Глава 8
ДОЧЕНЬКА
Осенью в Сибирском городе мужиков почти не осталось. Почти всех забрали служить. Но уже по первому снегу стали прибывать составы с укрепленными на платформах станками и другим оборудованием. Людей подселяли к кому можно. Другие копали себе землянки.
Заводское оборудование монтировали прямо под открытым небом. И одновременно возводили над ним крышу. Елену и Надежду срочно направили из ФЗУ на вновь прибывший завод имени Ворошилова, где ускоренным темпом пришлось освоить профессию станочницы. А поскольку роста они были маленького, то работать приходилось стоя на деревянном ящике. Работа была тяжелой и девчонки просто валились с ног, чуть войдя в комнату. Илюшка, тот и вовсе домой приходил не каждые сутки. Спал прямо там, на работе, там же и кормили в столовой по талонам. Работал монтажником-высотником, сваривал металлические фермы будущих цехов над иногда уже работающим оборудованием. Устинья устроилась разнорабочей. Чаще всего - бери больше, тащи дальше. Младшенькую по утрам относили в ясли. А морозы всё крепчали.
Как-то, после очередного рабочего дня, Устинья зашла в ясли за дочкой. Передавая завернутую в толстое стеганое одеяло девочку, нянечка сказала, что она сегодня плохо кушала, а к вечеру ей показалось, что у неё начинается жар. Сердце Устиньи ёкнуло так, что она присела прямо с ребёнком на руках.
- Ну что вы, мамочка. Утром вызовете врача. Обычное дело. У вас, поди, не первый, - нянечка уже направлялась за другим ребёнком. Матери одна за другой, возвращаясь с работы, заходили в ясли за своими детьми. Но сердце заныло тягучей нехорошей болью.
Дома развернула ребенка. Прислонилась губами к детскому лобику.
- Горячая девонька моя, горячая, - постучала в стену, - Татьяна! - никого. Татьяна работала посменно.
Елена и Надежда вернулись после окончания второй смены, около часу ночи. Уставшие и промерзшие, обе прижались к истопленной печи. Устинья молча ходила по комнате, баюкая на руках младшенькую.
- Мам, давай я покачаю, а ты вздремни. Утром Надька сбегает врача на дом вызовет, а я с ней останусь.
Устинья передала сверток старшей дочери. Но даже навалившаяся за день усталость не заставила уснуть.
- Ложись. Всё одно не сплю.
Всю ночь Устинья то ложилась на кровать, укладывая рядом заболевшего ребёнка, то расхаживала по комнате, качая на руках плачущую дочку.
Чтобы не опоздать на работу Устинья раным-ранёхонько побежала в поликлинику. Входная дверь была ещё закрыта и, в ожидании, что подойдут кто-нибудь из врачей, Устинья притопывала на крыльце, чтобы согреть сходившие с пару ноги.
- Ты чего? Птица ранняя? - в приоткрывшуюся дверь высунулась седая борода.
- Дитё заболело. Врача надо вызвать. Да на работу не опоздать. Сам знаешь, не поздоровится, - и Устинья похлопала себя по бокам, для сугрева.
- Заходи. Всё одно открывать. Счас уж подходить зачнут. Доктора загодя приходят. А регистраторша, женщина одинокая, та и приходит рано и уходит позже некуда.
Только Устинье было не до разговоров.
- Увидев первую входившую женщину, она бросилась к ней: "Дохтур, милая, за ради Христа, ребеночек у меня всю ночь горит. Помоги милая".
- Успокойтесь, женщина. У всех либо жар, либо что другое. Вот подойдет регистратор, заполнит карту. Вы первая. К вам первым и пойду на вызов.
Хлопнула входная дверь.
- Вот и она.
Сторож подтолкнул Устинью к только что вошедшей женщине.
Та расстегнув пальто и скинув на плечи шаль, кивнула: "Говорите".
Устинья продиктовала адрес. Сказала, что с младшей её старшая сестра, но после обеда она постарается сама отпроситься.
- Всё, мамаша, идите, не волнуйтесь, врач придет.
На работе Устинья бросилась к начальнику смены: "Миленький, родименький, отпусти с обеда… Дитё малое грудное горить всё. Оставила со старшей дочерью. Да той самой со второй смены итить. Врача вызвала - може за лекарством в аптеку сбегать. Али больничный выпишет".
Устинья путалась в словах. Сердце болело и гнало домой.
- Отпусти, Семёныч. Я за неё эту смену отработаю. А ты, Устишка, талонами рассчитаешься. Сменщица ещё не ушла с работы. А трое голодных ртов дома заставляли её думать о куске хлеба.
- Чтоб завтра как штык. Сама знаешь, время военное.
Устинья мотнула головой: "Завтрева, завтрева…".
На третьи сутки участковый врач после очередного обхода сказала Устинье, что если в течение следующих суток температура не спадет, то придется ребенка положить в больницу.
Вернувшаяся поздно вечером с работы Татьяна, принесла травяной отвар и наговоренной воды.
- На-ка вот, чайной ложечкой губки ей смачивай. А счас давай умоем.
В жарко натопленной комнате ребенка распеленали. Татьяна, склонившись над малышкой, шептала одной ей ведомые слова заговора, положив руку на лоб ребенка. Окончив, окропила принесенной водицей лоб, ручки и ножки девочки. Казалось, ребенку стало легче. Она успокоилась и вроде задремала. Татьяна надвинула ещё ниже свой платок и взглядом показала Елене - выйди.
