- Спасибой в этот раз не отделаешься. Да, задал братан задачку, - Петр Иванович скептически оглядел схудившегося племянничка. - Но - какова бы ни была последняя воля, а выполнить придется. Что делать думаешь?
Думать сейчас Ивану хотелось меньше всего. Потому неопределенно пожал плечом:
- Может, в армию офицерствовать загребут.
Но дядьку тем не сбил.
- От армии - это я тебя отмажу. Но и от друганов твоих криминальных тоже! Ты как к науке относишься?
- Дэк... - Иван поперхнулся.
- Отец хотел тебя в аспирантуру. Туда и пойдешь. Преемственность поколений. Да и перспективно. Через науку на большие высоты выйти можно. В общем, считай, Иван, мы посовещались, и я решил: в Москве тебе болтаться нечего. Мне тут шепнули: большое дело по валютчикам готовится. На контроле! Он заметил, что при этих словах косящий взгляд племянника заметался, будто стрелка компаса, под который подложили топор. - Правильно опасаешься. Торопин - твой дружок? Так вот, знаю, - разыскивают его. А там и до тебя недалеко. Надо тебе затаиться. Съезди на лето к матери в Краснодар. Помоги отойти от горя. А к осени перебирайся-ка в Калинин. - В Калинин?! - Бывшая Тверь. Если точнее, - в поселок Перцов. В тамошний сельхозинститут. Открылся несколько лет назад. Ректором мой корешок, Боря Демченко. Он, кстати, когда-то у твоего отца защищался. Я уж переговорил, - возьмет в аспирантуру. Учись, защищайся. Дурь из головы за это время, глядишь, повыветрится. А после поглядим, куда двинуть. Кстати, там тебя и в партию примут. Надеюсь, нет возражений?
Иван безысходно вздохнул, - спорить не приходилось. Каждый из братьев обладал собачьими качествами, без которых не смог бы добиться успеха в жизни: если отцу был дан нюх ищейки, то дядя Петя имел редкую, бульдожью хватку.
Номенклатурный лопух Вадичка
* Сказав, что мать Антона обычная фабричная ткачиха, Жанночка Чечет воспользовалась устаревшей информацией. Как раз за два года до того Александра Яковлевна Негрустуева стремительно пошла "в карьерный рост". Сначала передовую, к тому же привлекательную еще крутильщицу избрали в профорги цеха, а затем и вовсе размашисто, ладьей двинули через несколько клеток, - председателем профкома комбината "Химволокно".
Когда Ленин говорил о кухарке, что станет управлять государством, он наверняка имел в виду Александру Яковлевну. Во всяком случае Антон был искренне в этом убежден. И оттого государству сочувствовал. Это до какой же скудости надо дойти, чтобы, перебрав десяток тысяч комбинатовских работников, вознести наверх его матушку, с ее заушными семью классами. Как ни странно, именно карьерный рост Александры Яковлевны стал причиной трещины, образовавшейся в нежных дотоле отношениях сына и матери.
И даже не сам рост. Отношения испортились, когда в школе при Антоне мать назвали бреховской подстилкой. Кто такой Брехов, он знал слабо, - кто-то из областного начальства. Но что подстилка и через это двинулась, понял досконально. И оттого морду сболтнувшему набил чувствительно. Однако к матери с того дня возникло брезгливое чувство, с которым боролся, но победить в себе не мог.
Сегодня Антон проснулся от резкого материнского голоса, - Александра Яковлевна кого-то привычно распекала по телефону. В последнее время она усвоила этот начальственно - покровительственный тон.
- Что значит, в товарищах согласья нет? - вопрошала она. - Раз их в бригаду поставили, так и согласие должны найти... Причем здесь Крылов?.. Не знаю такого. Но надо будет, поставим на место и Крылова. Вызовем на профком, объясним задачу и всё сделает, как шелковый. Из какого он цеха? Ишь моду взяли - с начальством спорить.
Антон вскочил с кровати, пулей пролетел в соседнюю комнату, не церемонясь, вырвал у матери телефонную трубку и бросил на рычаг.
- Матушка! Господи! - простонал он. - Уж лучше б ты шпульки свои, как прежде, вставляла. А то позоришься перед всем миром. Стыдуха сплошная. Иван Андреевича Крылова она на профком вызывать собралась! Да он еще в девятнадцатом веке умер! Слышала хоть: "Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник"?
- Знаю, басня, - снисходительно подтвердила Александра Яковлевна. - Ее на днях на активе Первый как пример приводил. Она горько поджала губы. - Оно и видно, что матери стыдишься, - недостаток образования Александра Яковлевна восполняла тонкой чувствительностью. - А чего стыдишься? Что одна-однова тебя на ноги подняла? Что квартиру вот эту трехкомнатную заслужила, когда другие по коммуналкам ютятся? Что колбаса в холодильнике не переводится? Между прочим, ЗИС, двойная камера, тоже не с неба свалился. А раз дают, стало быть, есть за что. Небось, когда тебя малолеткой посадить хотели, так я в кабинете начальника милиции на карачках ползала, чтоб прощение для тебя вымолить. И ничего - не стыдилась. Просто - сына спасала. Хоть и дура тебе мать, а не чужая. Так неужто взамен такое заслужила? - Да не о том же я, - Антон смешался.
