- Гости хорошо, но всегда возникает вопрос протокола, - продолжил он, усмешливо поглядывая на братьев. - Вопрос совместимости в одной компании некоторых особ с другими особами. - Он поскреб затылок и огляделся. - Вот в одной организации был случай. Спроектировали один важный промышленный объект, обмыли это дело, а буквально через два дня по "Би-би-си" передают: так, мол, и так - Советский Союз приступает к осуществлению своих планов по освоению, не будем говорить чего…
- И что? - спросил отец.
- Да ничего особенного, - Павел Гурьянович поднялся, собираясь уходить. - Просто потом вспомнили, что на банкете были два человека из соседнего отдела с фамилией на "ич", которым совсем не обязательно было там присутствовать… И гостеприимного начальника отправили на пенсию.
- Чушь! - сказал дядя Жора, собирая бумаги в стопку и постукивая ей о край стола.
- Как знать, как знать, - Павел Гурьянович навесил корзину на руку. - Я через эту калиточку могу выйти?
- Конечно, - кивнул отец. - Выходите…
Чарли проводил Павла Гурьяновича до калитки, задрал ногу на заборный столбик, сикнул и весело вернулся в беседку.
- Черт его знает, зачем он все это рассказал, - дядя Жора с рассеянным взглядом потрогал остывший чайник. - Кирилл, будь другом, поставь еще. И принеси в палатку, там уютней… А кем он раньше работал, Сережа? Не знаешь?
- Шут его знает! - отец пожал плечами и принялся задумчиво листать списки приглашенных. - Только завари покрепче, Кирилл!
Я взял чайники и пошел на нашу кухню.
То, что меня не подозревали в болтливости, радовало. Но кто же мог болтануть про космонавта? Катька? Мама с тетей Зиной?.. Скорее всего, Катька, решившая выпендриться перед местными кавалерами. Вот, дескать, у нас на юбилее космонавт будет. Или: "Попробуйте угадать, кто к нам на юбилей приедет? Холодно… Теплее… Горячо…Ха-ха-ха, не скажу!" Это в ее стиле. А ребята уже и так все поняли.
Я медленно, чтобы не расплескать заварку из чайничка, подходил к палатке и услышал сквозь брезент приглушенный голос отца:
- Все-таки у него дикая секретность. Может, им нельзя. Поставим человека в неловкое положение… Тебе надо с Серегой посоветоваться
- Завтра съезжу, - хмуро отвечал дядя Жора. - Не по телефону же такие вещи обсуждать…
- А если нет? То что, телеграммы давать? И что скажешь в телеграмме? Кошмар, просто кошмар! Я с Гуревичем с институтской скамьи, пол-Сибири облазили, тридцать лет дружбы, и что я ему скажу? Легче, по-моему, дать отбой этому парню.
- Я побибикал перед входом в палатку, и отец откинул полог, впуская меня с чайниками. Он сидел, поджав ноги по-турецки, и грыз соломинку.
Дядя Жора лежал на спине, подложив под голову руки. Вид у обоих был не веселый. Как я понял, их разволновал своими намеками Павел Гурьянович, и теперь они прикидывали, удобно ли секретному космонавту встречаться с их друзьями-евреями на дне рождения.
- Ладно, - сказал дядя Жора, поднимаясь. - Не нагнетай. Тамлер мне тоже не чужой человек, не говоря уж о Лившице. Завтра все выясню… Сегодня надо столы доделывать. Неделя осталась… - Дядя Жора осторожно принял у меня чайник с кипятком и поставил его на сено. - А вообще, я хотел ему одну идею толкнуть! - сказал он мечтательно. - Оптический прибор для подманивания пришельцев в космосе…
5
Мама с тетей Зиной ходили чернее тучи, словно предстояло справлять не юбилей, а поминки.
Рыбно-икорную цепочку держал в напряжении некий Семен Аркадьевич, задерживавшийся в отпуске. Колбаса твердого копчения была под большим вопросом. Майонез с горошком обещали достать чуть ли не в последний день, и наши женщины только качали головами и тяжко вздыхали, просматривая гастрономическую ведомость.
Катька напускала на себя вид бесприданницы, посватанной за богача-урода. Тетя Зина отказала ей в покупке сережек, и теперь та сидела онемевшая в шезлонге с книгой, давая понять, что разговаривать с обманщиками-родителями не имеет ни малейшего желания. Да, пусть гости увидят, как плохо экипирована в ювелирном смысле единственная дочка Георгия Михайловича и Зинаиды Сергеевны! Пусть подивятся, какая она нищенка и оборванка - ходит в старых бирюзовых сережках.
