Я приглашал наших девушек в строгой очередности. Чтобы не дать им привыкнуть к амбалам. Каждой я шептал что-то нежное. Для профилактики. Только Тате я почему-то не мог шептать нежного. Стеснялся, что ли?
Все наши дружинники плясали. Только дядя Федя пристроился на стуле у стены и совершенно внезапно заснул. Под адский рев динамика. Видно, очень хотел спать.
Наплясавшись, мы разбудили дядю Федю и проводили девушек. Лисоцкий еще раньше исчез куда-то с Барабыкиной. Леша исчез с Элеонорой. Все-таки он достукается! Дядя Федя просто исчез.
Было три часа ночи. Фактически, уже утро.
Воскресные разговорчики
На следующий день, в воскресенье, мы отходили от танцев. За завтраком Лисоцкий был какой-то вялый. Он долго смотрел в кашу, шевеля ее ложкой, будто хотел там чего-то найти. Леша загадочно улыбался по поводу Элеоноры. Барабыкина смотрела на меня укоризненно. Тата была почему-то злая. Один дядя Федя был добрый. Он рассказывал, как мы вчера победили местных хулиганов.
После завтрака народ двинулся загорать и купаться. Кроме Леши с дядей Федей. Леша заступил дежурным на кухню. И они с дядей Федей принялись пилить дрова. Там же вертелся и Юра, который продолжал обхаживать повариху Веру.
Лисоцкий предложил мне сыграть в шахматы. Мы начали.
- Загадочный народ эти женщины, - сказал Лисоцкий, передвигая пешку.
- По-моему, не очень, - сказал я, передвигая свою.
- Вы еще не все понимаете. Простите, - сказал Лисоцкий, выводя слона.
- А что вы имеете в виду? - осторожно поинтересовался я, толкая еще одну пешку.
- Как вы относитесь к Инне Ивановне? - спросил Лисоцкий, делая ход конем.
- Как к старшему товарищу, - ответил я.
- А она, между прочим, вас любит, - сказал Лисоцкий, объявляя мне шах.
- Вы преувеличиваете, - парировал я, защищаясь слоном.
- Да, любит. Она мне сама вчера призналась, - сказал Лисоцкий, усиливая давление.
- Этого нам только не хватало, - пробормотал я.
- Вы с этим не шутите, - предупредил Лисоцкий.
- Какие уж тут шутки… - задумался я. - А как же ваша тактика? Как же борьба с влюбляемостью?
- Инна Ивановна - особая статья. Она взрослая женщина и отвечает за себя… Вы будете ходить или нет?
- Нет, - сказал я. - Я сдаюсь.
- У вас же хорошая позиция! - закричал Лисоцкий.
- Все равно сдаюсь, - сказал я. - С Барабыкиной мне не справиться.
- Будьте мужчиной, - предложил Лисоцкий.
- Как это?
- Проявите твердость, - посоветовал он.
- Спасибо, - поблагодарил я и ушел проявлять твердость. Я пошел проявлять твердость на озеро. Необходимо было срочно охладиться. Но судьба приготовила мне жестокое испытание.
Я спустился к озеру и зашел в кусты натянуть плавки. В кустах стояла Инна Ивановна. Она тоже чего-то натягивала. Ее сиреневый халатик валялся на траве. Инна Ивановна напоминала "Русскую Венеру" художника Кустодиева. Кто видел, тот поймет.
- Ах! - сказала Инна Ивановна.
- Елки-палки! - сказал я. - Простите…
Барабыкина не спеша продолжала натягивать купальник. При этом она смотрела мне в глаза гипнотически. Я застыл, как кролик, проявляя чудеса твердости. Инна подошла ко мне и прошептала:
- Петя, я тебя не волную?
- Почему же… - пробормотал я.
- Пойдем купаться, - сказала она, дотрагиваясь до меня чем-то теплым.
- Плавки, - пискнул я.
- Надень, я отвернусь.
Дрожащими руками я натянул плавки, не попадая в дырку для ноги. "Тоже мне, Тарзан! - думал я. - Супермен чахоточный!" Это я про себя.
Мы вышли из кустов и плюхнулись в озеро. На берегу сидела и лежала наша публика. Все, конечно, обратили на нас внимание. Яша сидел на камне с гитарой и пел только что сочиненную им песню о вчерашних танцах:
Танцы в сельском клубе.
Пятеро на сцене.
Я прижался к Любе,
Позабыв о сене.
Кто-то дышит сзади
Шумно, как корова.
Я прижался к Наде,
А она ни слова.
Знаю, в прошлой эре
Так не разрешалось.
Я прижался к Вере,
И она прижалась.
В этакой малине
Я совсем смешался.
Я прижался к Инне…
Тут я и попался!
Все дружно посмотрели на нас с Барабыкиной и заржали. Инна Ивановна чуть не потонула от возмущения. Она повернула голову к берегу и сказала:
- Дурачье!
- Яша, я с тобой потом поговорю, - пообещал я.
Все заржали еще пуще. А Тата подошла к Яше и демонстративно его поцеловала в лобик. Яша закатил глаза и рухнул на траву, вне себя от счастья.
- Бывают же такие любвеобильные начальники, - сказала Тата.
Я выпустил фонтан воды. Как кит. И у меня свело ногу. Я зашлепал руками по воде, поднимая массу брызг. Инна Ивановна плыла рядом, удивленно на меня поглядывая.