- А то не знаю, о чем! Да, не доучилась. Что ж? Зато, если мне чего из знаний не додано, то я партийным чутьем добираю. Со мной директор комбината не гнушается советоваться. Один родной сын, как нелюдь. Да где б ты щас был, если б меня на пироги-сапоги эти не выдвинули? Она пригляделась к сыну. Примирительно ухватила за волосы:
- К матери у него придирки. Ткачихой - бабарихой при людях обзываешь. На себя лучше глянь. Неделю как из больницы. Спасли едва. И, пожалуйста, - веки-то вон, как у вурдалака. Опять с дружками гулял. А тебе про институт думать пора. Вступительные на носу. Куда надумал-то? - На юридический. Надежная специальность. Опять же никаких карьерных перспектив.
Последнее почему-то рисовалось Антону немыслимым благом. - Юрист, конечно, - тоже чистая работа, - нехотя согласилась мать. - Но все-таки не магистральная. Так, обслуга при начальстве. Ты лучше не тушуйся, - выбери, что попрестижней. А я помогу. - Да уж как-нибудь сам.
- Ну-ну, - Александра Яковлевна тяжко покачала головой. - Ты у нас во всем сам. И за что мне такая напасть, что сын во всякой бочке затычка? Что тебе этот узбек в ресторане был? Сват? Кум? Ведь никто и звать никак. Сам полуживой! А полез заступаться. Ох, дорого мне, Антошка, твое правдолюбство дурацкое выходит! Надеюсь, в милиции опять хлопотать не придется? Антон насупился.
Мать не раз пеняла ему историей, произошедшей за пять лет до того. В одном из дворовых полуподвалов размещалась радиомастерская, незарешеченные окна которой выходили во двор. По вечерам, после окончания рабочего дня, мальчишки скапливались перед окнами и жадно разглядывали брошенные на столах дефицитные приемники, - неохраняемое, без сигнализации помещение словно напрашивалось, чтоб его обокрали.
Двенадцатилетний Антон явился к директору мастерской.
- Тебе чего, пацан? - буркнул запаренный человек в линялом халате, с чахлым пучком слежаных волос, будто нашлепнутых на потную лысину.
- Надо технику после работы убирать и потом решетки бы на окна, - строго сообщил Антон. - А то как бы бесхозяйственность. Нельзя так. Вам все-таки чужое доверено.
Из мастерской нахального шкета выдворили легким пинком под зад.
В ту же ночь Антон аккуратно отогнул гвоздики, через форточку влез в подвал и сгреб в сумку несколько приемников "Спидола" и магнитофон "Весна".
Утром принес добычу в милицию.
- Это я всё украл, - с гордостью сообщил он. - Чтоб доказать, что бесхозяйственность.
От наказания начинающего правдолюба спасли юный возраст, материнские слезы и заступничество директора школы.
Правда, на окнах радиомастерской появились решетки.
- Ладно, умник, давай прощаться, - Александра Яковлевна вздохнула.
Только сейчас Антон вспомнил, что мать вновь уезжает.
- Не надоело по семинарам-то шляться? - буркнул он.
- Семинары - это тоже моя работа, - отреагировала Александра Яковлевна, едва заметно смутившись. - Вернусь через два дня. И - гляди, чтоб без гулянок. Позорище ты мое. Всё, Антошка, пошла! - Александра Яковлевна энергично подхватила сумку. - Квартиру сдал!
- Квартиру принял, - Антон чмокнул мать в щеку, закрыл за ней дверь.
- Дура дурой! А ведь и впрямь поднимется. Вот она, загадка марксизма-ленинизма, - недоуменно поделился он впечатлением со своим отражением в зеркале. Заглядевшись, ударился коленом о сложенные в углу книжные полки. За полками этими ломились, писались по ночам в очередях. Матери их предложили по большому блату, и не взять она сочла неприличным. Теперь, в ожидании огородного сезона, Александра Яковлевна выращивала в них рассаду.
* Антон бросился к телефону, поспешно набрал номер.
- Жанночка, - прощебетал он. - Не хочешь в гости зайти? У меня журналы западные есть. Матушка из загранки привезла. Там моды - купальники всякие. Фото цветные - отпад. А?
- И тебе мама разрешает их смотреть? - Жанночка хихикнула.
- Матушка уехала. На два дня, - Антон горячо задышал. - Приходи, а? Картинки полистаем. Под шоколадный ликер. Моё выздоровление отметим. - А выздоровел? - Так сама оценишь. У меня еще торт "Птичье молоко" есть, - подрагивая все сильнее, интриговал Антон. - Придешь, да?
- Вряд ли. У меня вообще-то планы.
Антон облизнул пересохшие губы. Набрался смелости. - Так отложи! Я тебе большую правду скажу: мне так тебя хочется. Аж по гланды. - А то без тебя некому, - выпалила Жанночка и - зарделась. Ну что поделать, если резвый язычок ее был проворней неспешных мыслей. - У меня еще двадцать рублей есть, - припомнил отчаявшийся сладострастец. - После в ресторан бы сходили, а? - Двадцатник? - собиравшаяся повесить трубку Жанночка заинтересовалась. - Слушай, а я как раз кофточку присмотрела. Может, займешь? Буквально на два-три дня.