- Хозяина не будет, - сказал дядя Жора. - Катер покажет его знакомый яхтсмен.
- Какая нам разница, - сказал отец, поглубже насаживая шляпу, поднимая воротник пальто и доставая из карманов перчатки. - Ну и ветерок тут. Он нас прокатит?
- Говорит, что прокатит.
Мы постучали в запертый изнутри сарай, и дверь, лязгнув, приоткрылась.
- Мы пришли катер смотреть, - сказал в полумрак дядя Жора. - У вас найдется для нас время?
- Время есть понятие относительное, - ответил из-за дверей не совсем трезвый мужской голос. - И в тоже время категория вечная. Я доходчиво излагаю? - за дверью загремело, словно уронили корыто.
- Вполне, - сказал дядя Жора, дождавшись тишины. - И я бы добавил: сугубо относительное!
- Буду готов через пять минут, - пообещал голос.
- Пьяный! - шепотом сказала мама.
- Что ты хочешь, тут такой колотун, - сказал отец, отходя от сарая. - Трезвенник и язвенник выпьет.
- Вот-вот, - кивнула мама. - Этого я и боюсь…
Отец покрутил головой, давая понять, что не понимает, за кого она боится: уж не за него ли?
Яхтсменом оказался прихрамывающий человек с неряшливой бородой, заплывшим глазом и истертой палкой с резиновым набалдашником. Он навесил скрюченными пальцами замок и, недовольно глянув на маму, буркнул: "Пошли…"
Катер стоял в узкой протоке и напоминал крейсер на параде в окружении грязноватых буксиров.
- Вот этот? - восхищенно спросил отец.
- Это он и есть, что ли? - скептически сказал дядя Жора. Я видел, что катер ему нравится, но он старается не подавать виду. Возможно, хочет сбить цену.
- А как он называется? - мать взяла отца под руку. - Имя у него есть?
- Стойте здесь, а еще лучше идите туда, - сказал яхтсмен, не удостаивая маму ответом и показывая палкой за здание яхт-клуба. - Второй причал. Я подойду туда.
- Может, вам помочь? - спросил папа.
- Не надо. Спички лучше дайте.
- Там что, дрова? - шепотом спросила мама. - Это пароход?
Я помотал головой: "Дизель! Мотор такой. Двигатель".
Мы стояли на дощатом причале, под ногами задумчиво струилась Нева, и на правом берегу блестели на солнце прожекторные мачты Кировского стадиона и желтели деревья в Парке победы. За ними я разглядел мачту парашютной вышки с точками людей на верхней площадке. Вышка работала - белый купол, натянутый на обруч, плавно скользил вверх за очередным счастливцем.
Дядя Жора ходил по доскам и нервно курил папиросу. Отец держал мать под руку и советовал ей смотреть не в щели досок, а на невский простор, на чаек или на подъемный кран, который тянул на берег легкий катер явно с претензией на звание разъездного: маленькая рубка с ветровым стеклом, штурвал, мачта и бронзовая завитушка винта под кормой.
Наш белый катер, вырезая пенистую дугу, с мягким урчанием подкрался к пирсу и дал задний ход.
- Обрати внимание, Жора, он прошел по траектории вопросительного знака, - крикнул отец, оборачиваясь к брату. - А, как тебе это нравится?
- Надо брать, - кивнул дядя Жора. - Какие, к черту, вопросы.
Катер терся автомобильными покрышками о брус причала, удерживаясь против течения, и бородач, открыв дверь рубки, махнул нам рукой и показал на сходни, которые следовало положить, если мы побоимся шагнуть через расползающуюся щелку.
Я скакнул на палубу и подал дяде Жоре крепкую доску с наколоченными планками. Взяв мать за руки, словно они водили хоровод, отец с дядей Жорой завели ее на борт. Мы поднялись в просторную рубку, и катер, взревев двигателем, упруго пошел против течения - на этот раз плавной дугой, распрямляя прежний вопросительный знак.
- Объясняю, - сказал бородач-яхтсмен, накручивая маленькое симпатичное колесо штурвала. Он насуплено сидел в вертящемся кресле с низкой спинкой и подлокотниками. - Длина пятнадцать метров, шесть спальных мест, дизель - сто лошадей, топливные баки - пятьсот литров, крейсерская скорость двенадцать узлов… Там есть откидное сидение - посадите даму.
- Элечка, садись, - дядя Жора откинул мягкое сидение на задней стенке рубки, и мать села, скинув с головы платок и расстегивая пальто.
Катер плавно сменил курс, нас подхватило течение, и мы увидели распахнутую горловину залива.
Яхтсмен приподнял деревянную лаковую крышку:
- Здесь ящики для лоций и навигационных карт. Здесь, - его вытянутая рука указала на шкафчик, и я различил прячущуюся под рукавом татуировку: "Не забуду…" - навигационные приборы - компас, бинокль, секстант. Это приборы двигателя - он пощелкал грязными ногтями по красивой панели. Сейчас выйдем в залив и спускайтесь вниз, смотрите…
- А какова осадка и дедвейт? - спросил дядя Жора, стоя за спиной рулевого и подмигивая мне: мы, дескать, тоже, корабелы.
