9
В светлом вместительном кабинете начальника степновского авиагарнизона полковник Нелидов собрал весь отряд космонавтов. Павел Иванович сел за генеральский стол, уставленный пластмассовыми моделями реактивных бомбардировщиков, включил большой коричневый вентилятор, лопасти которого до этого мирно дремали под потолком, и внимательно оглядел собравшихся. На лицах космонавтов он прочел угрюмую сосредоточенность. Сергей Ножиков гневно сдвинул мохнатые брови. Володя Костров с досадой шумно вздохнул и осуждающе покачал головой. Локтев прямо перед собой сцепил здоровенные кулаки, стараясь унять волнение. Даже Андрей Субботин, всегда и во всем стремившийся уловить смягчающую юмористическую струнку, был мрачным и безмолвным. Алексей Горелов, не глядя ни на кого, бездумно чертил на листе бумаги, забытом кем-то на длинном столе, приставленном к генеральскому. И только двое были удивительно спокойны: Каменев и Светлова. Женя даже покусывала губы от пытавшейся пробиться улыбки. Никому не было сейчас так легко, как ей. Они сидели рядом по другую сторону стола, напротив Горелова, и Алексей, оторвавшись от листка, подумал: "Какая хорошая была бы пара! Да еще, может, и будет. Неужто Женя предпочтет этому красивому славному парню Рогова?" Из дальнего угла на Женю восторженно смотрела Марина Бережкова.
Нелидов откинул назад сверкающие сединой волосы, озабоченно выдохнул:
- Ну и ну! - Посмотрел на Каменева и Женю: - Что же мы будем теперь делать, товарищи?
- А при чем здесь "ну и ну", Павел Иванович, если уже все позади? - беспечно откликнулась Женя.
Нелидов нахмурился:
- Подождите, старший лейтенант Светлова. Ваше слово сегодня последнее. - Он еще раз оглядел космонавтов и продолжал: - Вы меня извините, друзья. Я сейчас не как начальник группы к вам обращаюсь. Просто давайте будем считать, что мы проводим очередной "большой сбор". Мы все равны, и каждый должен говорить все, что думает, повинуясь голосу собственной совести. Вы отдаете себе отчет, на грани какой катастрофы мы находились?
- Понимаем, конечно. Не дети, - с места вставил Игорь Дремов. - Вот вам и новые парашюты! Если так и дальше пойдет, мы в этом Степновске половину отряда оставим.
- Парашюты, возможно, и ни при чем. С укладчиков надо спросить, о чем они думают! - гневно воскликнул Костров, всегда предельно вежливый, не употреблявший в разговоре с друзьями ни одного бранного слова. - Да за такое шкуру мало спустить!
Это прозвучало грубо, и Ножиков его остановил:
- Все-таки подожди, Володя. Сначала разобраться надо.
- Ну, пошел наш партийный вождь, - сверкнул зелеными глазами Субботин, - разбираться, анализировать, синтезировать… Не хватает логарифмической линейки да учебника по интегральному исчислению. Ты еще комиссию предложи создать из тринадцати апостолов. Тут же все ясно как божий день!
- Конечно ясно! - звонко выкрикнул Дремов. - Ведь если бы не наш инструктор Каменев, вы же знаете, что бы случилось… Язык не поворачивается даже вымолвить… - Он остановился, извиняющимися глазами посмотрел на Светлову. Девушка подняла светлую головку, и плечи ее вздрогнули от нервного сдавленного смешка:
- Говори, Игорь. Не бойся, говори. Я теперь надолго от смерти застрахована. Кто однажды чуть не разбился, долго просуществует.
- Присоединяюсь, Женя, - отбросив от себя карандаш, заметил Горелов. - Мне тоже так маршал сказал, когда я из горящего самолета выбрался. "Как фамилия?" - спрашивает. "Горелов". - "Горелов? Ну значит, все огни и воды пройдешь, раз с такой фамилией не сгорел". А ты, Светлова, наш свет. Мы тебя всем отрядом любим за то, что ты наш огонек. И если какие-то головотяпы чуть тебя не погубили, им это так просто не пройдет.
- Ни за что не пройдет! - крикнула из дальнего угла Марина.
- Постойте, товарищи! - остановил их Нелидов, почувствовавший, что от всех этих выкриков, нелогичных, хоть и искренних, атмосфера напряженности постепенно растаяла. - Нельзя столь опрометчиво требовать: "Подай сюда преступника". Люди, укладывавшие ваши парашюты, хорошие и очень опытные. Едва ли среди них найдется злоумышленник. Есть одна несколько примитивная солдатская поговорка. На фронте бывалые солдаты любили говорить: раз в год каждая винтовка сама стреляет. У нас дело еще сложнее. Парашют новый. Скорее всего, это конструктивный дефект. Мы с майором Дробышевым уже разбирались. Начнем и доведем до конца серьезное расследование. Но факт налицо. Укладчики не виноваты.
- Значит, опять заводской дефект, - угрюмо сказал Дремов. - На заводской дефект легче всего любое чепе списать. Ищи свищи, кто клепал, кто собирал, кто на пломбе штамп ОТК ставил.
