Дядя Жора заливисто свистнул в два пальца, требуя тишины и внимания, и позвякивание приборов уступило место шороху фонтанной струи. Стало почти тихо.
- Шо могуть казать хохлы этим двум гарним хлопцам? - дурачась, начал Саенко и вытянул из-под стола красивую коробку, перевязанную ленточкой. - Да тильки то, як они их дюже любят! - Его круглое лицо с кустистыми бровями расплылось в улыбке. - И шоб усе знали, як хохлы их любять, они дарят им футбольный мяч ленинградского "Зенита" с автографами игроков основного состава! "Зенит", знамо дело, не кыивское "Дынамо", и потому в коробочке я сховал…Сами побачите!
Коробка поплыла к отцу с дядей Жорой, и космонавт поправил узел галстука:
- Я болею за "Спартак"… - он налил себе в рюмку минералки и выпил вместе со всеми. - Но "Зенит" тоже ничего, старается…
Отец с улыбкой вылез из-за стола и отнес коробку на ковер рядом с палаткой.
Дядя Вася Рахимов, старинный друг отца, тоже попытался коверкать слова - на татарский манер: "…твоя моя уважает…", но рассмеялся, махнул рукой и продолжил тост по-русски. Он вручил отцу и дяде Жоре две коробочки с часами, чтобы братья всегда жили в дружбе и в едином времени.
Гуревич сказал, что сибирские евреи в его лице всегда помнили и будут помнить гостеприимный дом Банниковых, ценили и будут ценить помощь и доброту, исходящую от Ленинграда, и никогда не забудут таежных невзгод, перенесенных вместе. Подарки - дядя Саша загадочно похлопал себя по внутреннему карману пиджака, - он вручит братьям позже.
- Так он кто - геолог или ученый? - тихо спросил Алексей.
- Был геологом, а сейчас ученый, - я извинился и пошел проверить насос в колодце.
Отец подманил меня взглядом: "Наверное, пора угли готовить. Как тебе Алексей?"
- Нормально, - сказал я. - Хороший дядечка. Только молчун.
- А что ты хочешь? - пожал плечами отец. - Такая работа…
Гости пьянели медленно, расчетливо, оставляя силы для нескончаемой вереницы тостов и вечерних посиделок - я знал эту манеру компании отца и дяди Жоры, многие половинили стопки или чуть пригубливали водку, предпочитая веселый разговор и шутки мрачноватому отупению.
Я разжег мангал в дальнем конце участка, и потянуло сладковатым ольховым дымом. Насос я выключил - зудящая шпага фонтана мгновенно убралась в пушечный ствол ракеты.
Подарков на ковре возле палатки прибавлялось. Сверточки с бантиками, коробочки и коробки, красивые пакеты, очевидно с рубашками - все это манило воображение, их хотелось скорее открыть, развернуть, глянуть, чем одарили юбиляров.
Мой подарок еще лежал в доме на шкафу, и я ждал, когда дядя Жора предоставит слово детям. А он предоставит, не забудет. Я только побаивался, что мой подарок не оценят, сочтут делом обыденным, семейным и потому немного волновался. Даже мама не знала, что я хочу подарить отцу и дяде Жоре…
Несколько крепких дядек, сидевших за военно-морским крылом стола, подарили дяде Жоре картину - подводная лодка в свинцовых водах северной бухты, а отцу - контур парусника из соломки на синем бархате под стеклом.
Расписной винный бочонок с краником был подарен на двоих - чтобы за добрым напитком и дальше спорить, какая физика важнее - прикладная или фундаментальная.
Подарили два рога в серебряной оправе - тоже для напитков. Два сувенирных кортика, почти, как настоящие, два морских компаса с гравировкой на желтых табличках… Два огромных сомбреро, которые братья тут же надели и, раздвинувшись, чтобы не цепляться полями, пропели: "В бананово-лимонном Сингапуре…."
"Так, - сказал дядя Жора, оглядываясь на дымящий у забора мангал. - Приготовиться детям юбиляров! Где эти чертенята?"
Я принес завернутые в бумагу коробочки. Катька сунула руку под стол и нащупала свой мешок. Она дарила именные рубашки с короткими рукавами, на карманах которых шелковой ниткой вышила инициалы отца и дяди Жоры - чтобы не путали соседи и просто для красоты.
Катька пожелала юбилярам так же дружно и весело справить свое совместное двухсотлетие и продемонстрировала вышивку на карманах. Ей поаплодировали и пожелали продолжить традицию банниковской семьи - родить внуков-двойняшек. Катька закраснелась.