- Устишка, пошла я, нужно - так стукнешь.
- Ты-то куды? - Елена стояла у дверей, собираясь выйти.
- На двор я, мам. Уж заодно с теткой Таней.
На крыльце остановились.
- Не жилец она. Ты, Елена, присматривай. Если бы моё лечение ей не помогло, то перемогла бы она болезь. А она стихла. Мало ей осталось. Но всё в руках божьих. Мать не пугай. Виду не оказывай. Может, бог даст, я ошиблась.
И Татьяна как-то ссутулившись, что совсем не было похоже на неё, пошла вокруг барака.
Елена ещё немного постояла, чтоб успокоиться, и пошла назад.
Впервые за последние несколько дней ночь прошла спокойно. Ребенок дремал в забытьи. Устинья тоже прикорнула рядом. Илья был на работе. Надежда тоже работала.
Утром, ещё затемно, Устинья встала.
- Ты тут приглядывай, а я схожу водицы принесу, да дров нарублю. Надо печь подтопить. А то кабы не охолонула наша девка.
Елена молча кивнула и стала расчесывать волосы. Устинья, накинув фуфайку, тихонько, чтоб не звякнуть дужкой, взяла ведро и вышла за дверь. Елена присела на край родительской кровати, где на подушке, казалось, дремлет младшая сестра.
- Может, тётка Таня ошиблась. Сама сказала, всё в руках божьих. Поспит, проснётся, да пойдёт на поправку, - придерживая дыхание, чтоб не потревожить сестренку, Елена склонилась над ней. Капельки пота на детском личике высохли. И даже жар на щеках поблек. Дыхание перестало быть прерывистым. Казалось, болезнь отступает. Тихонько скрипнула дверь. Устинья принесла два ведра воды. Елена приложила палец к губам. Мол, всё в порядке, тише, спит. Устинья кивнула и жестом показала, что пошла рубить дрова. Дверь чуть слышно скрипнула закрываясь. Елена сидела рядом с сестрой. И отчего-то ей стало так тревожно, что она вскочила с кровати, кинулась к двери, позвать мать, но остановилась и вернулась к сестре. Детские щёчки уже не горели. Елена прикоснулась к маленькой ручке - та была теплой и безвольной. Дыхание девочки стало чуть заметным. Елена, которая и сама не знала, верит в бога или нет, кинулась к образам. Все молитвы, которым учили её с детства, вылетели из головы.
- Господи, спаси мою сестру, Господи, Господи…
Елена вернулась к девочке. Щечки ребенка бледнели на глазах. Ребёнок умер. Елена, сжав на груди руки, сползла с края кровати на пол и раскачивалась, стоя на коленях, всё ещё не в силах поверить в случившееся. В длинном барачном коридоре послышались шаги. Устинья возвращалась с дровами. Переступив порог, тихо, стараясь не шуметь опустила дрова у печи. Повернулась к Елене: "Щё?". Медленно сделала несколько шагов отделявших её от кровати, где лежала дочка. Наклонилась над ребенком. Поняла всё сразу. Но что-то внутри не хотело верить: "Жар спал, уснула…". Устинья метнулась назад к печи, припала холодными руками к горячей кастрюле, чтоб согреть их. Сбросила с себя на пол фуфайку. Вернулась к кровати, бережно развернула бездыханное тельце.
- Матерь божья, дай мне силы перенести то, что не пожелаю самому злому врагу - пережить смерть дитя свово. Господи, Господи…
Устинья, стоя на коленях у кровати толи тихонько выла от боли, толи так молилась за новопреставленную дочь свою. Елена, размазывая слезы по щекам, запеленала сестру, будто опасаясь, что та замерзнет.
- Врач обещалась сегодня после обеда зайти. Может мне сейчас в поликлинику сходить? - Елена посмотрела на мать.
- Ну щёж, иди, - Устинья сидела рядом с ребенком, ещё не в силах осознать случившееся, но предстоящие заботы требовали внимания.
Елена глянула на тикающие на стене ходики. Еще немного и придет Надежда. А там и Илюшка. Нет, уж лучше дождаться их.
Четвертинку бумаги врач выписала не выходя из их комнаты. Передала Елене.
- Печать в регистратуре поставишь. По этой справке место на кладбище выделят. Там сторож. Больничный закрою завтрашним днём. Больше не могу.
День стоял морозный. Снежные сугробы искрились и переливались блестящими искорками.
Кладбище находилось на горе, которую местные называли Лысой. Да и в самом деле, не было на ней ни одного кустика, хотя у подножия летом буйно цвела черемуха.
Пока до туда добрели по снегу и Устинья, и Елена взмокли от пота. Сторож - выпивший мужик, и бумажку смотреть не стал.
- Готовых могил нет. Рыть их седни тоже некому. Земля промерзла - сами не осилите, - и пошел вперед.
Устинья и Елена пошли следом. Поднявшись на пригорок, указал место: "Вот здеся. Решайтесь как там. А я в сторожку". И поковылял назад.
- Думай, не думай, надо долбить. Взад назад ходить у нас силов не хватит. Да и кто нам в помочь? - Устинья ногой разгребла снег.