- Хоть и трепало меня в жизни, да, видать, не истрепало - в самом соку была, ну а возраст-то под зарубочку, когда ждать дольше опасно, девичье на убыль пойдет. Подъезжали ко мне многие, но пуще всех Илья и Рафаил. Они уже давно приятельствовали, с конца войны, считай, - тихий да буйный, дельный да беспутный, а как-то ладили, только вот на мне у них заколодило.
- А что же свело их, таких разных?
- Известно что - выгода. После войны все обживаться начали, строиться, ремонтироваться - нужда в рабочих руках большая. У Рафаила руки есть, а как их лучше приспособить - головы не хватает. Илья руками не очень силен, зато головой раскинуть может. Вот и держались друг за дружку, пока я промеж ними не выросла.
- Но и после вас их дружба, однако, продолжалась.
- Дружба, да уж не та. Тут их уже не выгода крепила - я старалась.
- Зачем вам было нужно их крепить?
- А вот о том и речь веду. Слушайте… Значит, навострились они на меня. Рафашка, тот разлетелся с разгона: хочу - проглочу, хочу - в крупу истолчу! Ну, не на таковскую напал, быстренько отшила. Шальные-то сразу голову теряют, пугать не в шутку стал - или со мной, мол, или никому, жизни лишу и тебя и того, кто к тебе сунется… - На гладком лице Пуховой проступил смущенный румянец, почти девичий, ясный. И решительное движение бровей: - Что скрывать, Илья Пухов не очень уж мне и нравился - выглаженный, без морщиночки и волосики прилизывал на косой пробор. Чудным казалось, что такой вот тихоня в нашем отчаянном поселке уживается. Не покрикивал, за грудки не хватал, ножа в кармане не прятал, а по струнке ходить заставлял поножовщиков вроде Рафочки Корякина… Вот и запала мне в голову мысль - ведь надежен!.. - Снова Пухова на минутку закручинилась, распрямилась, тяжело вздохнула: - Да-а, судьба!.. Ох, устала я к тому времени от жизни дерганой. Покою хотелось, чтоб день походил на день, чтоб каждый чистенький, чтоб наперед знать - ничего не собьется, не спутается, надежно. С Рафаилом какая надежность, жди сплошную войну. И даже знать ежели - ту войну выиграешь, то все одно накладно, измотаешься…
- Пухов. Понятно.
- Другого надежного рядом не было.
- И не ошиблись в выборе?
- Не ошиблась, - с какой-то горечью ответила Пухова, - День на день теперь походит, не отличишь.
- Так почему же все-таки связь Пухова с Корякиным не порвалась?
- Ждали все того, ждали - порвется и кровь прольется. Илья ждал, уговаривал меня - уедем. Но ведь ошалевший за нами бы бросился!.. Вот и решилась я… Никому не сказалась, одна пошла к Рафочке. А у того рожа черная со вчерашнего перепоя, глаза волчьи прячет. "Просить пришла?" - спрашивает. "А что, - говорю, - ты дать можешь, что у тебя есть?" - "Иль показать?" - "Покажи, - отвечаю, - если думаешь, что за это полюблю". Знала, знала, что сломается, скулить начнет. Так оно и вышло: "Помани - иным обернусь, пить брошу!.." - "Так уж сразу и обернешься? Терпеть долго придется, а похожа я на терпеливую?" Вот тогда-то я назвала ему: "Есть терпеливая, как раз такая, что тебе нужно, не пропусти, иначе под забором сдохнешь!"
- Анну?
Пухова низко наклонила голову:
- Да.
Оба помолчали.
- Вы и в самом деле специально это… чтоб откупиться? - осторожно спросил Сулимов.
И она вскинула на него распахнутые, провальные глаза:
- Верила! Верила! Хорошо получится! Я к Анне всегда как к сестре младшей… Ее спросите - под моим крылышком жила. Думалось: одна-то, пропадет, а тут парень бедовый, золотые руки имеет. Ну а то, что с норовом, - Анна перетерпит, дров в огонь не подкинет. С кем Рафашке дикому еще и сжиться, как не с такой тихой. И виделось, виделось - я с Ильей, она с Рафашкой, поплывем на разных лодках, но в одну сторону. У меня родни нет, у Анны тоже. В мыслях не мелькало тогда - откуплюсь! Повернулось так. Да! Но поняла, раньше всех поняла - неладное получилось. Даже Анна еще на что-то надеялась, а я уже знала - ох, злая ошибка случилась. И жгло, жгло меня! Всю жизнь грех свой замаливала. Илье, думаете, хотелось возжаться с Корякиным? Как же! Еще до знакомства со мной он уже подумывал, как бы Рафочку дорогого от себя оторвать. Глупости говорят, что на Рафке ехал. Рано ли, поздно - с таким конем умаешься. А в последнее время и совсем сбесился, норовил без пути, без дороги…
- И все-таки мне непонятно, почему не расстался, почему терпел ваш муж?