- Осадка в грузу около метра, - проговорил рулевой, вглядываясь в серую даль. - Дедвейт у грузовых, а у нас пассажирское. Правильнее говорить о водоизмещении. - Он помолчал. - Десять тонн… - На его правой руке я разглядел еще одну татуировку, похожую на картинку с пачки папирос "Север" - восходящее солнце, которому не суждено взойти.
- Я это и имел в виду, - согласился дядя Жора. - Десять тонн это неплохо… - Он повернулся к отцу: - А, Сережа? Десять тонн, нормально?
- Вполне, - сказал отец, оглядывая рубку и трогая зарешеченный плафончик над головой. - Ну, что, можно спуститься в носовую каюту? - он показал на сбегающие вниз ступеньки.
- Спускайтесь, - разрешил хромоногий.
Я успел юркнуть по трапу первым и нажал никелированную ручку двери.
Новый плащ, костюм и водолазка, которые я собирался купить с заработков на практике, стали казаться мне ничтожным пустяком, пустым переводом денег. Если нужно, я отдам все, только бы отец с дядей Жорой купили этот замечательный катер. Где они такой откопали? Это же сказка! Сужающееся к носу купе с четырьмя полками, световой люк над головой, зеркала!
- Пожалуйста, - открыв еще одну дверцу, гордо сказал дядя Жора, - камбуз! Плитка с баллонами! Шкафчики для провианта!
- Почему так чесноком пахнет? - спросила мама.
- Это черемша, - сказал отец, вглядываясь в открытую стеклянную банку на столике в камбузе. - Помнишь, в Сибири сколько ее собирали? Особенно в последней экспедиции…
- Да, - весело сказала мама. - Надо же, и окошко на кухне есть.
- Люк! - поправил дядя Жора. - На камбузе! Привыкай к морской терминологии!
- А где же э… гальюн? - спросил отец. - И обещанный душ?
- Наверное, в корме, - дядя Жора быстро поднимался по трапу, придерживаясь за никелированный поручень.
Мы спустились из рубки в шум машинного отделения. Катер стало слегка покачивать, и двигатель прибавил обороты. Мама поморщилась.
Туалет и душ находились за полиэтиленовой шторкой.
- Это несолидно, - крикнула мама, поворачиваясь к отцу. - Надо что-то непрозрачное повесить.
- Повесим! - покивал отец, сдерживая восхищенную улыбку. - Жора, верстачок с тисочками! А? Как тебе это нравится?
- Немцы есть немцы, - крикнул дядя Жора, открывая следующую дверь в корме. - Идите сюда! Еще одна каюта!
То, что дядя Жора назвал каютой, напоминало скорее проходной отсек с двумя мягкими кожаными лежанками по бортам. Но уютно. Здесь, наверное, в долгих походах спали механик и матрос. Аккуратная дверь с иллюминатором выходила на кормовую палубу. Я заметил два встроенных шкафчика и откидные угловые столики с матовыми плафонами на стене. Можно положить книжку, поставить чашку с крепким чаем… В отсеке было тепло, значительно тише, и линолеумный пол слегка подрагивал под ногами. Я подумал, что неплохо бы мне иметь здесь свой уголок. Могу матросом. А если подучиться, то и механиком.
- Это ют! - дядя Жора открыл дверцу на палубу, и мы увидели пенистую шумящую воду за кормой.
- Ой, чайка! - сказала мама, высовываясь в дверцу. - Летит прямо за нами. Вон еще одна! И еще!
- Настоящий пароход! - отец приобнял мать за талию и тоже высунулся. - Это наши чайки, они всегда летят за кораблями… - Они заслонили собой проход, но я успел схватить глазами и чайку, и удалявшиеся постройки яхт-клуба, и отблеск солнца на серой воде и подумать, что в мое отсутствие между родителями произошла серьезная размолвка, но сейчас трещина сужается, и катер должен помирить их.
На обратном пути мы по очереди постояли за штурвалом, а маме даже разрешили включить тумблер сирены - катер требовательно аукнул встречной моторной лодке, и там случилась легкая паника: два мужика пожимали плечами и разводили руками, давая понять, что они ни в чем не провинились, а если и провинились, то больше не будут.
Мама засмеялась и поправила растрепанные ветром волосы.
- Джонки тут какие-то болтаются, - провожая взглядом моторку, сказал дядя Жора.
Хромоногий, так и не представившись, хрустнул защелкой окна и зевнул: "Ну что, на базу?"
- А вы еще кому-нибудь показывали? - равнодушным голосом спросил отец.
- Смотрел тут один… Вроде, брать собирается, - сказал яхтсмен. - Сказал, будет деньги искать.
- Давно? - напрягся отец.
- Вчера….
Отец с дядей Жорой переглянулись и одновременно вскинули брови. Они стояли рядом, плечом к плечу, и со стороны могло показаться, что отец посмотрелся в зеркало и вскинул брови. Зеркало в точности отразило его лицо, но одело по-другому - на дяде Жоре была синяя куртка с капюшоном.
- Вы тут живете? - отец показал пальцем на каюту.
Бородач кивнул: "Охраняю".
- И не холодно?
- Холодно в открытом космосе и в могиле, - усмехнулся яхтсмен. - А у живого человека кровь в жилах. Надо только ее согревать и разгонять…
- Намек понял, - сказал отец.