- Это песня о любви, а ведь никто не слушает. Никто серьезно к ней не относится, - сказал вдруг Лео бармену. - Как вообще-то и я раньше. Я хочу сказать - как может быть иначе? Пока не узнаешь, что это за штука? А вообще-то, спасибо вам за совет, - сказал он, пытаясь снова сложить карту: - А вы верите в существование зла? Я спрашиваю просто так:
- Чего?
- Вы верите в зло?
Человек, стоявший рядом с Лео, спросил: - Это что же, религиозный диспут? Я тут проездом.
- Я тоже проездом, - поспешил сказать Лео.
Мужчины в кабачке были все в парусиновых куртках на толстом искусственном меху, похожем на овчину, в грязных фетровых ковбойских шляпах и сапогах самых разных размеров. Только у Лео не было сапог. Ноги у него промокли. Он пригнулся к стойке и задумчиво произнес:
- Я уже много недель ни с кем толком не разговаривал. Вообще-то, ведь если человек доведен до крайности, его нельзя считать виновным. Закон не может все предусмотреть. Ну, как можно предусмотреть то, что еще не произошло? Если человеку вдруг что-то открылось, открылось зло, и он хочет очиститься? Я, конечно, не утверждаю, что это так. Я ведь неверующий.
- Я тоже неверующий, - сказал бармен. Он был высокий, тощий, такого же роста, как Лео. Однако он словно бы избегал встречаться с Лео взглядом.
- Закон - штука очень сложная, - продолжал Лео, - но он не может знать, что будет. Человеческий мозг закону не подвластен. Я уважаю Закон, потому что в общем-то я человек законопослушный, - продолжал он, тщательно складывая карту, - но вот, понимаете ли, некоторое время назад я был втянут в один процесс, и мне пришлось много читать - я хочу сказать, иногда ты вынужден быстро стать специалистом, не то тебя затопчут. Я-то в общем никакой не специалист. Я вообще ничего не знаю, - быстро добавил он.
Мужчина, стоявший рядом с ним, кивнул. У него было загорелое красное лицо - лицо дружелюбное. Лео повернулся к нему.
- Я тоже не очень-то много в этом смыслю, - сказал Лео. - Но вообще-то, какая все-таки связь между Законом и злом?
Мужчина медленно помотал головой. Его серьезное, изрезанное морщинами лицо поощряло Лео к беседе. На Западе миллионеры - владельцы ранчо нередко ходят вот так, в старом грязном тряпье, и вполне возможно, что этот мужчина как раз из их числа: Лео читал про таких. Ему хотелось видеть в собеседнике умного человека. Он сказал: - Закон - штука, придуманная нами самими. С этим все мы согласны. Юристы первые согласны. А согласие - это и есть Закон. - Бармен ушел куда-то в заднюю комнату, но мужчина с красным лицом внимательно слушал, и другой мужчина, помоложе, державший бутылку с пивом возле рта, так что горлышко то и дело стукалось о зубы, тоже начал прислушиваться. Лео продолжал: - В Законе ведь появляется нужда, только когда кто-то ненавидит кого-то. Вы это знали? И когда этот кто-то хочет уничтожить того, другого.
Мужчины нахмурились и закивали. Человек с красным лицом сказал: - Сам-то я с этими адвокатами не вожусь.
- Я тоже, - поспешил сказать Лео. - Но вообще-то полиция и тюрьмы появляются много позже, когда Закон уже заработал. Они ведь только орудия Закона. А Закон рожден ненавистью. Извините, но как вы думаете, он там не звонит сейчас в полицию?
Оба мужчины уставились на Лео.
- Чего?
- Извините меня, он - я не знаю, как его звать, - бармен… вы-то наверняка знаете его имя, - нервно рассмеялся Лео. - И вы наверняка знаете, звонит ли он сейчас в полицию или куда там еще.
- А с чего бы это ему звонить в полицию? - заметил мужчина с пивной бутылкой.
Лео рассмеялся. Он допил свой стакан и медленно опустил его на стойку бара.
- Видите ли, я не бунтарь и никогда им не был. Я в это не верю. Я выполняю свои обязанности и потому всегда плачу налоги и оплатил все расходы - расходы по суду, гонорар юристам, ну, и все прочее… Я вовсе не хочу, чтоб вы решили, будто я чокнутый, - поспешно добавил он, - но мне открылось зло. Я спал со злом в одной постели - это была женщина, - а когда такое случается, зараза переходит и на тебя. Вот тут и надо действовать. Надо очиститься. Только вы меня правильно поймите: я вовсе не подстрекаю к переменам. У меня хорошее прошлое. Я держал магазин по продаже "фордов" в Питтсбурге, и одна только продажа подержанных машин неплохо меня обеспечивала. И меня вполне устраивает Америка - такая, как она есть. Конечно, денежки мои все уплыли, уплыли… Все пошло ей… И ее юристу, потому что мне пришлось заплатить ему. И моему юристу тоже. Гонорары, и судебные издержки, и штрафы, и алименты, и деньги на ребенка, и выплата ее части при разделе имущества, и оплата расходов - даже ее счетов на такси, - она все записала, все у нее было готово. Задолго стала строить козни. Такая уж она, моя бывшая жена, - ничего заранее не узнаешь, а если и узнаешь, все равно - не успеешь и глазом моргнуть, как она уже все обстряпала. - У вас были неприятности с женой, да? - спросил человек, стоявший рядом с Лео.
