Дорогой я думал о том, кто подложил мне пальтишко. И вот закавыка - не знал его. Указующим перстом хотелось ткнуть в Вячика, поскольку куда как просто. Однако Вячик не дурак - только что мне угрожал, а потом кражу подстроил? Так ведь я сразу на него и покажу. Это-то он должен предвидеть? Остаются двое. Семену Семенычу подобные фокусы ни к чему, а Серега парень веселый, да и сам меня от Вячика предостерегал.
Тот-то, кто подложил, надеется, что меня посадят. А он, ветошь мазутная, будет якобы жить и наслаждаться. Дурак, видать. Неужели он мечтает о последующей спокойной жизни? Нет, парень, шалишь. Каждая несправедливость ляпает свою клейкую печать на душу. Да не на ту, которой зло сотворено, а на злодейскую. Эту печать вроде бы не видно, поскольку она глубоко внутри… Не сотрешь ее, не соскребешь. И что потом и будет у такого злодея в жизни хорошего или прекрасного - все ложь. А коли так, то, считай, ничего прекрасного и не будет. Душа - что колодец, подлость - что кирзовый сапог дырявый, в тот колодец уроненный. Воду пить можно, но подобающего вкуса не жди.
Кстати, давненько был случай со мной…
Только это я на автопредприятие пришел. И был там автослесарь вроде меня - ничего в нем вразумительного. А приезжает вдруг на своей машине, на новенькой, с иголочки, и на спидометре одни нули. Купил, сивый хвост. Конечно, в мыслях я обозвал его не хвостом и не сивым, а чем похуже. И зависть во мне такая зловонная разлилась, что самому противно. Молод был, первой сущностью жизнь мерял. И вот после таких темных мыслей просыпаюсь утром, а у меня на лбу шишка, именуемая чирьем. Красная и здоровая, вроде вылезающего из земли мухомора. Ну? Между прочим, слесарь десять лет па северной шахте отбойным молотком отстучал. Ну?
Все эти мысли в голову лезут, поскольку я спокоен. Поскольку совесть чиста. Хотя фактически я вор натуральный, взятый с поличным…
Приехали мы, самосвалу понятно, в милицию. В уголовную часть. Впервой я тут. Мужик квасом поперхнулся, в вытрезвителе очнулся.
Кабинетик маленький, приличный, но сильно прокуренный. Оно и понятно - всяк сюда приглашенный волнуется, посему и закуривает.
Оперуполномоченный сотрудник разложил бумаги, записал в них мои памятные даты - когда родился да когда женился, - отложил перо и предложил по-свойски:
- Ну, Николай Фадеевич, теперь рассказывайте…
- О чем?
- Как вынесли пальто…
- Да ведь просто. Взвалил рюкзак на закорки, а в проходной меня арестовали.
- Значит, признаете, что пытались вынести пальто?
- Еще б не признать, коли за шкирятник ухватили.
- Как же так, Николай Фадеевич? Положительный человек, не судимый, в возрасте…
- От сумы да от тюрьмы не отказывайся.
- Глупая, между прочим, поговорка, - не согласился он и стал писать.
Парень ладный. Плечистый, костюмчик на нем сидит форсисто, лоб двухмерный, и глядит прямо, уверенно и с пониманием.
- Подпишите, Николай Фадеевич…
Я бумагу оглядел. Она имела свое имя - "Объяснение". Л дальше шло то, что якобы мною было сотруднику сказано.
- Филькина грамота, - сказал я, возвращая бумагу.
- В каком смысле?
- Ничего подобного я не говорил.
- Вы же только что признались в краже!
- Ни грамма. Воровать упаси боже. Я в колхозе работал на подмоге, так морковины не съел.
- Но вот же объяснение, написанное с ваших слов… Или я ослышался?
- Пальто вынес, а хищения не совершал.
Этот оперуполномоченный, надо сказать, слова бросал веские, но голосом нервы не взвинчивал. Спокойно говорил, не теряя ни внимательного взгляда, ни чистоты лба. А галстук у него с блеском, будто вшита в него металлическая стружка.
- Придется пригласить аса уголовного сыска, - вдруг улыбнулся сотрудник, и, по-моему, не к месту.
Он снял трубку телефона и как бы обронил пару слов:
- Леденцов, зайди.
Я ждал солидного мужика, вроде завсклада Семена Семеныча. И в форме, в погонах, с орденской колодкой, с современными значками. А вошел парнишка, да в придачу рыжий. Такой ас не для нас.
- Леденцов, вот гражданин утверждает, что кожаное пальто вынес, а не украл. Возможно такое?
- Нужно обдумать с точки зрения элементов состава преступления, товарищ капитан, - звонко, по-пацански, выдал ас.
- Обдумай, - согласился капитан.
Этот Леденцов - тоже, между прочим, одетый форсисто - повернулся ко мне и заговорил, будто он лектор, а я народная масса:
- Состав преступления состоит из четырех необходимых элементов: объекта, субъекта, объективной стороны и субъективной стороны.