- Тону, - сказал я не очень уверенно.
Барабыкина будто этого ждала. Двумя мощными гребками она приблизилась ко мне, схватила меня за руку и забросила к себе на спину.
- Не надо, - сказал я. - Лучше я утону.
- Молчи, глупыш, - нежно сказала Инна и поволокла меня к берегу. Я лег на траву и принялся растирать ногу. Барабыкина попыталась сделать мне искусственное дыхание. Изо рта в рот. Я отказался. Тата смеялась до слез. Настроение у меня совсем упало. Я лежал под солнцем и мысленно посылал всех к чертям. Себя в первую очередь.
Слух о том, как меня спасла Барабыкина, разнесся быстро. Все ее поздравляли. И меня тоже. Дядя Федя после обеда отозвал меня в сторону и сказал:
- Казимир нервничает.
- Собака? - спросил я.
- Лисоцкий, - сказал дядя Федя. - Я его давно знаю. Ему такие женщины страсть как нравятся. А тут ты встрял.
- Да я не хотел вовсе…
- Крути лучше с этой пигалицей, с Таткой. Она тоже по тебе сохнет.
- Не хочу я ни с кем крутить! - заорал я. - И никто по мне не сохнет. Я задание выполняю, чтобы они не влюблялись!
- Ну смотри, - сказал дядя Федя. - Не перевыполни его, задание.
Вечером произошло ЧП. Леша растопил плиту, а потом неосторожно на нее упал. Падая, он оперся на плиту рукой и поджарил ладошку. Она стала как ватрушка. Я повел его к девушкам, потому что у них были всякие лекарства.
Мы с Татой намазали ладошку мылом. Не помогло. Потом вазелином. Не помогло. Потом питательным кремом для лица. То же самое. Леша лежал на нарах весь белый от боли. Держался он мужественно.
- Сейчас я умру, - сказал он сквозь зубы.
Тата наклонилась к нему и поцеловала. Настоящая сестра милосердия. Как ни странно, это помогло. Леша затих и закрыл глаза. Тата нежно гладила его и приговаривала:
- Ну потерпи, потерпи… Скоро пройдет.
Почему это дядя Федя решил, что Тата по мне сохнет? Вот по кому она сохнет. Это было как на ладони.
Я незаметно ретировался и пошел домой. По дороге мне встретился Лисоцкий. Он прошел мимо без единого слова, гордо неся голову. Глаза его блуждали. Его сжигал огонь ревности.
"Сено-солома! Как все сложно!" - в тоске подумал я.
Памятник
В понедельник обнаружилось, что наш дед, который кладет скирды, заболел. Или запил. Мы не выясняли. Не было его, одним словом. И наша бригада осталась без специалиста.
- Я сам сложу скирду, - сказал я управляющему.
- Спасибо, - сказал он. - Чтобы ее осенью ветром сдуло? Да?
- Я умею, - сказал я.
- На словах все мастера, - сказал управляющий.
- Спросите у деда, - предложил я.
Мы с управляющим пошли к деду. Дед лежал на кровати в валенках. Он постанывал и поматывал головой.
- Погоди трястись, Нилыч, - сказал управляющий. - Говорили тебе вчера, сено-солома, - не пей шампанского! Не привычен ты к шампанскому.
- И то правда, - промычал дед.
- Ты лучше скажи, этот парень сможет скирду поставить? Или нет? Только так, чтобы она до весны простояла.
Дед оторвал голову от подушки и посмотрел на меня, с трудом узнавая.
- Могет, - прохрипел он. - Этот могет.
- Лады, - сказал управляющий. - Под твою ответственность, Нилыч. Бери трактор и валяй, - сказал он мне.
Мы выехали в поле, я встал посередине и сказал, как дед:
- Здесь будем ставить.
Потом я отсчитал восемь шагов в длину и четыре в ширину. Это я размечал основание. Амбалы в это время нагружали волокушу. Тата с Барабыкиной потихоньку копнили.
Приехало сено, и я стал махать вилами. Миша, тракторист, скептически хмыкал, но сено возил. Я размахивал вилами до обеда и за это время сложил прямоугольный параллелепипед. Размерами восемь на четыре на два метра. Правда, он был не совсем прямоугольный. Чуть-чуть косоватый параллелепипед.
- После обеда начинай затягивать, - сказал Миша. - А то нам до темноты не управиться. И сена не хватит на верхушку.
Затягивать - это значит понемногу скашивать углы. Чтобы получилось похоже на домик с крышей. Тут вся штука в том, чтобы правильно выбрать угол. Если сильно затянешь - сено останется. А если слабо - его не хватит. И скирда выйдет высокая, вилами не достать.
Я стал затягивать, видимо, слабо. Затягиваю, затягиваю, а до верхушки далеко. Снизу мне все подавали советы. Особенно Тата и Инна Ивановна. Они обе очень болели за меня, чтобы скирда получилась нормальная. Как у людей.
Миша привез волокушу и сказал:
- Все. На этом поле сена больше нет.
- А сколько еще до верхушки? - спросил я сверху.
- Волокуши две, - оценил Миша. - Ну поехали у соседей тянуть. Может, у них еще осталось.
Он усадил амбалов на волокушу и уехал с ними куда-то. А я разлегся на скирде в плавочках и оттуда вел беседу с женщинами.