*
- Ты не вышла замуж, - заметил он спустя несколько бессонных часов в постели.
Зини фыркнула:
- Ты действительно пропадал слишком долго. Разве ты меня не видишь? Я же чёрная.
Она выгнула спину и откинула простынь, чтобы похвастаться своим богатством. Когда королева разбойников Фулана Деви покинула ущелья, чтобы сдаться, и была сфотографирована, газеты тут же развенчали собственный миф о её сказочной красоте. Она стала простым, обычным созданием, неаппетитным для тех, кому раньше казалась соблазнительной. Тёмная кожа в северной Индии.
- Я не купился, - сказал Саладин. - Не жди, что я поверю этому.
Она рассмеялась.
- Отлично, ты всё-таки не полный идиот. Кому надо замуж? Мне было чем заняться.
И, помедлив, она вернула ему вопрос: Так, значит. А ты?
- Не только женатый, но и богатый.
- Вот те на. И как вы живёте, ты и твоя мэм?
- В пятиэтажном особняке Ноттинг-хилла.
В последнее время он стал чувствовать, что там небезопасно, поскольку недавние грабители похитили не только обычное видео и стерео, но и сторожевого пса-волкодава. Это невозможно, подумалось ему, жить там, где преступные элементы похищают животных. Памела сказала ему, что это старинный местный обычай. В Стародавние Дни, сказала она (история для Памелы делилась на Древнюю Эру, Тёмные Века, Стародавние Дни, Британскую Империю, Новое Время и Настоящее), зверокрадство было хорошим бизнесом. Бедные похищали собак у богатых, приучали их забыть прежнюю кличку и продавали обратно опечаленным, беспомощным владельцам в лавках на Портобелло-роуд. Местная история в устах Памелы всегда наделялась уймой деталей и некоторыми неточностями.
- Но, боже мой, - произнесла Зини Вакиль, - ты должен немедленно продать его и переехать. Знаю я этих англичан, всё одно подонки и набобы. Ты не можешь бороться с их проклятыми обычаями.
Моя жена, Памела Ловелас, хрупкая, как фарфор, изящная, как газель, вспомнил он. Я врастаю корнями в женщин, которых люблю.
Банальности измены. Он отбросил их и заговорил о своей работе.
Когда Зини Вакиль узнала, как Саладин Чамча делает деньги, она позволила воспарить стайке таких визгов, что один из примедаленных арабов постучался в дверь, чтобы удостовериться, всё ли в порядке. Он увидел красивую женщину, сидящую в постели с чем-то подобным молоку буйволицы, стекающим по лицу и капающим с мыска её подбородка, и, извинившись перед Чамчей за вторжение, торопливо удалился: простите, уношу ноги, эй, вы невероятно везучий парень.
- Ах ты бедный картофель, - задохнулась Зини перезвонами смеха. - Эти сволочи ангрез. Они действительно вставили тебе!
Так что теперь объектом насмешек стала его работа.
- У меня талант к акцентам, - произнёс он надменно, - почему бы мне его не использовать?
- Почему бы мне его не использовать? - передразнила она, пиная воздух ногами. - Господин актёр, у вас ус отклеился!
О боже.
Что случилось со мной?
Какого дьявола?
Помогите!
