Искусство не религия, оно не учит людей абсолютным нормам жизни, оно заставляет задуматься и посмотреть на эту жизнь глазами отстраненного наблюдателя, посмотреть и сделать выводы. Вы можете называть эту жизнь грешной и ужасной, вы можете не смотреть ТВ и не заглядывать в И-нет, вы можете плеваться, видя, как молодежь ругается, не стесняясь, пьет, обнимается и целуется в самых разнообразных местах… Вы можете с гордостью вспоминать о своих молодых годах и говорить, что были совсем другими. Любое НОВОЕ время приносит изменения, эти изменения не всегда во благо. Мудрые люди стараются понять и принять их. А если не принять, тогда, наверное, нужно бороться? Но за это-то великая литература обычно не берется, для этого есть совсем другие средства.
Впрочем, читайте сами! Заранее приношу читателю извинения за некоторую дерзость высказываний и бойкость стиля 23-летнего автора, однако существенно менять генеральную линию произведения я не имел ни сил, ни желания. При этом небольшую стилистическую правку и модернизацию финала моралите, конечно же, провел. В путь!
Декабрь 2003 г.
Часть 1
из которой читателю становится ясно, с кем предстоит иметь дело в течение ближайшего часа
Темный закат надвигался на отсвечивающий еще июньский лес, делая жизнь таинственной и нескучной. Возле ярко пылавшего костра, в глубине небольшой сосновой чащи, сидело пять студентов политехнического института и вяло перебрасывалось интересными, но ничего, увы, не значащими словами. Каждый студент, понятное дело, имеет свой облик, одежду, но – многое утратилось, многое позабылось… Попытаемся, однако. На первом бревне располагался пятикурсник ЧИП-а Дрон Вулич, лысоватый и пошловатый тридцатилетний дядька в довольно сильных очках, по чистой случайности не путаемый в стенах родного вуза с профессурой. На его изможденном лице был тот налет провинциального романтизма, который отличает пьяниц и неудачников. Рядом сидел его младший девятью годами брат, который по воле насмешницы Судьбы учился в том же вузе всего двумя курсами младше. Гашик был совсем не похож на своего разбитного братца, имел стройное спортивное тело, задумчивый, но не простоватый взгляд синих дымчатых глаз и вьющиеся от природы светлые волосы. Пожалуй, только носы у братьев были абсолютно одного калибра, да еще манера говорить, неизбежно перенимаемая младшим у старшего. Третьим на бревне был главный разливальщик сей компании двадцатилетний Лёня Прен, довольно худой, темноволосый и очкастый субъект, ошибавшийся при розливе напитков крайне редко, да и то – неизменно в свою пользу.
На другом бревне сидели: ловелас и рубаха-парень, белокурый и симпатичный Антон Яблочкин, по кличке Яблоч, с своей неизменной гитарой и сэр (условно, конечно!) Гаррик Хож, здоровый, мордатый, черноволосый и уважаемый сокурсниками мэн с блестящими, точно нарисованными темными усиками и сверкающими глазами нильского крокодила. Гаррику на вид было года двадцать три-двадцать четыре, а приглядевшись, ему можно было дать и все тридцать, однако никто никогда не интересовался его возрастом: учится человек и учится, кому какое собачье дело! Хож был сокурсником Дрона и подлинным лидером этой компании, его обычно слушали и особо не возражали… Да, читти, чуть не забыл – Яблочкин был сокурсником младшего Вулича, а вот чьим сокурсником был Лёня Прен теперь уже и не скажешь. Да и Бог с ними… Итак, студенты сидели и перебрасывались ничего не значащими словами. Вылазка не удавалась: песни были спеты, анекдоты и смешные случаи из жизни в основном рассказаны, водки выпито уже прилично, а баб не было… и быть уже не могло. Вот и повеселись тут, читатель!
Давно задуманная и, можно сказать, любовно подготовленная вылазка не удавалась по ряду причин: сначала Яблочкина подло "пробросила" его новенькая и, по его мнению, целенькая пассия, обещавшая было поехать с ним на природу, но в последний момент передумавшая, видимо, поостерегшись совместной с Антошей ночевки в одной палатке; потом Хож за два дня до отъезда в пух и прах разругался со своей "гражданской" подругой Лизой; а затем, в самый последний момент, к отходящей с Билибинского вокзала электричке заявилась не слишком симпатичная, но определенно "дающая" надежды девушка Тоня из 708 комнаты студенческой общаги и вяло сообщила обескураженным туристам, что одна ее подруга, собиравшаяся с ней ехать, неожиданно заболела, а вторую не отпустил ее парень ("козлина"), и что сама она таким образом тоже отламывается. Гаррик Хож, правда, совершенно не удовлетворился этим заявлением и потребовал, чтобы Тоня в таком случае отдувалась за подруг одна, но та, прищурив наглючие глазки, покачала головой, важно сплюнула, чуть не угодив на кеды младшего Вулича и ушла не попрощавшись. Одним словом, двенадцать бутылок водки, пять вина, две трехлитровки пива и несметное количество разнообразной и вкусной закуси предстояло оприходовать пятерым друзьям в совершенно мужской компании на берегу славного озера Соснового, что в Пестровградском районе Билибинской области (а ведь ты был там, читатель, что ж греха таить!).
