Устинья с Акулиной какое-то время лежали молча.
- Кулинка, спишь щёль?
- Уснешь тут с вами! Желудок расходился, сил воли нет терпеть, - Акулина встала, достала настойку колгана, выпила рюмку, подумала, выпила ещё грамм двадцать.
- Не война сейчас. Дите Иван не бросит. Будет помогать. Да и куда на такую мать бросить? - Акулина пыталась улечься поудобнее, чтобы утихомирить боль, но та как назло разыгралась вовсю. - Опять же мы, покель живы, от свово внука не откажемся.
- Ну что ж мне, Ваньке советовать разойтиться?
- Разойтиться, не разойтиться, а руки пущай и в самом деле не распущает. Ульяна права - до греха не далеко. Да и дите перепугают с такой жистью.
Устинья уснула, а Акулина так и проворочилась полночи от нестерпимой боли в желудке. К утру немного полегчало, и она тоже уснула, да сон был недолгим, пора было вставать на работу.
Глава 24
ИВАН ДА МАРЬЯ
С этого времени Иван всё чаще стал ночевать на Бумстрое. Устинья лишних вопросов не задавала. Как-то вечером Иван и Илья чистили погреб, в построенной рядом с бараком стайке. Тамара и Акулина кроили для Наташки платье. Устинья была занята у печи. За окнами уже стемнело, когда вернулся Илья.
- Иван-то, щё? Даже не умылся, домой уехал? - спросила Устинья.
- Да он тута. Счас придет.
Иван действительно скоро вернулся. Но обычное в последнее время подавленное настроение исчезло. Он с аппетитом поужинал, посмотрелся в зеркало:
- А давно я в баньке не был! Схожу-ка завтра. Есть у меня что тут из одежи, а? Мамань?
- Дак ить воинское все твое постиранное. И портки, и кальсоны. Рубаху хошь отцову дам, хошь Илюшкину. А щё в баню-то наладился? Дома-то ванная, сам говорил.
- Ванная она и есть ванная, косточки попарю. Языком с мужиками почешу. Душа устала. Отдыха просит.
- Ну и ладно. В баню так в баню. Худого в том ничего нет.
Поскольку Иван остался ночевать, то Илья с Тамарой пошли к себе домой. Наталья, вцепившись в Устиньину юбку, выпросилась остаться тут.
Но не судьба была Ивану на следующий день в баню сходить. Пришла Марья, красивая, улыбаясь как ни в чём ни бывало:
- Ванечка, будет тебе уж у матери-то ночевать. Пошли домой. Ой, каких я пирогов тебе напекла. В полотенце да Сережкино одеяло укутала, чтоб не остыли. Пойдем.
Не очень охотно, скорее растерянно Иван кивнул:
- Ладно, мам, я в другой раз в баньку схожу…
- Ну щё ж. Банька-то никуда не денется.
Не прошло и недели, как Иван вновь появился, только теперь уже с узелком.
- Вот, взял смену белья. А то, как в баню-то итить.
В этот день он опять ночевал у Устиньи. Вечером, когда выключили свет и все устроились на своих местах, Акулина спросила:
- Иван, никак ты совсем от дома отбился?
- Серёгу жаль. А то бы и отбился. Хотя, сами видите, он всё больше у тёщи. Не могу я его с Марьей оставить. Мал ещё. Ему уход нужен. А Марья навеселе - обычное дело.
Ни Устинья, ни Акулина больше ничего не сказали. Что тут скажешь? Теперь в дни получки Иван большую часть денег относил Марье, оставшуюся отдавал Устинье. Вся одежда оставалась у Марьи. И потому, считалось, что дом его как бы там. На самом же деле Иван жил на своем прежнем холостом месте.
Как-то вечером Устинья возвращалась с работы, перемыв полы в заводоуправлении после окончания рабочего дня. И хотя время было ещё не позднее, вечер уже вступил в свои права. Легкий сумрак лег на крыши бараков и длинные тени почти сравнялись с вечерним светом. Возле ограды соседнего палисадника о чем-то тихо разговаривала парочка. Устинья пригляделась. Ванюшка! Рядом стояла его давняя знакомая - Анна. Устинья знала, что до знакомства с Марьей Иван какое-то время встречался с Анной, потом оставил её и женился на Марье. Устинья отвернулась, будто не заметив, ещё сама не зная как быть? Но только она миновала парочку, как услышала:
- Мама, мам! Погоди, - позади Устиньи послышались торопливые шаги.
- Домой? - Иван догнал Устинью.
- Куды ж ещё?
- Встретил сейчас Анну. Она тоже замужем. Ждет ребенка. Живет с мужем на закрытой территории.
- Ну и слава богу, что у неё все хорошо.
- Да что-то я особого счастья не заметил.
- У всех свои заботы.
- Так-то оно так. Да какая-то она… как потерянная.
- У тебя своя "как потерянная". Вот и думай об себе, а не о чужих женах.
- Да уж всю голову сломал. А что тут придумаешь? Марья и раньше к бутылочке прикладывалась. Да, покель вместе не жили, я особого значения не придавал. Ну, иной раз позволит себе, да и то при мне. Даже интересно было. Думаю теперь, и без меня позволяла, да Ульяна это дело ловко скрывала. А дома уж почитай месяц не был. Да и есть ли у меня энтот дом? - голос Ивана звучал глухо.