Поскольку Саладин и обладал этим даром, и впрямь обладал, он был Человеком Тысячи и Одного Голоса. Если вам хотелось узнать, как должна говорить ваша бутылка из-под кетчупа, выступая по коммерческому телевидению; если вы сомневались насчёт идеального голоса для вашей пачки приправленных чесноком чипсов, - этот человек пришёлся бы вам весьма кстати. Он заставлял ковры говорить в рекламе оптовых магазинов, он притворялся знаменитостями, печёными бобами, мороженым горошком. Он мог убедить радиослушателей в том, что он русский, китаец, сицилиец, президент Соединённых Штатов. Однажды в радиоспектакле на тридцать семь голосов он сыграл все роли под множеством псевдонимов, и никто никогда не заметил этого. Со своим женским эквивалентом, Мими Мамульян, он владычествовал над радиоэфиром Британии. Они обладали столь грандиозным ассортиментом закадровых голосов, что, как сказала Мими, "пусть в нашем присутствии не поминают антимонопольную комиссию, даже в шутку". Её диапазон был удивителен: она могла пародировать любой возраст, любую часть света, любую ноту на вокальном регистре, от ангельской Джульетты до дьявольской Мэй Уэст. "Мы должны жениться когда-нибудь, когда ты будешь свободен, - предложила ему как-то Мими. - Ты и я, мы можем стать Организацией Объединённых Наций". - "Ты еврейка, - напомнил он. - Я был воспитан в предубеждении насчёт евреев". - "Что с того, что я еврейка, - передёрнула она плечами. - Зато обрезан как раз ты. Никто не без изъяна".
Мими была крошечной, с жесткими тёмными кудряшками, как на плакате Мишлена. В Бомбее же Зинат Вакиль, потягиваясь и зевая, изгоняла других женщин из его мыслей.
- Слишком много, - смеялась она над ним. - Они платят тебе, чтобы ты подражал им, пока они не могут видеть тебя. Твой голос стал знаменитым, но они скрывают твоё лицо. Есть какие-нибудь идеи, почему? Бородавки на носу, косоглазие, что? Что-нибудь приходит на ум, детка? Чёртовы твои салатные мозги, ей-богу!
Это правда, подумал он. Саладин и Мими стали своего рода легендами, но легендами увечными: не звёздами, но чёрными дырами. Гравитационное поле их способностей притягивало к ним работу, но они оставались невидимыми, сбросив тела, чтобы надеть голоса. На радио Мими могла стать Венерой Боттичелли, она могла быть Олимпией, Монро, любой треклятой женщиной, какой бы ни захотела. Ей было плевать на то, как она выглядела; она воплотилась в собственный голос, она стоила бешеных денег, и три молоденькие женщины были безнадёжно влюблены в неё. Кроме того, она покупала недвижимость. "Невротическое поведение, - бесстыдно признавалась она. - Чрезмерная потребность в пускании корней из-за потрясения от армяно-еврейской истории. Некоторое безрассудство из-за уходящих лет и маленьких полипов, обнаруженных в горле. Собственность так успокаивает, рекомендую. - Ей принадлежал домик священника в Норфолке, избушка в Нормандии, тосканская колокольня, морское побережье в Богемии. - Всё с привидениями, - поясняла она. - Лязг цепей, вой, кровь на ковриках, женщины в исподнем, все дела. Никто не уступает землю без боя".
Никто, кроме меня, подумал Чамча; меланхолия вцепилась в него, пока он лежал рядом с Зинат Вакиль. Может быть, я уже и сам призрак. Но, по крайней мере, призрак с авиабилетом, успехом, деньгами, женой. Тень, но живущая в осязаемом, материальном мире. С активами. Да, сэр.
Зини поглаживала волосы, вьющиеся по ушам.
- Иногда, когда ты молчишь, - шептала она, - когда ты не творишь забавные голоса и не играешь великих, и когда ты забываешь, что люди следят за тобой, ты смотришься чистым листом. Понимаешь? Пустой сланец, бездомный никто. Это сводит меня с ума, иногда я хочу отшлёпать тебя. Чтобы воткнуть тебя снова в жизнь. Но ещё мне от этого грустно. Какой глупец - ты, великая звезда, чьё лицо неправильного цвета для их цветного ТВ; ты, кто должен путешествовать в свой Чуркистан с какой-нибудь никудышной компашкой, играя для них роль какого-нибудь мелкого чинуши только для того, чтобы просто попасть в игру. Они пинают тебя со всех сторон, и всё равно ты остаёшься, ты любишь их; злосчастный рабский менталитет, ей-богу. Чамча, - она схватила его за плечи и принялась трясти, усевшись на нём верхом, с запретными грудями в нескольких дюймах от его лица, - Салат-баба, как бы ты там себя ни называл, ради всего святого, вернись домой!