- С бывшей женой, - отрезал Лео. - И дело не в том, что уплыли тысячи долларов и сломана моя жизнь… Я видел, как она улыбалась, когда выходила из зала суда, - помада у нее была ярко-малиновая, а волосы так и плясали вокруг головы, кудельки, как у этой… ну как же ее, одной из голливудских актрис, никак не вспомню ее имя… Как же ее, черт возьми, зовут - это чтобы вы могли представить себе картину, - пробормотал Лео. И кулаком потер глаза. Он что, совсем теряет рассудок? - Господи, имя так и вертится у меня на языке! Ну, словом, она и моя бывшая жена теперь могли бы быть двойняшками, но, когда я женился на Ардис, она была похожа на другую актрису - ту, что с длинными рыжими волосами, - на Риту Хейуорт, да, да, она тогда работала под Риту Хейуорт…
Пластинка кончилась, и Лео обнаружил, что говорит очень громко в странно настороженном молчании.
- Я нечасто езжу в кино, - медленно произнес один из мужчин.
- В Рино, - вставил человек с бутылкой. - В Рино много киношек. Там и сейчас идет фильм с Ритой Хейуорт.
Говорил он с каким-то мальчишеским восторгом, растягивая гласные.
Вернулся бармен. Лео заказал себе еще выпить, показывая тем самым, что не заподозрил его ни в чем.
- Эй, а как у вас тут полицию называют? Верховые, или гвардейцы, или как еще? - широко улыбаясь, спросил он. Но бармен только посмотрел на него и ничего не сказал. А Лео в шутку ударил кулаком по стойке и своим обычным голосом произнес: - Бьюсь об заклад, бабы у вас тут другие в этом здоровом климате. Бьюсь об заклад, они тут у вас не красят волосы во все цвета. И если кто из вас женат, бьюсь об заклад, жена не думает, как бы вас обжулить, верно? А у меня вообще-то дело до того дошло, что, ей-Богу, я мог лечь в постель с блондинкой, а проснуться утром с рыжей - вот, ей-Богу до чего дошло. Каково, а?
Мужчины расхохотались. А Лео в восторге от того, что его слушают, продолжал: - Однажды приходит она, подстриженная под пуделя - вся в мелких кудряшках, голова как у негритенка, только светлая. Иисусе Христе! Даже лицо - и то она меняла. То еще одни ресницы наклеит, то нарисует этакий большущий красный рот, а то он у нее малиновый или оранжевый; то брови вдруг превратятся в тоненькую черточку, нарисованную карандашом… А кожа то розовая, то белая, то загорелая, но всегда гладкая, как стекло, без пор. У нее было три меховые шубки - подарки вашего покорного слуги - и черный "линкольн" выпуска тысяча девятьсот пятидесятого года со всякими усовершенствованиями - даже приемник там был, и сиденья обтянуты искусственным мехом под леопарда - это была ее машина, а когда мы с ней встретились, она работала в ночном клубе - иногда еще позировала, была моделью - вы знаете, что такое "модель"? Я хочу сказать, модель для мужчин, для фотографов? Ха-ха, - громко расхохотался он, - ваш покорный слуга на эту удочку и попался. Вообще-то мир представляется мне этакой штукой с дырочками - как же она называется: такая шутка, в которой еще спагетти моют, - ну, на кухне, через нее пропускают воду…
- Сито, - сказал мужчина, стоявший рядом.
- Правильно. Сито. Мир - это как сито со множеством маленьких дырочек, сквозь которые все проскальзывает, вытекает, как вода, как кровь… как кровь из артерии, а ты стоишь и смотришь, - сказал Лео. Он тяжело задышал. Где-то внутри возникла боль, но он был слишком возбужден, чтобы понять, где именно. Люди в баре глядели на него, казалось, с сочувствием; ему не хотелось, чтоб они сочли его слабаком. - Но моя девочка… моя маленькая девочка не будет ничего этого знать, я хочу сказать - этой грязи, этой ненависти, - дети ведь через что угодно пройдут и выживут… Она никогда не жалуется, никогда не плачет. Я не хотел, чтобы она росла в таком городе, как Питтсбург. Ребенку нужен простор, и солнечный свет, и добрые, хорошие люди, нормальные люди, не больные. Разве не так?
Мужчины вокруг Лео молчали. Из дальнего угла бара кто-то, кого Лео до сих пор не замечал, одутловатый мужчина в куртке, крикнул: - Ты бросил свою жену, да? Бросил? Ушел из дома, так?