- На следующей развязке налево, на первый съезд.
На сей раз я выполнил указание Эммы. Но затем решил опять испытать ее терпение. Сразу после паба "Старый заяц и псы" я резко свернул на Личгрин-лейн. Эмма молчала несколько секунд, пока компьютер ломал голову, вычисляя, что я задумал, а потом сказала:
- Через двести ярдов поверните направо.
- Понятно, к чему ты клонишь, - сказал я, - но мы все же свернем с маршрута. Надеюсь, ты не обидишься? Видишь ли, сейчас мы отправимся в сентиментальное путешествие. Вряд ли ты запрограммирована на такое.
- Приготовьтесь повернуть направо, - настаивала Эмма.
Не слушая ее, я повернул влево. И через пару сотен ярдов увидел то, что искал: серый, облицованный штукатуркой с каменной крошкой дом, не отличимый от соседних домов, так что не сразу его и найдешь, со скудным асфальтированным пространством перед входной дверью, где стоял древний зелененький "ровер-2000". Я затормозил напротив, на другой стороне улицы.
- Через двести ярдов сделайте полный разворот, - предложила вариант Эмма.
Не выключая двигателя, я вылез из машины, обошел ее и прислонился к дверце, глядя на дом. Здесь я прожил тринадцать лет, с 1976 года. Я, мама и папа. Дом совсем не изменился, ни в чем. Я постоял еще минуты две-три, поеживаясь на мартовском ветру, потом залез в машину и поехал дальше.
- Ну и что я должен был почувствовать? - рассуждал я, направляясь обратно на трассу А38, которая вела в центр города. - А может, подумать о чем-нибудь важном? Я уже двадцать лет с лишним не живу в этом доме. Да, я здесь вырос. Провел свое детство. И вот возвращаюсь, гляжу и, честно признаюсь, практически ничего не чувствую. Детство у меня было самым обычным, без каких-либо необыкновенных событий. Впрочем, как у всех в здешней округе. Ничем не примечательное детство. Вот так и надо написать на моем могильном камне: "Здесь лежит Максвелл Сим, самый обычный парень". Эпитафия - закачаешься. Неудивительно, что я надоел Каролине. Неудивительно, что Люси не рвется общаться со мной. Что мы втроем, с отцом и матерью, делали такого в том доме на протяжении тринадцати лет, чего не делали другие семьи в точно таких же домах в Бирмингеме или в любом уголке страны? А главное, зачем все это было? Вот что мне хотелось бы знать. Я ведь немногого прошу, а? Только выяснить, в чем смысл всего этого. Ну и в чем же он, мать его так?
- До развязки полмили, - сказала Эмма. - Держитесь левее, затем сразу сворачивайте.
У этой женщины на все найдется ответ.
13
- Следуйте прямо, расстояние две мили.
Теперь я ехал мимо старого завода в Лонгбридже. Точнее, мимо зияющей дыры в пейзаже, где когда-то стоял завод. Странное было ощущение. Когда возвращаешься в места, где жил раньше, ты, конечно, ожидаешь увидеть перемены, но скорее косметические перемены - редкие новые строения, разбросанные там и сям, кое-где яркие краски вместо блеклых прежних. Но тут все было совсем иначе: огромный завод в несколько корпусов, тянувшихся на много квадратных миль, вибрируя от шума станков, звеня голосами тысяч мужчин и женщин, что стекались сюда со всей округи, - все исчезло. Все разрушили и сровняли с землей, так что и следов не осталось. А посреди этой огромной городской пустоши возвели рекламный щит, возвещавший, что очень скоро феникс восстанет из пепла: на этом месте "по современному проекту" отстроят "эксклюзивное жилье" и торговый центр - поселок-утопию, где у людей не будет иных забот, кроме как поесть, поспать и пройтись по магазинам. Работать, очевидно, им уже будет не нужно, а значит, никакой тягомотины вроде раннего подъема по утрам с целью вовремя добраться до заводских ворот, чтобы заняться столь вульгарным делом, как производство. Мы что, совсем из ума выжили? И напрочь позабыли, на чем зиждется процветание, - на чем-то твердом, что можно пощупать? Даже таким, как я, которые в последнее время только и делали, что бумажки перебирали да новостные сайты проглядывали, ясно: мы движемся куда-то не туда - снос заводов ради возведения магазинов уже не кажется блестящей идеей, и вряд ли разумно менять крепкие основы общества на воздушные замки.
- До поворота три четверти мили.
Я обнаружил, что ехать через Нортфилд более не обязательно: у местных властей нашлись деньги на строительство новой объездной дороги, настолько новой, что даже Эмма о ней не знала. Она путалась и сбивалась, пока я сновал по развязкам и тормозил на красный свет. Впрочем, даже когда она выдавала противоречивые советы и яростно ворочала мозгами, ее тон оставался абсолютно невозмутимым. Чем нельзя было не восхищаться. Какая женщина. В Селли-Оук ее проблемы закончились, и она уверенно провела меня по извилистому маршруту вплоть до Хегли-роуд. Я прибыл туда в начале четвертого и сразу зарегистрировался в "Кволити Отель Премьер Инн", где номер на одного стоит чуть более сорока фунтов за ночь - в рамках бюджета Алана Кета. Комната была не очень большой, и вид из окна открывался не самый восхитительный - второй этаж, окно во двор, - но меня это вполне устраивало. На столе я обнаружил чайник и пакетики "Nescafe", заварил кофе и прилег на полчасика передохнуть. Мне было немного тоскливо, и я уже собрался позвонить Линдси, но все же решил отложить звонок до вечера.
