7
Лед уходил из-под ног, когда ты, спешившись, шел к своему гуру. Из могучего тела сквозь щели доспеха торчали обломанные древки стрел, предплечье левой руки, вместе с наручем, было рассечено метательным диском, на запястье чернели следы паучьих жвал, кровь струилась по ногам, донимало колотье в обожженном боку, тяжесть век казалась неподъемной, каждый шаг грозил стать последним - но ты, закусив губу, упрямо гнал себя навстречу учителю.
Грозный шел к Раме-с-Топором.
Когда-то раджа Шантану наделил сына Даром: по своему желанию выбрать день и час собственной смерти. "Спасибо, отец: я выбрал. Здесь и сейчас". Жизнь - наказание для подлеца, который осмелился поднять руку на собственного учителя. И добро бы просто руку! Лишь трезубец Разрушителя сумел покончить с освободившейся тварью, а ты, малыш, Гангея Грозный, сукин сын с целым ворохом правил для великого воина…
Ты проиграл себя. А значит, должен будешь склонить голову перед победителем и жениться на царевне Амбе, нарушив данный некогда обет.
Нет. И в этом коротком слове заключается вся свобода Вселенной.
Ты не нарушишь обета. Ты просто подойдешь к учителю, даже если последние шаги сделает мертвец, ты вслух признаешь себя побежденным - а после этого ПОПРОСИШЬ Раму убить тебя.
И учитель не сможет отказать.
Боги и гандхарвы, киннары и якши, святые подвижники и царевна Амба затаили дыхание, наблюдая за тем, как регент Хастинапура, оставляя на льду кровавый след, подходит к неподвижному Раме, припадает к босым ногам аскета…
Ученик ничего не успел сказать гуру.
- Победить самого себя - что может быть трудней? - тихо произнес Рама, при всех говоря для двоих. - Когда-нибудь ты поймешь это, малыш…
Грозный застыл на коленях, изумленно глядя снизу вверх в лицо своему учителю.
И впервые заметил: о Небо, как же он постарел!
- Слушайте все! - голос подвижника эхом раскатился под сводами Безначалья. - Я, Рама, сын Пламенного Джамада, стоя под Свастикой Локапал, признаю себя побежденным в этом поединке!
И Рама торжественно обошел вокруг коленопреклоненного Гангеи - шаг за шагом, посолонь, чествуя победителя.
Грозный воспаленными глазами следил за чествованием и чувствовал себя глупым учеником, тщетно силящимся понять: за что учитель обижает его?!
Детская обида блестела в глазах израненного сорокалетнего воина, блестела и алмазами катилась на бороду и грудь.
За что, учитель?!
Небеса безмолвствовали. И Миродержцы недоуменно переглядывались друг с другом.
* * *
Боги один за другим покидали зрительские места, отправляясь в свои чертоги, исчезли колесницы обоих противников, вслепую, не разбирая дороги, побрел прочь совершенно потерянный Грозный, за господином-победителем спешил его возница, больше всего на свете боясь в одиночестве остаться здесь, вне жизни и смерти.
Рама молча кивнул в ответ на немой вопрос Ублюдка, разрешая удалиться и ему… После чего приблизился к тому месту, где мгновением раньше стояла колесница его удачливого ученика, наклонился и подобрал блеснувшую на льду золотую сережку.
Раковинка с жемчужиной внутри.
Аскет хорошо знал, кому она принадлежала.
Вот, значит, как…
В последний раз окинув взглядом простор Предвечных вод, аскет повернулся и двинулся обратно - туда, где начиналась укрытая белым покрывалом земная твердь. В начало Безначалья.
Он шел среди тел людей и животных, запорошенных снегом, меж трупов самого себя и своего сегодняшнего победителя, оставляя за собой узкую цепочку следов - одинокий темный ворон на поле брани, замершем навсегда под белоснежным саваном.
Левее, в отдалении, двигались отшельники из шальвапурской обители. Они не приближались, понимая, что сейчас последнее дело - беспокоить побежденного аскета.
