2
В очередной раз изогнувшись вьюном, демон обернулся и сразу заметил новых гостей. Остановился как вкопанный, не глядя отбил секирой удар копья, направленный ему в живот, и лениво отошел к кромке деревьев.
Тех, что уцелели от "Грохочущих стрел" Прадараны.
Лицо у демона оказалось вполне человеческое: скуластое, с жесткими складками возле рта. На вид можно дать лет сорок - сорок пять, густые черные волосы, едва тронутые изморозью седины, заплетены в длинную косу, в глазах-бойницах медленно гаснут яростные угли - медленно, но все-таки гаснут, оставляя за собой пепел боли и усталости.
Похожий на человека демон гулко вздохнул и опустил к ногам окровавленную секиру. Белый бык на лезвии, шедевр неведомого гравера, отряхнул кровь с косматой холки и беззвучно замычал.
А пятеро воинов увидели свой единственный шанс.
- Уходим! - резко скомандовал самый старший (и явно наиболее опытный) из кандидатов в покойники.
Повинуясь приказу, вся пятерка прикрылась щитами - и десятиногий рак в панцире из дерева и металла, пятясь, отступил к противоположному краю поляны. Вскоре они скрылись в чаще.
Надо отдать кшатриям должное: отступали они в полном порядке, слаженно, и удалились почти что с достоинством - насколько это было возможно в подобной ситуации.
- Надеюсь, зрелище не слишком оскорбило взор моих достойных братьев по варне? - с кривой усмешкой, но вежливо осведомился демон, поведя топором в сторону трупа юноши в кольчатом доспехе.
- Не слишком, достойный собрат, - проворчал Ушанас.
"А если бы я сказал - слишком? - ясно читалось на морщинистой физиономии Acypa-rypy. - Что бы это изменило?!"
- Не слишком! - опомнившийся Гангея уже несся вприпрыжку через всю поляну к демону, с головы до ног покрытому сажей и кровью, и Ганга только тихо ахнула, не успев удержать сына.
- Не слишком, дядя Рама! Ведь ты - добрый дядя Рама-с-Топором?!
- Отец назвал меня Рамой, - буркнул себе под нос владелец секиры, - люди зовут Парашурамой, Рамой-с-Топором, а ты, малыш, только что назвал "добрым"… Будем считать, что я ответил тебе утвердительно.
Гангея почти ничего не понял, но на всякий случай решил, что добрый дядя Рама находится в добром расположении духа.
- Дядя Рама, а можно… - мальчишка с замиранием сердца поднял взгляд на грозного хозяина Курукшетры. - Можно мне подержать твой топор?!
Странная тень промелькнула в глазах аскета-воина. Скользнула змеей, на миг задержалась - и скрылась, затаилась в угольно-черной норе зрачков.
Ох и взгляд был у доброго Рамы-с-Топором, который, по слухам, без колебаний зарубил собственную мать, повинуясь отцовскому приказу…
- Держи, - аскет древком вперед протянул мальчишке окровавленную секиру.
Багряные капли тяжко шлепались в пепел.
- Только будь осторожен: подарки Шивы не годятся для игр. Смотри не поранься!
Гангея едва не уронил бесценное оружие (Рама незаметно прихватил секиру за кисть, подвешенную у наконечника древка), но каким-то чудом удержал. И застыл, восторженно разглядывая редкостное клеймо на плоскости лезвия.
Белый бык, яростно вздыбивший холку, неуловимо напоминал сурового владельца топора.
- Мы скорбим, что оторвали главу отшельников от столь увлекательного дела. - Брихас шагнул раз, другой, остановился напротив Парашурамы и мимоходом носком сандалии отбросил в сторону потерянный кем-то кинжал.
Только сверкнули изумруды рукояти из старого серебра.
- Но мы, двое странствующих брахманов и эта достойная женщина с сыном, проделали неблизкий путь, чтобы встретиться с тобой.
- Видимо, не терпелось обсудить со скромным отшельником святые Веды и вознести совместные молитвы, - глядя в глаза Наставнику богов, в тон проговорил Рама-с-Топором.
Брихас не отвел взгляда. Ушанас подошел и встал рядом. Ганга же предпочла держаться чуть позади, с неодобрением косясь на сына, поглощенного разглядыванием секиры.
- Разумеется, мы с удовольствием обсудим… э-э-э… и вознесем. Но ты прав: мы шли на Поле Куру не только и даже не столько за этим. Думаю, ты уже узнал нас?
- Узнал, - кивнул аскет, и лишь сейчас стало заметно, что вокруг закопченного демона светится еле заметный ореол.
Рама-с-Топором не доверял незнакомцам и не вступал в беседы, предварительно не потратив толику Жара на распознавание собеседника.
- Узнал, и рад приветствовать Брихаса, Повелителя Слов, вместе с многомудрым Ушанасом. Но пусть эта достойная женщина простит бедного отшельника: ее я узнать не в силах.
- Или врожденная деликатность подсказывает тебе, - Ушанас еле сдержался, чтоб не подмигнуть, - что иногда не стоит прилюдно узнавать Гангу, мать рек…
- Текущую в трех мирах, - с поклоном закончил Рама.
