- У Веры в институте сегодня какая-то секция. Как ты смотришь, чтоб воспользоваться этим и поговорить вдвоем? Есть такая тема. Ты поднимешься ко мне?
- Лечу, - сказал я весело, - на крыльях.
Вот и все. Я знал, что когда-нибудь это произойдет. Что наступит такая минута. И нужно было встретить ее мужественно и весело.
Я поднялся на лифте. Теперь мне это было безразлично. У меня так колотилось сердце, что я охотно постоял бы несколько минут на лестничной площадке, но дверь была уже открыта.
- Садись, - предложил Виктор. - Хочешь чая? Что слышно?
- Нет, спасибо. Вроде бы все нормально.
- Вот какая штука, - сказал Виктор. - Есть у меня одна идея… У нас набирают людей…
Значит, это другое. Я почувствовал, как рубашка на спине и на груди стала влажной. И странная какая-то усталость. И какое-то безразличие.
- Как ты смотришь на это? Я уже разговаривал. С начальством. Нам нужны такие парни, как ты.
- Спасибо. - Я попытался улыбнуться. - Только нет у меня к этому способностей. И вообще… Спасибо, но это не получится.
- А может, подумаешь?
- Нет. Что тут думать.
- Жалко. - Виктор был огорчен. - А мне казалось… Ну что ж… Это дело такое…
Он походил по комнате, посмотрел на меня, улыбнулся.
- Тогда я тебя по-другому поэксплуатирую. Это для моей диссертации. Там есть такая глава - какие слова из уголовного лексикона проникли в язык. И какие слои населения их употребляют. Я буду читать тебе по алфавиту, а ты говори, знаешь ли ты значение этого слова, употребляешь его ты или твои товарищи.
- Хорошо. - Я снова насторожился. - И много нужно таких допросов для диссертации?
- Очень много.
Виктор взял карандаш и бумагу, раскрыл свою красивую кожаную папку и стал читать.
- Академия?
- Ну, Академия наук?
- Нет, академией у них тюрьма называется. Акча?
- Не знаю.
- Будорга?
- Не слышал.
- Балабас?
- Подожди, - сказал я. - А что значит акча, будорга, балабас?
- Балабас - сало или колбаса. Акча - деньги, будорга - пистолет или револьвер.
- Здорово, - сказал я. - Нужно запомнить.
- Если бы пошел к нам - быстро бы запомнил. А баян - не слышал? снова спросил Виктор.
- Музыкальный инструмент.
- Нет, это другой баян, это литр вина. Берданка?
- Ружье.
- А в значении - мешок с похищенными вещами не слышал?
- Нет.
- Библия?
- Не знаю.
Я уже понимал, что это какая-то другая библия.
- Игральные карты. Братское чувырло?
- Не слышал.
- Отвратительная рожа… Брюнетка?
- Не знаю.
- Машина для перевозки арестованных. А выпить га?
- Литр, наверное? Только у нас так не говорят. У нас говорят - килограмм.
Виктор сделал заметку карандашом на своих листах бумаги.
- Разобрать душник? Я пожал плечами.
- Разбить грудь. Затемнить?
- Спрятать что-нибудь?
- Нет. Затемнить - это значит убить человека, ударив его по голове чем-нибудь тяжелым. Калым?
- Ну это слово, по-моему, даже в газетах пишут. Левый заработок.
- Напрасно пишут. Это слово из уголовного жаргона. А кантоваться?
- Так даже батя выражается. При чем тут твой жаргон? И понятно, откуда взялось это слово. Если человек не работает, а переваливается с боку на бок, как ящики, когда их кантуют, о нем и говорят: "кантуется".
Виктор посмотрел на меня удивленно и сделал заметку на бумаге.
- У нас на заводе есть такой старый токарь Григорий Михеевич, - сказал я. - Я у него учился, так он тех, кто кантуется, называет "отбыватели". То есть, что им лишь бы отбыть на работе. Он думает, что слово "обыватели" так и говорится.
- Здорово. - Виктор снова заглянул в свой словарь. - А капать?
- Ну это - доносить, жаловаться. Так у нас часто выражаются.
- Где?
- Везде. На заводе, в мотоклубе. На улице.
- Качать права?
- Это я тоже слышал. В смысле "добиваться своего".
- Вообще-то это не совсем верно, - сказал Виктор. - "Качать права" в этом языке обозначает разбирать в присутствии уголовников, кто из них прав. Отметим, что это выражение употребляется и в другом смысле. А крантик?
- Не знаю.
- Смерть за измену своим. Посунуть дудку?
- Не слышал.
- Украсть оружие. Потварить?
- Не знаю.
- Изнасиловать. Рвать когти?
- Смотаться?
- Верно. Где ты это слышал?
- Гонщики говорят.
- Понятно. А что значит сесть на иглу?
- Не знаю.
- "Хиппи" эти сели на иглу. Стать наркоманом. Срисовать с фронта?
- Не знаю.