Тут еще Чарли подцепил клещей в уши, и дядька с тетей Зиной каждый день водружали его на стол и, прочистив уши, мазали их мазью.
Чарли вырывался, сучил лапой, словно заводил мотоцикл, взвизгивал, крутил башкой, и дядька уговаривал собаку потерпеть, приводя в пример партизанских собак, которые терпели от фашистов и ни такое, но никогда не выдавали местонахождение лагеря. "Да, Чарли, да, - уговаривал дядька, - партизанские собаки и ни такие пытки терпели. - Им и хвосты отрывали, и в уши палками лазали, и плетками били. А они ничего, терпели. Потерпи, Чарли, потерпи. Сейчас мамочка закончит. Правда, мамочка?" - "Правда, правда, - нервничала тетка, обмазывая розовую извилистость уха дегтярной мазью. - Зачем ты собаку пугаешь? Какие еще фашистские пытки?" - "А как же! - дядька продолжал воспитание собаки квазиподвигами предшествующих поколений. - Сколько собак удостоено звания "Заслуженная собака Советского Союза"? Не знаешь! Вот то-то. А мы с Чарли знаем. Правда, Чарли? За одну только войну не меньше батальона собак наградили. А сколько за космос? Никто не знает, секретные данные. А за разведку в глубоком тылу врага? Э-э, есть такие заслуженные собаки, что им ордена вешать некуда, и грудь, и бока - все завешено. Хоть на хвост прицепляй. Да, Чарли…"
Странно, но Чарли, словно перед его взором и впрямь вставала портретная галерея мужественных сородичей - собаки-санитары, собаки-камикадзе, псы-ночные разведчики, собаки, погибшие в фашистской неволе, - Чарли, после призыва хозяина брать с них пример, замирал с пионерским взглядом и вел себя терпеливее.
"О, господи! - сокрушалась тетя Зина общей неопределенностью. - Уж скорее бы все прошло! Я уже литр валерьянки выпила!" - "Через три дня мы с тобой вымоем посуду, отправим гостей и все забудем, - подбадривала ее мама. - Сядем на крылечке, расслабимся, споем…"
Мы с отцом сколотили столы и скамейки. И даже покрыли их мебельным лаком в три слоя - получился сплошной блеск! Столы, сложенные столешницами внутрь, стояли у забора за сараем, чтобы не привлекать внимания прохожих. Три армейские палатки, сложенные в чехлы, ждали своего часа. Вдали участка, ближе к лесу, стоял стог сена, словно мы держали корову.
Дядя Жора напилил ольховых чурочек для шашлыков и бил себя в грудь, что баранина будет - ее обещал татарин Вася из мясного подвальчика напротив вокзала, надо только приехать с машиной в назначенный час по телефонному звонку. Исландские бараньи ножки дядя Жора отобрал и оставил в складском холодильнике, дав аванс в тридцать рублей и посулив при окончательной расплате отблагодарить Васю бутылкой спирта.
Как я понял, живший в Комарово академик Сергей Иванович, с которым дядя Жора в пятьдесят втором болтался на стропах парашюта под брюхом транспортного "дугласа", не сказал ни "да", ни "нет" по вопросу совместимости космонавта с друзьями-евреями. Он предложил дядя Жоре самому закинуть космонавту удочку на эту тему: как вам, дескать, такие компании, не возбраняются? Дядя Жора остался недоволен таким советом.
- Нет, - сказал он, вернувшись из Комарово. - Никаких удочек! Академики Иоффе и Раушенбах - тоже не Ивановы. И наши друзья не хиппи, а кандидаты и доктора наук! У некоторых допуск первой формы! А мы будем тень на плетень наводить и бояться тележного скрипа!
- Правильно! - сказал отец. - Я одного Гуревича на сто Раушенбахов не поменяю. Ты же знаешь, как он двое суток тащил меня на себе! Это нас Павел Гурьянович сбил! Кстати, что это у него за отчество такое?.. - рассмеялся он. - Мы его-то приглашать будем?
- Если зайдет поздравить, то оставим. А специально гонцов посылать не станем. Кстати, Серега не приедет - у него опять обострение. Вчера ему на моих глазах три укола впилили…