- Вы, оказывается, мастерица, - похвалил космонавт, доливая Катьке вина.
Дядя Жора поднял меня. Я встал, робея, с бокалом.
- Папа, - сказал я, - дядя Жора! Глядя на вас, я всегда завидовал, что у меня нет брата-близнеца. - Я поставил бокал и взял со стола коробочки, оклеенные черным дерматином. - Я хочу подарить вам фотографии вашего детства!
Я осторожно извлек первую фотографию в рамке и показал издали.
Коробочки клеил я, маленькую потрескавшуюся фотографию ретушировали и увеличивали в ателье на Невском. Сначала мне сказали, что сделать с увеличением не смогут - снимок угасающий, потом сказали, что слишком много возни, они могут не успеть к сроку, но я упросил.
Молодые дедушка с бабушкой держали на коленях двух пацанов в матроссках. Дедушка был в военно-морском кителе со звездами на обшлагах, бабушка в темном платье с прозрачным шарфиком на шее.
- Пусть они будут в наших домах…
Я в полной тишине отнес коробочки отцу и дяде Жоре. Отец глянул на фотографию и молча обнял меня. Сомбреро упало с его головы, но он не стал его поднимать.
- Где ты это раскопал? - сдавленным голосом спросил отец.
- В альбоме…
- Спасибо, сына…
Дядя Жора встал и со скорбным лицом показал фото гостям.
- Тридцать шестой год, - перевернув рамку, сказал он. - Нам по четыре года… Н-да… - Он снял сомбреро и опустил голову. - Давайте еще за родителей!
Потом мы ели шашлыки, дядя Гена в сомбреро и лаковых туфлях бил на крыльце чечетку, гости усаживались на ковры, разговаривали, смеялись, кучками разбредались по участку, хохотали, вспоминали прошлое, пили, закусывали, и мне показалось, что Катька и космонавт Алексей неровно дышат друг к другу.
Сначала я засек их сидящими в беседке, где они кормили Чарли шашлыком, потом видел, как Катька опирается на его руку, чтобы вытрясти камушек из туфельки, потом они вместе приседали и нюхали цветы, потом он ей что-то оживленно рассказывал и показывал рукой на темнеющее небо, Катька смеялась, потом куда-то исчезли и появились с задумчивыми лицами.
Катькины родители вышли из дома. Тетя Зина поправила прическу и светски улыбнулась.
- Алексей, ты ляжешь на втором этаже или на веранде? - дядя Жора дружески взял космонавта за локоть. - Зинаида Михайловна тебе постелет. Выспишься по-человечески перед дорогой!
- А можно, я со всеми в палатке? - улыбаясь, попросил космонавт. - Это моя давняя мечта - на сене, на природе… Я уже и чемодан там свой положил.
Дядя Жора развел руками:
- Желание гостя - закон! Ну, как тебе наша дочка, еще не надоела?
- Ну что вы, - сказал Алексей, снимая пиджак и накидывая его на плечи Катьке. - Славная девушка, начитанная, знает много интересного…
Тетя Зина ласкающим материнским взглядом посмотрела на дочку и игриво улыбнулась космонавту:
- Она у нас девушка с характером!
- Это и хорошо! - весело тряхнул головой Алексей. - Так и должно быть!
Дядя Жора оглянулся по сторонам, давая понять, что помнит о конспирации и вытащил из заднего кармана брюк плотно сложенные листы бумаги:
- Хотел показать тебе принципиальную схему оптического прибора по твоей линии… - он задумчиво посмотрел на укрытую пиджаком дочку. - Если не успеем потолковать, возьми с собой и потом сообщишь свое мнение. Идет?
- Идет! - широко улыбнулся космонавт, забирая бумаги. - Так даже лучше! Спокойно, в тиши лаборатории… Мы еще погуляем? - Он вопросительно взглянул на Катьку, и та, опустив глаза, кивнула.
- Гуляйте, гуляйте, - разрешила тетя Зина. - Здесь такой воздух! Говорят, сплошные ионы…
Я заметил, что из кармана пиджака торчит красный цилиндрик моего фонарика с синим ободком изоляционной ленты. Куда-то они собрались?…
В палатке мне досталось место между дядей Сашей Гуревичем и отцом, и я жалел, что не рядом с космонавтом, который улегся у входа. Могли бы конспиративно пошептаться на ночь, потом бы я похвастался, с кем спал бок о бок… "Хотя, кто знает, - думал я, засыпая, - может они с Катькой еще поженятся, и он окажется мне вроде двоюродного брата. Неспроста он лег возле входа - может, еще пойдут с Катькой догуливать…"