- Да ужель теперь-то не ясно почему? Я не давала! Оттолкни Илья от себя Рафаила, как бы тот под откос покатился, совсем бы тогда спился, семью в нищету загнал - Анне вешайся! Так и настроила я Илью: случится это - брошу! Он и сам понимал. Держал возле себя Рафаила. Да! Совсем выправить его никому не по силам, но какой-никакой догляд за ним был - пить в рабочее время не смел, от совсем уж дурной компании оттирали. А я сама следила, чтоб деньги в семью шли, - сыты, обуты, ничуть не хуже других…
Вот оно - сезам, откройся! Не этот ли секрет умолчал тогда Пухов? Не хотел вмешивать жену. А может, не надеялся, что поверят - секрет тесной, почти тридцатилетней связи столь несхожих людей так прост и сентиментален. Сулимов не мог поверить в него сейчас, выискивал в порозовевшем от волнения лице Людмилы Пуховой неискренний наигрыш, хотя бы намек на него, глухой, сомнительный оттеночек. Та сидела перед ним подавленная и… непроницаемая.
- Значит, причина связи Пухова - Корякина в том лишь, что вы себя считали в долгу перед Анной?
- В долгу?! - возмутилась Пухова. - Слово-то какое… купеческое. О долгах ли я думала - жить не могла!
- Уж так-таки жить не могли. Не преувеличивайте.
- А вы поставьте себя на мое место. Живу, как и хотела, тихо. Так тихо, что глохнешь. Все наперед знаешь, что завтра у тебя будет, что через неделю, через месяц… Ни о чем думать не надо и не о чем тебе заботиться - все есть: квартира, тряпки, машина… Вот только детей нету, обижены. Да ведь живая же я, не мертвая, ни о чем не думать не могу, и без забот пусто. Так пусто, что терпенья нет, хочешь не хочешь, а любой на моем месте заоглядывался бы по сторонам, искать стал - о ком бы позаботиться? Ну а мне особо оглядываться и выискивать не надо - рядом у старых знакомых ад кромешный. Расписывать мне их жизнь, или сами знаете?.. А коль знаете, так и спросите себя - могла я забыть, что по моему наущению такая дикая жизнь тянется? И как мне не страдать, совестью не мучиться? Да и о ком мне еще страдать? А потом, если вдуматься, спасибо Анне… Дикому Рафе тоже. Не они бы, я, поди, и живой-то себя не чувствовала, давно бы каменной бабой стала… Долг?.. Какое там. Тут себя бы спасти. И вовсе не от доброты сердечной заставляла мужа держать возле себя дорогого Рафочку. Перед собой не притворялась доброй и перед вами не хочу.
Сулимов озадаченно молчал. Как ни старался он расшевелить в себе недоверие, но Пухова разбивала его - уже не сомневался в ее искренности.
- М-да-а… - протянул он. - Неожиданная история.
- Да нет, скучная, - устало возразила она. - Глупая баба себя сама обманула. Покою ей хотелось - захлебнись им. До сих пор хоть за Анну тревога была, нынче и это кончилось. Совсем будет пусто. Покатятся похожие денечки, а куда, а зачем? К чему я на свете?.. Хотите верьте, хотите нет, а жалею, что тогда за Рафаила не вышла.
- Ну уж! - возмутился Сулимов.
Глаза Пуховой обдали его темным сполохом.
- С ним-то я уж покою не знала бы. Я не Анна, я бы воевала и, думается, осилила. Да!.. Как знать, может, даже и гордиться теперь пришлось бы: вот он, мой перекроенный, не бросовый человек, как и все, даже лучше других. Было бы что вспоминать на старости лет. А теперь что?.. Да ничего.
Пухова хлюпнула, достала платочек и с откровенной горестностью шумно высморкалась.