- И мы пришли к тебе с нижайшей просьбой, благочестивый Парашурама, - эта фраза далась богине нелегко, но Ганга все-таки произнесла ее. И, выйдя вперед, с достоинством встала подле Ушанаса.
- Я слушаю Наставников и великую богиню. - Узкое лицо аскета по-прежнему не выражало ничего, а голос был под стать лицу - бесцветный и отрешенный.
- Сияет в Трехмирье твоя слава, и недаром, чему мы только что были свидетелями, - вновь заговорил Брихас. - А также вровень со славой стоит аскетический образ жизни и знание боевых мантр, вызывающих небесное оружие.
Маленький Гангея прекратил наконец рассматривать такой замечательный топор и прислушался к разговору старших.
- Насколько мы знаем, доблестный сын Пламенного Джамада, среди смертных нет сейчас воина, равного тебе. Посему мы, все трое, молим тебя: возьми этого мальчика, сына богини Ганги, в ученики и обучи его тому, что знаешь и умеешь сам. Лучшего гуру нам вовек не сыскать. Это не лесть - я говорю тебе правду. Богиня Ганга и Наставник Ушанас могут подтвердить мои слова.
Ганга и Ушанас слегка наклонили головы, соглашаясь.
- Взять в ученики? - задумчиво протянул аскет, дергая себя за кончик косы. - В последние годы меня больше волновало исполнение клятвы над могилой отца - и кшатра платила долг с лихвой. Убийце не до учеников. Но жизнь - такая забавная штука… Мне надо подумать. Кстати, а кто отец этого мальчика? - вдруг, безо всякого перехода, быстро спросил он.
Однако Брихас был готов к неожиданностям.
- Его недостойный отец - я, - потупясь, ответил Словоблуд.
И стал выглядеть гораздо моложе. Лет на сто, сто пятьдесят, не больше.
- Ты? - впервые за весь разговор в голосе Парашурамы прорезались нотки удивления. - Значит, мальчик по рождению брахман, если он сын богини Ганги и мудрого Брихаса?
- Ты, как всегда, абсолютно прав. - Наставник богов поднял на отшельника свои честные глаза.
- Странные наклонности, однако, у этого юного брахмана, - небрежно сплюнул Рама-с-Топором, глядя на свою секиру в руках Гангеи.
Малыш благоразумно промолчал, хотя слушал внимательно.
- Интересно, почему он пищал от восторга, глядя на ту бойню, которую я учинил? И первым делом ухватился за топор, а не за возможность прочитать мне проповедь об ахимсе[39]?! Что скажешь, родитель?
- Ты, достойный Парашурама, тоже брахман по рождению, - вместо замявшегося приятеля ответил Наставник мятежных асуров.
Но глядел Ушанас при этом куда угодно, только не на Раму.
- Брахман, но отнюдь не чураешься оружия и сражений, и тебя не мутит при виде пролитой крови. Ведь так?!
- Я - другое дело, - отрезал аскет, сверкнув взглядом, и сразу стал похож на статую из драгоценного гранита Раджаварта, редкий камень "царская охрана" ценился вровень с розовым нефритом. - Вы сами знаете обстоятельства моего рождения. Или напомнить?!
- Не надо, о гордость брахманов, - Брихас уставился в землю, будто ища потерянную бусину. - Я обманул тебя. Видишь, Ушанас, я предупреждал: из этой затеи ничего не выйдет…
- Недаром тебя все-таки зовут Словоблудом, - ворчливо заметил Парашурама. - Докатился, Наставник! Брахман оскверняет уста ложью! Ну да ладно, пусть это останется на твоей карме… Так кто же настоящий отец ребенка?
- Царь Шантану из Лунной династии, сын Пратипы, Владыки Города Слона, - раздельно произнесла Ганга и гордо окунулась в адскую смолу, что кипела во взоре аскета.
Далеко ее русло или близко, но врать богиня не будет.
Оба наставника смотрели на женщину и вспоминали: когда Ганга сходила из Первого мира во Второй, то Шиве-Разрушителю пришлось подставить собственное чело, дабы Трехмирье не постигла катастрофа.
- Кшатрий, - констатировал Рама-с-Топором. - По отцу - чистокровный кшатрий.
- Кшатрий.
- А ты знаешь, богиня, что добрый Рама имеет обыкновение делать с кшатриями? - вкрадчиво осведомился Парашурама. - Со всеми, без исключения? Я их убиваю. Ты видела, как я умею это делать? Значит, сейчас мне придется убить и твоего сына…
Оба Наставника и Ганга молчали. Так и не дождавшись ответа, Парашурама повернулся и встретился взглядом с внимательными взрослыми глазами. Глазами пятилетнего ребенка.
Аскет прекрасно знал, что дети не умеют так смотреть. Даже перед смертью.
На какое-то мгновение люди (и не люди, но не нелюди, что рискованно по форме, но верно по содержанию!) замерли. Словно пытались продлить мгновение, удержать вечность за хвост - но долго удерживать время на месте не могли даже они, и обрывок застывшей вечности кончился.
После чего все опять пришло в движение - только первым все же начал двигаться ребенок.