И тем не менее одна из фигур все же кинулась ему наперерез. Парашураму догнала царевна Амба. Девушка выглядела зыбкой, светясь отраженным светом - словно это была не сама царевна, а ее тень. Впрочем, так оно и было. В глазах тени стояли злые слезы.
- Почему ты… почему ты не убил его? Почему сдался?!
- Потому что мой ученик победил меня, - холодно ответил Рама, глядя мимо царевны.
- А ты подумал обо мне?! - с отчаянием выкрикнула тень в лицо аскету. - Что мне теперь делать?!
Аскет невольно поморщился:
- Не кричи. Я не глухой. А что тебе делать - не знаю. Иди куда хочешь и делай что хочешь - я больше ничем не могу тебе помочь.
Царевна открыла было рот для упрека или проклятия, но ее будто потащило прочь от Рамы на аркане, и призрачная дева заскользила обратно к брахманам-свидетелям, так и не успев выплеснуть на Раму свои упреки - старый Хотравахана оказался, как всегда, предусмотрителен.
Рама пошел дальше.
Через некоторое время на его пути возникла богиня Ганга. Она молчала - но взгляд ее был красноречивее всяких слов. Богиня низко, до земли, поклонилась смертному - и тихо удалилась.
"Ну, кто еще?" - горько усмехнулся сын Пламенного Джамада, оглядываясь по сторонам.
К нему широким уверенным шагом приближался Синешеий Шива. Рук у Разрушителя имелось на этот раз всего две, ипостась вообще не поддавалась определению, но третий глаз был слегка приоткрыт, оценивающе щурясь.
И вновь замычал бык с лезвия Топора-Подарка, приветствуя Владыку.
- Зря ты не дал мальчишке умереть. Он ведь за этим шел, - без обиняков заявил Шива, подходя.
- Знаю, - угрюмо кивнул Рама-с-Топором.
- Спас, значит, ученичка, - без особого одобрения протянул Разрушитель. - Пожалел. Напрасно, друг мой Рама, напрасно! Я ведь предупреждал тебя - не тот это человек! В лицо смотрит, а камень за пазухой прячет… А, ладно! - оборвал Шива сам себя. - Твой ученик, твое дело. Но запомни: чего-то ты ему недодал! Впрочем, я всегда тебе говорил, что кшатрии - плохие ученики. В следующий раз бери брахмана.
- Благодарю за совет, Горец. Если буду брать - возьму брахмана…
Похоже, Шива хотел добавить еще что-то, но передумал и только махнул рукой: дескать, разговор окончен и Рама может идти своей дорогой.
Аскет так и сделал, а Бог еще долго стоял на равнине среди сугробов и смотрел вслед человеку. Что в этот момент творилось в душе Шивы, не дано было знать никому - лицо Разрушителя оставалось непроницаемым. Наконец он глубоко вздохнул - и просто исчез. Как не бывало.
А Рама уходил все дальше и дальше и остановился, лишь когда снег вокруг него стал таять, вновь превращаясь в грязь. Медленно разжал пальцы и долго смотрел на золотую раковинку-сережку, что лежала на мозолистой ладони.
- Мама… - еле слышно произнесли обветренные губы аскета.
И вдруг, словно решившись, Рама-с-Топором торопливо заговорил. С губ его уверенно слетали слова той самой мантры, которую так и не дочитал до конца ученик аскета.
И когда эхо от выкрика "Ом!" стихло в отдалении, перед Рамой возникла женщина. Немолодая, но еще красивая, с добрыми, и слегка грустными глазами, она босиком стояла на снегу, одетая в одно легкое сари, и смотрела на него.
На своего сына. Своего убийцу.
- Мама…
Видение начало блекнуть, исчезая, и отшельник встряхнулся, освобождаясь от наваждения.
- Кто-то рассчитал правильно, - обращаясь к самому себе, произнес Рама. - Наверное, я бы не смог во второй раз… Или смог бы?
У аскета не было ответа на этот вопрос. Прошлого не вернуть.
Рама в последний раз взглянул на сережку, некогда принадлежавшую его матери, и мягко опустил ее в снег. Раковинка нырнула в пушистую белизну и исчезла.
Отшельник еще немного постоял и двинулся дальше-к выходу из Безначалья.