Гитарист Антошка, перекосив свое симпатичное рыльце, сказал было, что отрывных девчонок везде хватает, в том числе и на Сосновом, а с его гитарой… Но друзья вежливо попросили его замолчать, а старший Вулич даже матюгнулся на весь вагон. Поезд тутукнул, и невеселая компания отправилась к месту летнего отдыха. С горя уже в пути была распечатана и распита одна бутылка водки, а с пивом, увы, и вовсе покончено.
День, впрочем, прошел относительно удачно. Поставили обе палатки, набрали сухих веток на весь вечер, раз пять или шесть окунулись в озере, плотно пообедали и выслушали наставления Лени Прена, что больше двух пузырей за простой обед он не выставит или пусть его уволят. Сыграли в волейбол "на высадку", прошвырнулись по окрестностям – справа был детский лагерь "Искорка" с весьма недружелюбными охранниками, а слева, километра через два от них, турбаза "Медик". Словоохотливый Яблочкин и симпатяга Хож даже сумели познакомиться с парой медсестер, отдыхавших здесь, но те были в компании и на вечер уже имели свои планы. В шесть часов старший Вулич пошел прогуляться в направлении "Искорки" и даже забросил удочки в сторону загоравших на понтоне симпапопистых то ли воспитательниц, то ли вожатых, но дамы проявили к состарившемуся на студенческой скамье донжуану полное безразличие. Однако, одна из них как бы вскользь заметила, что через пару дней у них будет Последний костер и, может быть, тогда их мужская компания кстати… Но тут старший Вулич решил наблюсти этикет и сделал вид, что намека не понял.
В восемь вечера начали шумно готовить ужин – Хож собственноручно сделал салат из свежих огурцов и помидоров, Гашик Вулич наоткрывал с десяток рыбных консервов и трехлитровку домашнего компота, Яблочкин искусно нарезал сыр и колбасу, а Леня, кулинар-искусник, соорудил нечто похожее на плов из тушенки и отварного риса. Когда поставили кипятиться воду для чая, старший Вулич, в подготовке ужина активного участия не принимавший, громко скомандовал: "За стол, бычары!" Ужинать сели где-то около девяти, вокруг было уже гораздо свежее, чем днем, но появились недруги всех туристов – камарильи комаров, которые своим жужжанием несколько портили настроение студентов, и так довольно неоптимистичное. Впрочем, три бутылки водки, ушедшие, как говорится, влет, сделали свое дело, и беседа поначалу оживилась. Яблоч рассказал несколько занимательных историй из своей жизни, несколько их приукрасив и выставив себя в самом выгодном свете. Дрон высыпал весь свой запас свежих анекдотов и дополнил его несколькими смешными историйками из жизни всем известных знакомых. Леня, как обычно, больше помалкивал, впрочем, не вынимая "Примы" изо рта, слушал очень внимательно, да знай себе наливал да выпивал… Скромняга Гашик, решив не отставать от "старших", вывалил одну придерживаемую, пикантную историю про юную девушку, желавшую остаться невинной до свадьбы, но не устоявшую перед напором студента ЧИП-а, который использовал хитрость, а в конце поздравил падшую девчонку с ее новым положением, добавив при этом, что сам он женится только на "честной". История была им слышана от знакомого по общаге – бывшего сокурсника, уехавшего из Билибинска два месяца назад и клявшегося, что все рассказанное им – чистая правда. Однако аплодисментов Гашик не сорвал: Дрон вообще рассказ проигнорировал, а Хож, зевнув, обвинил младшего Вулича в плагиате. Задетый Гашик предложил сэру рассказать что-нибудь поновее, и наш крокодилоглаз несколько задумался. "Эти молодые целки только трепаться любят, а как поцелуешь иль зажмешь – на стенку лезут и по морде запросто могут треснуть, – неожиданно поделился опытом Дрон. – Я тебе, Гашик, предлагал Настюхе из 307-й как следует впендюрить, а ты ей только "привет" да "как твои дела?" … Какие там дела, от нее за полкоридора – несет. А как тебя увидит, аж слюнки текут!". Гашик швырнул в костер сухую ветку, резкий пламень костра чуть было не ожег его не в меру распоясавшегося братца. "Целки, пацаны, они разные бывают, – философски изрек Гаррик Хож. – К ним особый подход нужен. И тогда, если получится… они тебе все сделают! Все, Гашик, ты меня слышишь?"