Мне бы век не сказать так складно, хотя думаю то же самое. У Марии десять классов, но это я так, к слову. Ишак окончил институт, теперь ослом его зовут. Не в классах дело. У Марии та самая душа, про которую она говорит, в девчонках была и до сих пор не потеряна. Новгородская она, Мария.
- Не понимаем мы друг друга. - Лидия Аркадьевна встала.
- Это дело молодых, а не наше, - заключила разговор Мария.
Чудеса на белом свете: Лидия Аркадьевна желает своей дочке добра… А делает худо, любовь рушит. Я желаю Генке добра… А пакость ему сотворил, копейки не дал. Где же в нас Мариины души, к сопереживанию готовые?
6
В тот день на мою долю пришлась коробка скоростей - не коробка, а черту тетка. Инструментом поработал до полного удовлетворения - к концу смены возьмусь за металл, а боль из ладони по руке аж в шею отдает. Оно и хорошо: мужик должен уставать.
Ученые, слава богу, догадались - небось опыт поставили, - что без физического труда мозг наш местами хиреет. То-то я замечал у тунеядцев дурь безразмерную. А ученые, чтобы мозг сохранить, ударились в спорт. Но я другое добавлю…
Городской житель тоскует по природе, кто, конечно, еще помнит ее. Физическая работа соприкасает человека с природой напрямую, поскольку тут имеешь дело с землей, деревом, кирпичом… Я вот с шестернями весь день бился, с металлом, а металл-то тоже есть природа, поскольку он из земли нашей добыт. Вот я к ней, матушке, и прикоснулся.
Только это мы закончили ремонт, стоим чистые и переодетые, как подчаливает ко мне кадровик Чурочкин и ведет речь о подшефной школе, о нашей экспериментальной бригаде, о моей рабочей чести… А сам меня к уже гудящему автобусу подталкивает. Пришлось ехать.
Наше предприятие опекает ближайшую школу. Чтобы, значит, прививать ребятам любовь к труду и заманивать к нам. Но кроме меня поехал народ и с других близлежащих мест: кибернетик от ученых, механик с макаронной фабрики и знатный сборщик, Герой Труда…
Вошли мы в зал, где скопилось три восьмых класса. Давненько я не видал ученичков вот так, лицом к лицу и массой. Свои-то выросли. А тут уперлись в нас взглядами неотвратимо. Такие самостоятельные, свободные, ничем не удивленные. А двое, впереди сидящие, даже и наглые: один, курчавый, в очках, глядит на меня строго, будто он доктор, а я за больничным пришел; второй, белобрысенький, как увидел меня, так и заулыбался от щекотавшей его радости. И девиц много, хотя профессии наши не дамские, но про кибернетику судить не берусь.
Завуч нас представила, и, надо сказать, моя должность прозвучала весомо: бригадир экспериментальной бригады. Да недолга жизнь машины, у которой лысые шины…
Первым высказался знатный сборщик, мужик толковый. Про турбины такое порассказал, что ребята аж присмирели - тыщи тонн да миллионы киловатт. Их завод на всю страну гремит и за границу докатывается. Чем же я буду крыть - ремонтной ямой?
Вторым поднялся механик с макаронки - этот подвел теоретическую базу под мучнистые изделия и растолковал, чем макароны разнятся от лапши, вермишели, а также от рожков. Правда, ему был политический вопрос: почему, мол, итальянские макароны длиннее наших? Но механик ответствовал подкованно: зато, мол, наши толще.
А ученый не только ребят, но и нас удивил до крайности. Работают они над изобретением железного человека, робота, который с ношей влезает на грузовик и обратно слазит. Думаю, надо водителей предупредить - кто увидит, как такая дура лезет к нему в кузов, так и заикой сделается.
Тут и моя очередь подошла. Встал я, пригладил лысину и заматерел, как бетон. О чем говорить? О капитальном ремонте? О физическом труде, как думал утром? Или о заработках?
- Над чем ваша бригада экспериментирует? - вдруг спросил очкастый, доктороподобный.
Расскажу. Как я думал-думал и надумал, что работа и человек неправильно взаимно расположены; что надо плясать от человека к работе, а не наоборот; что надо не человека подчинять работе, а работу человеку; что хочу в бригаде все перешерстить в подобном духе и в том же направлении… Это ребятишкам-то? Да разве они этого от меня ждут? А вдруг ждут и сами того не знают? Я-то вот хочу повернуться лицом к людям… А ребята что - рыжие?
С ними ведь как о работе говорят? Бодягу заведут - чихать охота. Ребята умом понимают, что без труда не вытянешь рыбки из пруда, а сердцем-то чуют, что труд есть как бы часть всего целого и это целое будет вся наша жизнь. Вот и надо с ними говорить о жизни и ее образе. Как жить да зачем. А об этом и не говорят, стесняются или не умеют.
- Ребята, - сказал я для зачину, - У кого мозоли плотные, у того и портки модные.
- А что такое портки? - спросил очкастый.
- Джинсы, - перевела завуч, застеснявшись.
- Труд, - продолжил я язычно, - всей работе голова. Бывают работнички - оторви да брось. Я вам байку поведаю, между прочим, наблюдаемую самолично в одной энской конторе.