- Узнать с первого взгляда. Ну а стукач ты, конечно, слышал?
- Слышал.
- От кого?
- Я сам так говорю.
Виктор посмотрел на меня быстро и искоса.
- А флейш слышал?
- Нет. Что это значит?
- Сотрудник угрозыска. Хрусты?
- Деньги.
- На заводе называют деньги хрустами?
- Нет. По-моему, больше таксисты.
- Шмон?
- Обыск. Это слово все знают.
- А юрсы?
- Не слышал.
- Нары или просто камера, в которой спит арестованный. - Виктор просмотрел свои записи, что-то добавил. - В общем, спасибо. Правда, может, мне еще раз придется к тебе с этим обратиться. Как ты?
- Да, пожалуйста, - сказал я. - Только мне непонятно, какой в этом смысл? И можно ли это вообще назвать языком?
- Выходит, можно, - ответил Виктор, - раз он служит средством общения. В этом языке нет таких высоких понятий, как совесть, общественные интересы, борьба за мир, проникновение человека в космос. Нет в нем и отвлеченных понятий, абстракций. Он предельно конкретен, потому что создан примитивными негодяями, насильниками и убийцами. Но некоторые слова из него стали проникать в обыкновенный человеческий язык. И это скверно. Вместе со словами всегда проникают и понятия. А это понятия циничных и безжалостных гадов.
Мне представилось авторское свидетельство так, словно я его держу в руках. С цветной ленточкой, прихваченной красной печатью. Я знал на память и адрес: Москва, Большой Черкасский переулок, два дробь шесть, Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. В комоде лежало батино авторское свидетельство. За самоцентрующийся патрон, который позволяет сверлить отверстия без предварительной разметки.
- В чем вся загвоздка с этими автобусами? - говорил я Николаю. - Я проверял: они ходят по городу со скоростью до шестидесяти километров. Все задержки на остановках. Пока люди войдут и выйдут. И у меня идея. Сделать вдоль всего кузова одну дверь. Понимаешь, подъемную, чтоб она вдвигалась в крышу. Крышу можно сделать из двух слоев металла или даже пластика, с промежутком между ними. Для этой двери. Скамьи только по одной стороне против входа. Для стариков и детей. Остальные могут постоять. Больше поместится.
- Интересно, - сказал Николай.
- Автобус будет меньше задерживаться на остановках. Я посчитал. Выходит, раза в два быстрей. И колеса нужно поставить по-другому. Ромбом. Одно впереди, два по бокам и одно сзади. Автобус сможет разворачиваться на месте. Будет лучше вписываться в узкие улицы. Сократится пробег. Попробуем?
- Попробовать, конечно, стоит, - улыбнулся своей виноватой улыбкой Николай. - Только тебе одному. Ты в этом лучше разбираешься, а у меня своей работы… То есть идея, по-моему, очень интересная. Особенно насчет двери. Колеса ромбом - я не очень разбираюсь в этом, - но, по-моему, уменьшат устойчивость.
- Площадь опоры будет та же самая, - возразил я. - И центр тяжести…
- Дело тут не только в площади опоры… Ну, в общем, тебе самому в этом надо разобраться.
Цветная ленточка на авторском свидетельстве, которая мне только что так ярко представилась, сразу померкла. Я не сумею все это сам сконструировать. Я могу пока только идею выдвинуть.
После работы я затащил к нам Николая. Мне очень хотелось привлечь его к соавторству. Но вот не получилось.
- Ты не обижайся, - сказал Николай. - Дело это, по-моему, вполне стоящее. Просто я занят сейчас совсем другим.
Николай рассказал, что весь их академический институт помешался на серендипити. Я узнал еще одно жаргонное слово. Но уже из языка ученых. Открытие в науке можно сделать тремя путями: в результате обдуманных, заранее запланированных исследований, путем "проб и ошибок", как чаще всего и бывает, или в результате серендипити, когда происходит случайное открытие, мгновенное озарение.
По словам Николая, название "серендипити" произошло от цейлонской сказки о принцах Серендипа. Так когда-то назывался Цейлон. В сказке говорилось, что эти принцы имели способность совершенно случайно делать важные открытия. Ну, например, искать одно, а находить совсем другое, более важное и нужное.
- Компьютеры наши работают, - говорил Николай, - эксперименты проводятся… Но нужны новые, самобытные идеи, нужны новые теории. А мы только экспериментируем.
Николай рассказал ходившую у них по институту шуточку о разнице между теоретиком и экспериментатором.
Экспериментатор ловит муху, сажает ее на стол и говорит: "Лети!" Муха летит. Экспериментатор записывает в свой журнал: "Такого-то числа, в такое-то время я сказал мухе "лети!", и она улетела". Затем он снова ловит муху, обрывает ей крылышки, сажает на стол и говорит: "Лети!" Муха не улетает. Тогда экспериментатор записывает в свой журнал: "Такого-то числа, в такое-то время муха в результате того, что у нее были удалены крылья, перестала слышать".