До визита к Бирнам оставалось полтора часа - достаточно времени, чтобы съездить в Кингз-Нортон, на кладбище. Так я и поступил. Мамина могила выглядела аккуратно. Я купил цветы в местном "Теско-экспресс" и прислонил их к памятнику. Вазы или другой емкости у меня с собой не было. Барбара Сим. 1939–1985. И только-то. Отец хотел очень простую надпись, "без завитушек", как он мне тогда объяснял. Умерла в сорок шесть лет. Я уже старше. Я прожил дольше моей матери, но, по-моему, пройдет еще немало лет, прежде чем я почувствую себя таким же взрослым, какой она мне всегда казалась. Мама родила меня в двадцать два года. Последние двадцать четыре года своей жизни она посвятила мне, все без остатка. Нянчила, растила, наблюдала, как я становлюсь самостоятельным. Она любила меня безоговорочно, таким, какой я есть. Возможно, она не блистала умом, и образования ей не хватало, и она не понимала поэзии моего отца (как и я, если на то пошло), но эмоционально она была куда старше своих лет. То ли обстоятельства сделали ее такой, то ли ее поколение, пережившее в детстве войну, взрослело быстрее, чем мои сверстники. Как бы там ни было, я преклонялся перед ней (именно так - никакое другое слово не годится), она была прекрасной матерью. Не сравнить с моим жалким родительским опытом.
1939–1985. Этого мало. Надо написать на памятнике что-то еще, по-настоящему значительное.
И что же?
- Она была очень милой, твоя мама. Мы с Дональдом всегда так считали. Поверишь ли, мы чуть ли не каждый день ее вспоминаем.
Миссис Бирн, налив молоко в чай, положила в мою чашку две ложки сахара - столько, сколько я и просил. Руки у нее слегка дрожали. Первые признаки Паркинсона? Взяв поднос с посудой, я последовал за ней в оранжерею.
- Весьма интригующе. - Мистер Бирн изучал ТО 009. Вертел щетку в руках, разглядывал на свет, хотя на улице уже смеркалось. - Каков твой план? Сколько ты надеешься продать?
- Беседовать с Барбарой было одно удовольствие. Бывало, сядешь с ней рядом на каком-нибудь собрании или в гостях и не заметишь, как время пройдет.
Миссис Бирн все еще вспоминала мою мать. Поддерживать разговор с миссис и мистером Бирн оказалось нелегко: оба высказывались одновременно и на совершенно разные темы.
- Продажи сейчас - не главное, - ответил я (мистеру Бирну). - Неважно, продам я что-нибудь на этой неделе или нет.
Это было правдой - до некоторой степени. "Зубные щетки Геста" уже наладили связи с основными сетями, торгующими фармацевтикой, включая супермаркеты; заказы обычно делались оптом по Интернету или телефону. Однако Алан рекомендовал не пренебрегать независимыми точками, и, если я вдруг наткнусь на такую, следовало нагрянуть туда и показать наш товар. Эта составляющая поездки мне не особо улыбалась. Я давно не предлагал товар незнакомым людям, заявляясь к ним нежданно-негаданно.
- Красиво сработано, спору нет, - похвалил мистер Бирн. - Нам такие тоже не помешали бы.
- Ну, тогда, - я вынул из внутреннего кармана пиджака еще одну щетку, - вот вам подарок. Прошу принять с наилучшими пожеланиями от "Зубных щеток Геста".
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- Что ж, отлично. Правда, это отлично, Сью?
Миссис Бирн рассеянно кивнула, она явно думала о чем-то своем. Передав мне чашку с чаем и булочку домашней выпечки, она сказала:
- Значит, ты едешь в Абердин?
- Верно.
- Тогда ты должен обязательно навестить Элисон. Она тебе ужасно обрадуется.
- Ох, помолчи, Сью, - замахал руками мистер Бирн. - У него нет времени встречаться с Элисон. Скажи-ка, Макс, Гарольд сдает свою квартиру в Личфилде? Мы туда уже несколько лет не наведывались, а когда я с ним последний раз разговаривал, он собирался ее сдать.
- Но я не понимаю почему, - возразила миссис Бирн. - Почему нельзя, например, заглянуть на чашку чая? Ему ведь все равно ехать через Эдинбург, если он направляется в Абердин.
- По-моему, отец не нашел жильцов, - сказал я мистеру Бирну и обратился к его жене: - Кажется, там есть кольцевая дорога, так что мне не придется ехать через центр.
- Он упускает хорошие деньги, - заметил мистер Бирн.
- Да, но до Элисон легко добраться и от кольцевой дороги, - сообщила миссис Бирн.