Байку мою выслушали с любопытствующим сопением…
…Один работничек ежедневно отлучался из-за своего стола на часик-другой-третий… Начальник к нему с претензией, а работничек на свои бумаги ссылается: мол, коли на столе лежат, то я тут. Да бумаги-то не человек. Тогда стал работничек пиджак оставлять на спинке стула: коли пиджак висит, то я тут. А начальник ему резонно и в том смысле, что можно и второй пиджак приобрести. Тогда работничек шляпу положил на стол: коли бумаги, пиджак и шляпа, то я тут. А начальник возражает, что, мол, мы зарплату не шляпе платим, а личности. Тогда работничек принес охапку сена, набил в пиджак, надел шляпу, нарисовал на бумаге среднестатистическую личность и посадил вместо себя чучело. И он гуляет, и начальник доволен. А?
Среди ребят веселый шумок горохом покатился. А я закрепляю позиции.
- У нас в бригаде автослесарь Кочемойкин, моторист Василий, шинщик Валерка, плотник Матвеич, окрасчик Николай да автоэлектрик Эдик. Не люди, а первый сорт!
Я передохнул, косясь на стол, - завуч глядит на меня с завидным интересом, хотя и вопрос на лице есть.
- Возьмем Кочемойкина. Дай ему полтонны железа да молоток - он единолично соорудит того самого робота, про которого товарищ ученый поведал. И робот Кочемойкина будет не только на грузовик взбираться, но при этом и песенки напевать. Мужик - золотые руки. Недостаток есть: живот у него такой, что им автобус возможно поддомкратить.
Ребята, конечно, завеселились. Ну и мне потеплее стало.
- Тогда почему он работает с автобусами, а не на заводе роботов? - спросил белобрысенький, улыбчивый.
- Отвечаю: чтобы доехать до завода роботов, надо сперва автобус иметь.
Вопрос, что был на лице завуча, разросся до восклицательного знака. Ученый глядит на меня обидчиво, будто я из его робота винтик вывернул. Механик с макаронки - между прочим, тощий и длинный, как макаронина, - остался при лице серьезном и как бы безжизненном. Только знатный бригадир улыбается и как бы намекает: мол, давай, Фадеич, шуруй.
- Теперь возьмем Валерку. Тоже парень - золотые руки, хотя иногда бывают как крюки. Та?{ ему всего двадцать два. Что он делает по ночам? Изобретает вечный аккумулятор. Чтобы давал ток, пока не развалится. Недостаток есть: у него рот до ушей, хоть завязочки пришей.
- Так он несимпатичный? - жалостливо спросила девчушка с сережками.
- Это почему? У клоунов в цирке рты до ушей, а мы их любим.
- Вечный аккумулятор теоретически невозможен! - умненько крикнул сзади кто-то умненький.
- А ты приходи к Валерке и растолкуй.
Шуму в зале прибыло. Ребята вроде бы заспорили, только уж я не вникал, не до этого.
- Расскажу про Матвеича, плотника. К нему на квартиру заходить не советую. Такие рожи из дерева понаделаны, что волосы на голове дыбятся от страха. Но есть чучела и приятные. Дай ему бревно - вытешет ракету, дай полено - будет кукла, дай щепку - сделает ложку. Есть, правда, недочет: любит пиво бочковое.
- А что он у вас делает? - засомневался белобрысый хохотун.
- Кузова для грузовиков. Конечно, у него не кузова выходят, а чистые фаэтоны.
Скосился я на своих товарищей: завуч дробно и нетерпеливо постукивала карандашом по столу, будто я не выучил урок; ученый теперь глядел на меня так, будто я робот, позабывший все команды; макаронщик сидел хмуро, как макарон сырых поел; а знатный сборщик улыбается - весело ему, как и ребятам.
- Теперь про Эдика, электрика. Голыми руками берет провода в двести двадцать и не моргнет. Не обедает по три дня, как верблюд. Фонарик у него сделан карманный - может самолет ослепить. Машину личную приобретает. Но, само собой, есть недостаток: дипломатом хочет заделаться.
- Разве это недостаток? - спросил курчавый в очках.
- А кто ж за него в бригаду? Ты, что ли?
- Почему он не обедает? - какая-то девчоночка заинтересовалась.
- За границу же поедет, а бизнесмены нынче тощие.
И я глянул на механика с макаронки, который сидел
и наверняка переваривал свою продукцию.
- А вот моторист Василий по звуку скажет, что и где барахлит в двигателе. Сильный, как кран-тельфер. Столитровую бочку с бензином перышком бросает в кузов. В дружине ходит. Шпань и пьянь от него рассыпается. Вот, мол, Васька-Дизель идет. Ну и недостаток имеется - от него жена ушла.
- Почему ушла? - спросили сразу три барышни.
- Брюнет подвернулся. Да была бы умной, не ушла.
Я перевел дух - у меня, слава богу, один неучтенный остался, но для характеристики человек трудный.
- Ну и есть в бригаде окрасчик Николай. Работу держит, краску с закваской не спутает. Но, скажу вам, ни читать, ни писать, ни считать не умеет. Чистый пень.
- Не может быть! - отозвалось несколько голосов.