришло, что своей насмешливостью он, как щитом, прикрывает настоящего Субботина, пытливого и скромного. А вот Тимофей Тимофеевич, общавшийся с ним так мало, сразу угадал в нем именно этого Субботина".
- От кого ты знаешь об этом, Андрей? - тихо спросил Горелов.
- От нашего генерала Сергея Степановича… Только это строго между нами.
- Да, Андрей, - улыбнулся Горелов. - С грифом "сов. секретно". - Помедлил и уточнил: - Характер задания тоже знаешь?
- Да.
- И кто будет запущен в космос до "Зари"?
- Тоже.
- Скажи по-честному, ты обижен, что попал в дублеры, тогда как я…
- Алешка! - прервал Субботин, и губы его дрогнули. - Как ты смеешь, дружище? Я очень за тебя и за себя рад. Я верю, что ты все-все сделаешь хорошо. Это принимай как оценку дублера. - Он схватил сильными руками Алексея за плечи, резко встряхнул. Горелов не остался в долгу. Тоже потряс Субботина. Издали могло показаться, что они меряются силою. Нежности в этом никто не заподозрил бы.
29
Женя Светлова лежала на зеленом диване, зябко поджав ноги. Любимый клетчатый плед она набросила на себя. Могло показаться - она температурит. Да так и подумал Георгий Каменев, когда неслышно отворил английский замок и вошел в квартиру. Повесив китель, он удивился:
- Женя, ты дома?! В час дня!
- Как видишь, - равнодушно ответила она из-под пледа. - Если хочешь кушать, на кухне жареная картошка и отбивная. Разогревай на маленьком огне, иначе подгорит.
- Спасибо за руководящий хозяйственный совет, - улыбнулся Георгий, - но я успел в столовой с ребятами подрубать.
- Подрубать… - хмыкнула Женя. - Когда я отучу тебя от этого вульгарного армейского словца? Ты же инструктор парашютной подготовки, у тебя подчиненные…
Георгий отшутился:
- Женька, прости. Но с нами, с инструкторами, занятий по эстетике поведения не проводят, как с космонавтами. - Он присел на краешек дивана, погладил жену но острой коленке, высовывавшейся из-под пледа. От щекотного прикосновения Женя вздрогнула: - Ты чего такая кислая? - осведомился он нежно. - Уж не заболела ли?
- Считай, что да.
- Я градусник поищу, - встрепенулся Каменев и встал. - Он, кажется, в серванте.
Серые Женины глаза остановили его холодным взглядом:
- Не трудись, Жора. Он ничего не покажет. Моя болезнь не в градусах выражается.
Георгий удивленно приподнял плечи:
- Ничего не понимаю. Может быть, вызвать врача?
- Врач был, но оказался не слишком проницательным, иначе бы предупредил заболевание. Я от своей собственной совести заболела.
- Впервые слышу, - засмеялся Георгий, - бьюсь об заклад: если перелистать все тома медицинской энциклопедии, ссылок на такую болезнь там не сыщешь.
- В том-то и дело, - вздохнула Женя. - Я только сегодня поняла, до чего же я слабая, если не могу в нужную минуту поднять на ноги собственную совесть. Я ей кричала, кричала: вставай! А она, как регистратор случившегося, поднялась, когда уже поздно было. Совершенно поздно, понимаешь?
- Ничего не понимаю, - поднял руки Каменев. - Ты, Женька, что-то туманно изъясняешься. Так только на конгрессе метафизиков можно.
Она резким движением сбросила с себя плед, опустила ноги на пол. Серые глаза наполнились ироническим блеском:
- Смотри, какой ты эрудит, - произнесла она безо всякой интонации. - Да при чем тут метафизики и диалектики? Все гораздо сложнее и проще. Сегодня всех нас вызвал генерал Мочалов. Весь наш отряд, понимаешь?
- Ну и что? Разве он так редко вас вызывает? На то он и командир ваш.
- Да. Но сегодня он зачитал нам приказ об утверждении экипажей на два предстоящих космических старта. Речь шла о "Заре" и "Авроре".
Легкая беззаботная улыбка померкла на лице Георгия, подумавшего, что Женя попросту хандрит.
- Об "Авроре"? Да ну!
Как он ждал того дня и той минуты, когда жена торжественно известит его, что утверждена в составе экипажа космического корабля.
По-разному относятся мужья к возможной славе своих жен. У мужчин гордых и самолюбивых одна мысль - что жена вот-вот станет героем и что почести, обрушившиеся на нее, отодвинут его, мужа, на второй план, - вызывает подавленное состояние. Для мужей тщеславных и до некоторой степени легкомысленных героический подвиг жены становится предметом восхищения и любования. Иной раз, рассказывая близким об успехах своей супруги, такой и приосанится, и головой поведет гордо: дескать, если бы не я, то моя Клава или Вера…
Георгий Каменев ни к первой, ни ко второй категории не принадлежал. Он сам был героем, известным стране, и возможная слава Жени не могла его ни принизить, ни возвысить. Но он по-настоящему любил Женю. Каждый ее успех становился его успехом, каждое огорчение - его огорчением. Сомнения они решали вместе. И теперь он нетерпеливо воскликнул:
- Женя, не томи!