- Может быть, - не стал я спорить.
- Лейтенант учится на юридическом факультете, - уважительно сказал капитан Петельников.
После чего рыжий ас заговорил уже только со мной, как с отсталым учеником. Теперь мое такое дело - слушать, коль проштрафился в воровском смысле.
- Объект налицо, то есть кожаное пальто.
- Тут подлинно, - вздохнул я.
- Субъект налицо, то есть вы.
- Как таковой, - опять подтвердил я.
- Объективная сторона налицо, то есть пальто пытались вынести.
- Пытался.
- Субъективная сторона налицо, то есть умысел, направленный на хищение.
- А вот подобного умысла не было, - обрадовался я наконец-то подоспевшему несовпадению.
- Без умысла, то есть без одного элемента, нет и состава преступления, - сказал ас уже не мне, а своему начальнику.
- Спасибо, Леденцов, за помощь, - вроде бы улыбнулся Петельников.
Рыжий лейтенант ушел - серьезный и как бы надутый от важности. Я смекнул, что это они сыграли спектакль. Только для кого? Или же старший проверял успехи лейтенанта в учебе?
- Выходит, что спрятали пальто в рюкзак бессознательно?
- Зачем из меня дурака-то строить?
И я рассказал все по порядку: про рыбалку, про спальный мешок, про вахтера Шуру и про свое оцепенение в проходной, когда из мешка складское пальто вылезло.
- Первая баечка мне больше понравилась, - тепло улыбнулся оперуполномоченный.
- Не веришь? - перешел я на "ты" для лучшего понимания друг друга.
- Мне доказательства нужны.
- Так ведь в мешке все для рыбалки справлено, напарник непридуманный есть, мешок спальный был, вахтеру Шуре показал, вон я в сапогах болотных…
- Это ваше толкование, Николай Фадеевич. А есть и другое. Как вынести пальто? Прийти с рюкзаком, показать его содержимое вахтеру - якобы на рыбалку. Потом спальный мешок выбросить, запихнуть пальто и выйти непроверенным. Остроумно.
- Ага, - согласился я.
- Но преступник, Николай Фадеевич, никогда не может предусмотреть всего, потому что жизнь весьма разнообразна.
- Чего же я не предусмотрел?
- Того, что Сергеева, то есть вахтер Шура, отпросится с дежурства. А новая вахтерша, естественно, попросила развязать рюкзак.
И крыть нечем. Вспотел я вдруг без чаю - этак, пожалуй, в узилище попадешь ни за што ни про што. Бывшее за меня против обернулось.
Как понимать такую закавыку? Закон умный - вон, каждое действие преступника на четыре части разлагает. Оперуполномоченный умный - глядит на меня, того и гляди, вслед за этим взглядом сам в душу ко мне влезет. Все вроде бы верно, а честный человек может пострадать. Похоже, закону да уму этого Петельникова чего-то не хватает - прут себе, как пара бульдозеров без водителей.
- Подложили мне пальтишко, - угрюмо сообщил я.
- Кто?
Мне и опять крыть нечем. Уголовный розыск - тут коли обвиняешь, то почву имей. Не про ноготь же болтать?
- Не знаю.
- Но кто мог подложить, кто?
- Один из трех, - сказал я, поскольку это уже подлинно.
- Зачем?
- Видать, кому-то мешаю.
- В чем мешаете?
- И этого не ведаю, мил человек.
Петельников вздохнул, показывая, что тоже не ведает, как со мною быть. Верить мне или не верить. А с другой стороны, он обучен приемам, орудуя каковыми должен суметь заглянуть в мои полушария, не снимая черепушки. Да что там полушария, когда у человека все на лице пишется, как на той бумаге. Для того, кто умеет читать.
- Не от той печки пляшешь, товарищ оперуполномоченный.
- А от какой надо?
- От человека, то есть от меня. А не от совершенного факта. Покопайся в моей биографии - я ведь спички не украл за свою жизнь…
- Покопался, Николай Фадеевич.
- Это когда ж?
- Лейтенант принес мне полную вашу биографию.
И верно, какой-то листок он на стол положил.
А я думал, что лейтенант меня обучал уголовному закону. Ребята вкалывают, как механизмы. Один, старший, со мной беседует, а другие изучают мою жизнь, как таковую.
- Да плюс эта… интуиция, - добавил я.
- Интуицию к протоколу не подошьешь.
- А все-таки она должна вперед мысли бежать.
- Интуиция… Я вчера что-то вроде притона накрыл. Пять лбов не работают, а промышляют всяким разным. Молчат, ни в чем не признаются. Три мужика и две женщины. Одна лет девятнадцати, маленькая, худенькая, пугливая… Думаю, затянули ее сюда. Отпустил. И только отпустил, как остальные заговорили и все рассказали. Атаманшу отпустил. Вот и вся интуиция.
- Да, у тебя работа трепещущая. Бандиты, мазурики, охламоны… И небось постреливают?