Нелидов поднятой рукой остановил шумок:
- С заводом обязательно будем разбираться, товарищи. Будьте уверены, если это чья-то халатность, виновник ответит. А сейчас разрешите мне о самом главном сказать. Позвольте от вас и от себя поблагодарить Георгия Васильевича Каменева. Не будем произносить пышных слов о мужестве, героизме и так далее. Само собой ясно. Но за то, что он спас Женю, спасибо ему от всей души.
Нелидов вышел из-за стола и троекратно расцеловал капитана.
- Женя, а ты чего теряешься? - подзадорил Субботин.
- Я? - вскочила Женя. - Я сейчас, ребята!
Она, густо покраснев, поцеловала Георгия в лоб. Несколько секунд, не видя ничего и никого, они восторженно смотрели в глаза друг другу и были похожи на слепых, которым вернули зрение, но так неожиданно, что они сразу видели больше того, чем хотели.
- Жорка… хороший мой, - беззвучно, одними губами, прошептала Светлова.
Нелидов вернулся к столу и, не сев, попросил тишины:
- Всего час назад я доложил генералу Мочалову о случившемся. Получил приказание представить Каменева к правительственной награде.
- Здорово! - воскликнул широколицый Ножиков и бросился тискать капитана. - Ой, да какой же ты твердый! - восклицал он ликующе. - Будто из камня высечен! Горелов! Алешка! Какой же ты, к чертям, художник, если не заинтересуешься таким типажем. Я бы на твоем месте обязательно его написал. И не одного, а с Женей.
- Постараюсь, - неопределенно улыбнулся Алексей, - но если не получится, ради бога, не привлекай меня к партийной ответственности.
- Пусть только попробует не получиться! - угрожающе поднял палец Ножиков.
Алеша посмотрел на сияющую Светлову. Тонкий профиль ее лица, добрая мягкая улыбка, коротко подстриженные волосы с задорным хохолком над уже порозовевшим от солнца лбом - все это делало ее очень привлекательной. Но Горелов вернулся к прежней мысли; "Спору нет, красивая Женька. А вот полюбить ее сильно, по-настоящему я бы не смог". И ему вдруг вспомнилась другая женщина, синеглазая, с гордой короной пышных светлых волос, немножко старомодной, но так ей идущей. Он видел ее ночью в холле гостиницы, при беззастенчиво-ярком электрическом свете. "Как она любопытно рассуждала, - подумал он, - и была такая естественная, печальная от чего-то своего. Непонятная, странная женщина". Ему стало радостно, что есть три человека, участники одного маленького, их перезнакомившего ночного происшествия. Впрочем, третий, Убийвовк, не в счет… Алексей сейчас понял, как ему хочется снова увидеть ее!
10
Рогов расположился за тем самым генеральским столом, за которым полчаса назад Нелидов проводил "большой сбор". Генерала, начальника авиагарнизона, по-прежнему не было. Оставив пустовать большой кабинет, он сидел сейчас за штурвалом четырехтурбинного ракетоносца и вел огромную машину на Крайний Север нашел страны. Зарываясь в холодные облака, пели могучую песню двигатели. На небольшом, затерянном в бескрайних северных льдах островке должен был генерал поразить со своим экипажем первую учебную цель, потом пролететь до Хабаровска, оттуда взять курс на Москву и уже глубокой ночью посадить машину в Степновске. За многие часы бомбардировщику предстояло покрыть расстояние, на которое космонавту хватило бы всего какого-нибудь получасового орбитального полета. Но что поделаешь, двадцатый век принес и более разительные контрасты, если сравнить скорость того же самого четырехтурбинного ракетоносца со скоростью верблюжьего каравана, пересекающего вместе с изыскателями Кара-Кумы, или оленьих упряжек, до сих пор бороздящих снежные дали Севера. А уж кому-кому, а летчику-космонавту грешно улыбаться от таких сравнений, потому что была авиация его родной матерью, выпестовавшей и взрастившей его для дивных подвигов.
Генерал, покинувший на долгое время свой кабинет с коврами и мягкими креслами, находился на высоте восьми тысяч метров, а за его столом восседал теперь Леня Рогов. Был он в светлых брюках и модной полосатой рубашке, такой неуместной в военном штабе. Он плечом прижимал к полной щеке трубку телефона ВЧ и, листал блокнот, кричал:
- Москва!.. Москва!.. Это "Приоритет". Прошу редакцию… Редакция, да? Олег Вениаминович? Это я, Леонид Рогов. Да-да, здравствуйте. Сегодня утром у нас произошло потрясающее событие. Завтра авиапочтой вышлю большой очерк, а сейчас передам короткую информацию. О чем идет речь? Парашютист Каменев… капитан Георгий Каменев. Да-да, тот самый, совершивший рекордный высотный прыжок. Так вот, сегодня он совершил еще более героический поступок. Спас жизнь парашютистке, у которой погас купол. Они спустились на одном его парашюте… Живы, здоровы. Очерк я назвал "Семьдесят пять секунд из жизни капитана Каменева". А информацию давайте под таким броским заголовком пустим: "Двое под одним куполом". Диктую: "У парашютистов был очередной тренировочный день. В знойном голубом небе расцветали белые шелковые купола. В эти часы…" Записали?..
Рогов уже заканчивал передачу. На линии появились помехи, слышимость ухудшилась. Повышая голос, Леня в третий раз повторял заключительную фразу: