Он и любил, и ненавидел Хоу: слишком близко он с ним соприкасался - как если бы стоял, прижавшись лбом к зеркалу, когда ничего нельзя рассмотреть. Себя-то он любит или ненавидит? Хоть это-то он про себя знает? Он решил, что правильнее будет больше не задавать себе этого вопроса: он начал перенимать у Хоу умение быстро, искусно уходить от вопросов, на которые нет ответа. "Не волнуйтесь, не думайте об этом", - говорил Хоу его матери.
Мальчишкой Джек верил в Бога и всегда носил в себе его образ, как некую туманную субстанцию, не обязательно дружелюбную, но вот уже несколько лет, как он перестал верить. Теперь он носил в себе образ адвоката своего отца, человека, который всегда повторял, что уверен в этом, уверен в том, что об этом он не думал, и Джек начал верить, что Хоу знает, когда он, Джек, говорит неправду.
- Почему твой отец продолжает утверждать, что твой брат утонул, тогда как на самом деле он погиб иначе?
- Не знаю.
- Ведь твой брат погиб от того, что на него обрушилась гора строительного мусора, он умер от внутреннего кровоизлияния, так ведь?
- Да. Конечно.
- Тогда почему же твой отец говорит, что он утонул, как ты считаешь?
- Ну, он не всегда так говорил. До того как он стал дурным… стал таким странным. Просто взял и начал так говорить - не знаю когда, я… Это все потому, что он сумасшедший…
- Да, Джек, - сказал Хоу.
Джек же подумал: "А вот я раз чуть не утонул".
Хоу ждал. - Тебе ничего больше в голову не приходит? Никакого другого объяснения?
Джек почувствовал, как тело его странно напряглось, словно бы от восторга, хоть и непонятного. Сердце его забилось сильнее, даже вкус у слюны стал вроде бы другой, вкус его естества стал другой - острее, крепче.
- Я же сказал, что не знаю.
Он посмотрел на Хоу прямо, в упор. До чего же ему нравилось это лицо! До чего ему нравилась крупная фигура этого человека, его дорогая модная одежда - сегодня на нем был синевато-зеленоватый костюм в крупную крапинку. Только край у нагрудного кармашка был порван: Хоу то и дело засовывал туда шариковую ручку. Он задумчиво смотрел на Джека.
Джек вытер нос ребром ладони. Жест был неожиданный - слабовольный, детский, постыдный. Теперь он всю жизнь будет помнить, как вдруг взял и по-мальчишечьи вытер нос рукой под взглядом Хоу.
- Ты ведь единственный из них всех, у кого голова варит, - медленно произнес Хоу. - Я не могу посадить на свидетельское место твоего отца, даже если бы он стал рассуждать разумнее. Он не хотел говорить с тобой и с твоей матерью, да? Что ж… Расскажи-ка мне, пожалуйста, о своих отношениях с ним. Расскажи правду.
Джек глотнул. И улыбнулся, точно принимая вызов.
- Мы не очень хорошо ладили, - сказал он, - потому что… я хочу сказать, он всегда донимал мою мать… Тихо так, без криков… Может, считал - это она виновата, что такой у нас родился Ронни. Я вовсе не хочу сказать, что он это говорил. Очень это было тяжело для них - то, каким оказался Ронни… Это было ужасно для нас всех: ведь мой брат даже туалетом пользоваться так и не научился - был точно маленький, точно грудной. Все десять лет - ему ведь было десять, когда он умер. Он мог вдруг страшно обозлиться, свирепел, буйствовал, и одному из нас приходилось держать его, а он к концу стал очень сильный… Как-то раз сидел он в кухне на полу и крутил какую-то металлическую штуку, играл с ней, а края были острые, и он порезал себе пальцы; я у него эту штуку отобрал, смотрю: это же от холодильника, он отодрал ее от задней стенки и… И… - Джек вдруг почувствовал, что говорит быстро, точно кается. - Мой отец любил Ронни, он говорил, что любит Ронни. Но он-то с ним все время не был, как мать. А мать всегда была при нем, постоянно, все эти годы - только когда ходила за покупками или там еще за чем, я или сестра оставались с братом, а так - она была прямо привязана к нему. Все эти годы. То есть я хочу сказать - десять лет. Она у нас очень верующая, так что, может, это ей помогало…
Джек умолк. Он совсем забыл, что должен говорить об отце.
- Мой отец всегда много работал, хоть и ненавидел свое дело, - продолжал Джек, - и иной раз выпивал… Но после несчастного случая с Ронни стало куда хуже, а когда у него не вышло со Стелнном - не удовлетворили его иска в суде: судья ведь решил, что Стелин не виноват… Потому как и в самом деле, ну какая, к черту, тут могла быть его вина? Ведь мой брат был такой… Он удрал из дома и побрел куда глаза глядят, а там пролез под проволокой, точно зверюга, и…
Хоу ждал. Снова это его терпение, его сосредоточенное молчание. Однако Джек чувствовал, что Хоу вовсе не отличается терпением.
- Я не помню… не могу вспомнить, о чем вы меня спросили, - сказал Джек.
- Я спрашивал тебя о твоем отце, о твоих отношениях с ним.
- Я же все вам сказал, - раздраженно бросил Джек. - Я столько раз уже это повторял, надоело до тошноты, надоело все это квохтанье вокруг него. А он бродил по дому в одних штанах, иногда еще в грязной нижней рубашке, бродил пьяный, распустит нюни и жалеет себя… Жалел себя, потому что мой брат умер! "Я любил Ронни, - говорил он, натыкаясь на стулья, и плакал, - я любил Ронни…"
- Значит, весь прошлый год он был таким, - сказал Хоу. - Прекрасно. В характере его происходили перемены - надвигалось нервное расстройство. В своих показаниях ты это и подтвердишь: как он стал неотрывно думать о Стелине, как начал буйствовать дома - помыкал матерью, разбил лампу… хорошо, прекрасно… Значит, на какое-то время он стал психически ненормальным, так? Теперь же дело у него неуклонно идет на поправку, он снова будет здоров, да? Он уже не буйствует и хотя пока не разговаривает ни с тобой, ни с твоей матерью, но говорит с другими людьми. Он стал рассуждать вполне разумно. Все это прекрасно - по этой части у меня вопросов нет. Я просто хочу тебя спросить сегодня, сейчас, почему ты считаешь, что в то утро он не был не в себе, почему ты не веришь тому, что говорит тебе его защитник, каковым я являюсь…
Джек вскочил. И нервно рассмеялся.
- Так он же виноват, сукин сын, - сквозь смех сказал Джек.
Хоу изо всей силы ударил кулаком по столу.
- Он не виноват!
- Виноват, виноват, он хотел убить того человека… как его… Он хотел убить Стелина, хотел его убить, - в исступлении завопил Джек. - Я знаю, что хотел. Он притворяется сумасшедшим, притворяется, а может, и довел себя до этого… уговорил себя… Вся эта чепуха насчет Бога, насчет того, что Ронни разговаривал с ним после того, как его зашибло - Ронни разговаривал! - точно мой брат мог говорить, точно он когда-нибудь говорил - только слюни пускал да визжал так, что хоть беги из дома… Как же все-таки нам повезло, что мой братец умер! До чего же, черт возьми, здорово повезло! Полез на кучу мусора, на свалку - не знаю, что там было: металлический лом, куски цемента, всякий хлам - полез на четвереньках, точно зверюга, - все на него и свалилось… Здорово повезло, это же было такое везение, а отец говорит, что любил его, любил, говорит, что только его и любил…
- Твой отец невиновен. Невиновен.
- Нет, виновен, он заранее все продумал, - сказал Джек. Он сам себя довел до нервного расстройства - пил до рвоты, а тогда шел в ванную. Он приставал к Стелину и брал у него деньги в долг - все это выплывет наружу; Стелин ведь оплатил все расходы по похоронам и многое другое, и дал отцу денег, я знаю, что дал, больше никто об этом не знает, а я знаю, что он дал отцу денег, только отец об этом ни гугу… разве что намекал, когда выпьет, - намекал на свою дружбу со Стелином, говорил, как жизнь удивительно складывается… А на другой день этот сукин сын хныкал по поводу Ронни, и как никто не любил Ронни - только он один. Я прямо с ума сходил от злости! Он говорил… говорил… Однажды он сказал моей матери за ужином прямо в лицо… прямо вот так… сказал матери, что она, мол, рада, что Ронни умер, рада, что избавилась от него…
- Но он невиновен.
Джек почувствовал, как вдруг отчаянно заколотилось сердце - в самой середке, так уверенно. Он ногой отшвырнул свой стул - тот отлетел к шкафу с картотекой.
- Сядь. Прекрати. Он невиновен.
- Я ходил туда позавчера - на стройку. Там всюду надписи: не подходить, опасно, не пересекать границ владения. А Ронни пролез под забором, точно ласка, точно свинья - он и был как свинья: сам даже есть не мог, его кормили, а он… А отец говорил… Он говорил…
Джек проскользнул мимо Хоу к окну - ему захотелось выглянуть наружу, он чувствовал себя очень сильным, свирепым, чувствовал взгляд Хоу на себе; вот теперь все будет в порядке, теперь он спасен, и, сотрясаемый нервной дрожью, он повернулся и прошагал назад, к стулу, но не сел - стоял и невидящим взглядом смотрел на стул.
- Что же он говорил? - Он хотел бы, чтобы ты умер вместо Ронни?
Джек кивнул.
Хоу вздохнул, и снова тяжело опустился в кресло. Он обеими руками потер лицо. Затем через две-три секунды сказал тем же тоном: - Ну и что?
Джек взглянул на него с легкой усмешкой. Но усмешка не удержалась на губах.
Ну и что? - повторил Хоу. - Тебе-то не все ли равно? Разве для тебя это имеет значение? Какое тебе до этого дело?
Джек не понял. И снова завел свое: - Он говорил нам, что Ронни наставлял его! Он и вам так говорил, верно?.. Сначала, чтобы отец стал братом Стелину, любил его, а потом чтобы убил его, если тот не… если они не… Он же все это навыдумывал! Своей дурацкой башкой!
- Сядь, Джек. Пожалуйста.
Джек сел.