- Чего не томи? - переспросила она вяло.
- Давай со всеми подробностями, как у вас там было?
Георгий уже понял, что речь пойдет о каком-то большом огорчении, но чтобы ее подбодрить, он старался сохранить беззаботную улыбку, совсем не думая о том, что Женя прекрасно понимает, как эта улыбка ему дается.
- Ровно в одиннадцать генерал Мочалов собрал нас всех у себя в кабинете. Весь отряд. Огромный глобус Луны на письменном столе, и мы сразу поняли, что речь пойдет об этом… о лунном варианте. Сначала он зачитал приказ о старте номер один. Главном старте. По времени пополнения он будет вторым, но по значению… Первый облет Луны, сам понимаешь.
. - Понимаю, - кивнул Георгий. Женя рассеянно провела ладонью по острой коленке, словно проверить хотела, не прорвался ли чулок.
- Для тебя, Жора, не секрет, что исполнителем этого старта намечался Алеша Горелов. Он и утвержден. Потом очередь дошла до утверждения экипажа, исполняющего старт номер два. Командир экипажа Костров был назван в приказе первым, второй пилот Ножиков - вторым, а вот свою фамилию я не услышала. - Остекленевшими глазами смотрела Женя в распахнутое окно. Напоенные коротким летним дождем, шелестели за ним листья тополя. И бесстрастным голосом, будто речь шла вовсе не о ней, а о каком-то чужом и мало приятном ей человеке, она продолжила: - Понимаешь, меня не назвали. Вместо моей генерал подчеркнуто твердым голосом произнес фамилию Бережковой. Она сидела впереди и, как мне показалось, даже чуточку вздрогнула. "Поздравляю, Маринка!" - выкрикнул в эту минуту Субботин. Она обернулась и посмотрела на него. Но как посмотрела! Какими восторженными и благодарными глазами! И улыбка… улыбка ослепленного счастьем человека. Потом заметила меня - и покраснела от смущения. На ее шее сквозь завиток волос проглядывала крупная родинка. Мне даже показалось, что и эта родинка стала красной. И понимаешь, какой я себя гадкой почувствовала?
Георгий смуглой ладонью дотронулся до смятой Жениной прически и грустно сказал:
- Да. Это досадно, Женька. Это очень обидно, что тебя нет в составе экипажа. Что поделаешь, не все на этом свете от нас самих зависит. Только я не пойму, зачем такое самобичевание? Почему вдруг ты себя почувствовала гадкой?
Светлова вскочила с дивана и, натыкаясь на мебель, заходила по комнате.
- Да как ты не поймешь! В ту минуту мне внезапно показалось, что Маринка притворяется, разыгрывает эту смущенность, что, окрыленная гордостью и счастьем, она чихать на меня хотела. И все в ней показалось притворным и противным - от улыбки до родинки. "Ну и радуйся, что победила! - сказала я про себя. - Ну и лети в космос. А я останусь на Земле, и, видимо, навсегда. У меня есть мой любимый, но не всегда тонко мыслящий Жорка. Мы с ним нарожаем кучу детей и будем чудесно жить. - Но потом я остановилась, прервала себя: - Да как же ты смеешь! Кто дал тебе право в одну минуту разлюбить и возненавидеть Маринку, с которой столько лет ты дружила, только за то, что ее назначили в космический экипаж, а тебя нет? Какая же ты ничтожная, Женька, а еще живешь в переходный период от социализма к коммунизму и на теоретических собеседованиях твердишь о моральном облике человека двадцатого столетия". Это я сейчас добавила.
- Моральный облик человека двадцатого столетия, - вдруг рассмеялся Каменев. - Слова-то какие казенные. Гремят, как пустое алюминиевое ведро, покатившееся с пригорка. Милая Женька, тем-то ты и хороша, что ты - человек, а не тезис из директивы. Человек со своими доблестями и слабостями, живой, неуемный. - Он схватил ее за тонкие плечи, притянул к себе и заглянул в глаза. Увидел в повеселевших зрачках себя. Он хотел ее поцеловать, но Женя оттолкнула его сильными маленькими кулачками.
- Слышишь, Жорка, не подходи к тезису. Я знаю, что надо мне теперь делать.
- Ты должна поговорить… - начал было Георгий, но она его перебила, громко произнесла недосказанные им слова:
- Поговорить с ней, с Маринкой… и как можно скорее!