- На что?! - воскликнул Сулимов. - На то, чтобы спасти ребят от пьяных отцов, от мошенников, от шкурников, которые непременно начнут наставлять - греби все к себе, что плохо лежит?.. Для этого надо жизнь вычистить до блеска! Под силу это вам?
- Жизнь вычистить нам не под силу, Сулимов, но под силу будет показать, что такое хорошо, что такое плохо в этой еще не вычищенной до блеска жизни.
- А раньше вы разве этого не показывали?
- То-то и оно, что не все показывали, стеснялись показывать жизнь, какой она есть - нечищеной, неумытой.
- Но знали же и без вас ребята, что в семье Корякиных творится. Наружу лезло! Знали - и что?..
- А то, что тактично отворачивались - мол, не замечаем. Ложный стыд перед правдой и к ученикам перешел.
- Отворачивайся не отворачивайся, а беда все равно стряслась бы.
Аркадий Кириллович ответил не сразу, сидел, навесив голову над столом.
- А вы попробуйте представить Колю, - начал он. - Да, Колю Корякина, который делится всем, что происходит в семье, с товарищами, не стыдится, а рассчитывает на отзывчивость, не боится, что вызовет злорадный смех за спиной.
- Трудно представить.
- Трудно. В том-то и дело - герой уголовного романа, всех чуждающийся одиночка. Как вы считаете - он от природы такой нелюдим?
- Н-не думаю.
- Обстоятельства сделали?
- Скорей всего.
- Ну а если б в иные обстоятельства он попал, в нашей школе хотя бы, - каждый день сталкивался бы с сочувствием к себе, твердо знал, что может рассчитывать на отзывчивость… Скажите, могла бы ему прийти тогда в голову мысль - убью ненавистного отца?..
Сулимов, подобравшись, сидел, озадаченно помигивал. Аркадий Кириллович решительно ответил за него:
- Любая другая, но только не эта!
- М-да-а… - протянул Сулимов.
И наступило долгое молчание. Со стены улыбчиво сияла календарная золотая осень, за неприютно черным окном монотонно и суетно трудился непрекращающийся дождь. У Аркадия Кирилловича вновь свинцово обвисли складки лица. Сулимов пошевелился.
- Пора мне и честь знать… Но еще вопросик, если позволите, на прощание: ту игру, о какой вы мне рассказывали… кончите или как?
- Игру нашу закончил Коля Корякин.
- Охоту отбил, что ли?
- Перед необходимостью поставил - ищите путь друг к другу. А это уже не игра, это серьезное.
Аркадий Кириллович устало смотрел на свои руки, крупные, отдыхающе лежащие на столе.
- Ну и суд же будет… - вздохнул Сулимов. - Свидетели станут брать на себя вину за преступление, защитник окажется в положении обвинителя, а обвинению ничего не останется как только взять на себя роль защиты…
В прихожей раздался короткий, как всхлип, звонок. Тяжелые складки на лице Аркадия Кирилловича тронулись в недоумении, он поднялся, поспешил к двери.
За дверью стояла Соня - обвалившиеся плечи и руки, слипшиеся от дождя прямые волосы, стертое лицо.
Аркадий Кириллович посторонился, молча кивнул - заходи.
Она перешагнула за порог, беспомощно остановилась, бескостная, спеленатая мокрым плащом, с усилием держащаяся на ногах. Губы ее неподатливо пошевелились, но звука не выдавили.
- Раздевайся, Соня, - попросил Аркадий Кириллович.
Лицо ее вдруг свело судорогой, она зажмурилась, привалилась к косяку, выворачивая шею, пытаясь спрятать перекошенное лицо, издала надрывный стон, и плечи под плащом заходили от беззвучных рыданий.
Сулимов, появившийся за спиной Аркадия Кирилловича, должно быть, не узнал сейчас Соню, которую видел мельком в ночь убийства.
- Что случилось? - спросил он.
Соня, с выбившимися из-под вязаной шапочки мокрыми патлатыми волосами, измятая, одичавшая, прикусив губы, зажмурившись, давилась в рыданиях.
- Что?..
Аркадий Кириллович, пряча под насупленным лбом глаза, ответил:
- То же самое - всем нам расплата! Ей, пожалуй, больше, чем нам с вами.