- Вань, ну ить не об Марье речь. Баба она взрослая, здоровая, видная, жить по-человечески захочет - не пропадёт. А как с Сережкой быть?
- То-то и оно, мамань. Вся душа изболелась, - Иван замолчал. Так и дошли до самого барака. У входа Иван остановился:
- Сергей-то больше с бабой Ульяной. А деньгами я, сама знаешь - не обижаю. Да и квартиру - то же для него. А там - видно будет. Жизни у нас с Марьей не получилось. Ты, мать, ещё не всё знаешь. А рассказывать, уж не обижайся, не буду. Потому как, я тоже живой человек и своё самолюбие имею, - и Иван пропустил Устинью впереди себя в двери барака.
Глава 25
АННА
Ранее летнее утро шелестом молодой черёмухи под окном и щебетом птиц врывалось в окно. Почти всю ночь Анна не спала. Переживала, что ничего про свою горькую семенную жизнь не решается матери рассказать, а уж ребнка ждёт. Вспоминала вечернюю встречу с Иваном, и на душе становилось так тепло, что щекотало под ложечкой. Перебирая в памяти плохое и хорошее, прислушалась, мать проснулась.
- Никак не спишь?
- Да так что-то.
- Успевай. Вот родишь, не скоро выспишься. Уж какая ты ревучая была - не приведи господи. До трёх лет я только и мечтала, что настанет пора, когда и ты спать захочешь. Вот тогда и я высплюсь. Потом, вроде, полегчало. Да ненадолго. Маленькие детки - маленькие бедки, а как подрастать начинаете - греха не оберёшься. Вырастете, всё одно не легче. Сердце вынимаете. Потому как вы что большие, что малые - всё одно для матери - дети… Так до самой смерти для родителей детьми и остаётесь, - говоря всё это она умылась, заправила свою постель и уж было хотела о чем-то спросить Анну, но та спала, под ровный звук родного с детства голоса, спала тихим, безмятежным сном, как спят только рядом с мамой.
В этот же день Анна уехала к себе домой, пообещав матери выправить пропуск для въезда в зону, где строилось что-то секретное и Анна жила там с мужем. До родов было ещё далеко, и поэтому Марфа решила, что соберет денег и купит дочери пуховую шаль, а уж потом будет готовить приданное будущему внуку или внучке.
Время шло, наконец-то пришло письмо от Анны, что пропуск готов, и она может приехать в гости. Было это письмо каким-то неровным. Ничего в нем толком не говорилось ни о здоровье, ни о семье. Лето уже закончилось. А Сибирская осень, известное дело, дожди, холода, да ранние заморозки. А там и глазом моргнуть не успеешь - снег лёг.
Получив письмо, Марфа долго не раздумывала, собрала самое необходимое, а также купленную для дочери пуховую шаль, и поехала к ней. Телеграмму она не давала. Ну, ведь это не другой город, а тут, по Сибирским меркам, рядом. И ехать-то всего ничего, на автобусе. А приезжает он туда вечером. Значит, будут дома. И Марфа пустилась в дорогу. Доехала, и правда, быстро и без приключений.
Городок был небольшой, чистенький. По улицам фонари горят. Витрины магазинов светятся. Только зайти в них Марфа не могла, уж больно нагрузилась котомками да узлами. Люди после работы торопясь домой забегали в магазины и выходили оттуда с торчащей из сеток колбасой, виднелись банки тушенки и сгущенки. Это ж такие товары свободно можно купить! Марфа порадовалась, что дочь устроилась жить в хорошем месте и, подхватив свои котомки, двинулась к нужному дому. Анна ей ещё в свой приезд подробно описала, на всякий случай, где живет и как с автобусной остановки добраться.
Дверь открыла Анна. В полинявшем байковом халате и старой серой шалью на плечах, с большим животом, в старых стоптанных мужских тапочках.
- Мама… - голос дрогнул жалобно и растерянно.
Марфа протащила через дверь свой багаж, бережно отстранила Анну от входа и прикрыла за собой дверь. Просквозит.
Блекло желтые обои, местами затертые прежними владельцами, тусклая лампочка без абажура под потолком. Железная кровать с тонким матрасом и старым одеялом поверх, вместо покрывала. Круглый стол покрыт клеенкой с весёлыми розовыми цветочками, как не отсюда. Окно без тюли.
- Твой-то где?
- На работе задерживается. А ты что ж не предупредила, что приезжаешь? Я бы встретила.
- Ну, приехала и приехала. Ладно. Давай-ка мои котомки разбирать, - с одного взгляда Марфе стало ясно, что тяжело живется её дочери в этом хорошем месте. Только пока понять не могла почему? То ли в какую беду муж её попал, то ли она на свою беду в замуж попала. Решила дочь зря не волновать. Все и так станет ясно, раз уж она здесь. Ещё не успели разобрать все привезенное Марфой, как в дверь тяжело ухнуло. Анна метнулась открывать. Только щелкнул замок, как та сама распахнулась, и прямо через порог ввалился здоровенный мужчина. Растянувшись прямо у входа, поднял голову и промычал: "Не видишь, муж твой пришел. Выпимши с устатку". Голова безвольно рухнула на пол, и он тут же захрапел. Анна пыталась раздеть его. Да больно тяжел.