11
В первый день развертывания кампании во всем институте было подано лишь десятка полтора разоблачительных заявлений. В одном из них докладывалось, что старый сотрудник канцелярии по фамилии Чэнь во время утренней церемонии "запрашивания инструкций" дважды держал цитатник вверх ногами. Только это заявление и можно было как-то использовать, в остальных же сообщалась всякая чушь. Тогда рабочая группа издала распоряжение: отныне каждый сотрудник ежедневно должен подать не менее одного разоблачительного заявления, иначе он не будет отпущен домой.
У Чжунъи сидел с таким видом, словно он каждую минуту ждал представителя рабочей группы, который сообщит ему, что письмо подобрано и доставлено в институт. Он уже был внутренне готов во всем сознаться, подвергнуться "борьбе" и пополнить собой группу поднадзорных, в которой уже находился Цинь Цюань.
Уставившись на лежавший перед ним бланк разоблачительного письма, он думал: не писать - нельзя, но о чем писать? Теперь он по-настоящему понял смысл выражения "сидеть на ковре из иголок". Чжунъи весь извертелся, его тощий зад то и дело ерзал по сиденью стула. Так же неспокойно вели себя и другие сотрудники.
Для каждого из них время шло бессмысленно, мучительно и в то же время слишком быстро.
Вошел Цуй Цзинчунь. Все уткнулись в бланки разоблачительных заявлений, делая вид, будто припоминают детали. В этот момент поднялся Чжан Динчэнь и передал Цуй Цзинчуню два исписанных листка. Подобострастно согнувшись, он стал объяснять полушепотом:
- Я вручаю вам свое прошение. Пусть руководство каждый месяц высчитывает из моей зарплаты по десять юаней в погашение полученных мною процентов с капитала. Я по собственной инициативе хочу вернуть эти деньги, которые не должен был брать, ибо они добыты путем эксплуатации… А второй листок - это разоблачение моего дяди. До освобождения он владел лавкой и часто подсыпал в мешки с рисом обыкновенный песок, обманывая таким образом трудовой народ. Здесь подробно рассказано, как он это делал.
Цуй Цзинчунь бесстрастно выслушал этот монолог и спросил:
- А где сейчас ваш дядя?
- Умер. Скончался в тысяча девятьсот пятнадцатом году.
- Значит, вы разоблачаете покойника? - На строгом, малоподвижном лице Цуя появилось брезгливое выражение. Все же он взял эти листки и ушел.
Чжан Динчэнь вернулся на место и долго сидел, уставившись прямо перед собой и пытаясь понять скрытый смысл слов Цуя.
У Чжунъи все еще пытался сосредоточиться на лежавшем посреди стола бланке, который во что бы то ни стало необходимо было заполнить какими-нибудь словами. Но в его голове по-прежнему не оставалось места для размышлений о чем-либо, не связанном с проклятым письмом. Какие только сумбурные и нелепые идеи не приходили ему на ум! Машинально он написал на разоблачительном бланке иероглиф "синь" - "письмо", но тут же спохватился и задрожал, как будто один этот знак способен выдать его тайну. Он тут же замазал иероглиф густым слоем чернил, и в эту самую секунду рядом с ним возник Чжао Чан.
У быстро сложил бланк пополам и придавил рукой, как будто там лежал только что пойманный кузнечик. Чжао Чан уселся на соседний стул и заулыбался:
- Ну, о чем пишем? Можно взглянуть?
У заверил его, что еще ничего не написал, но показать бланк не хотел, напротив - еще крепче прижал его к столу. Взгляд у него был напряженный и немного растерянный. Опасливый Чжао Чан сделал из этого ошибочный вывод: мол, У начал писать что-то против него - и испугался, как бы его не поймали с поличным. Однако виду Чжао Чан не подал, дружески похлопал Чжунъи по плечу и произнес с усмешкой:
- Ты пиши все как есть, а то придумаешь что-нибудь - сам неприятностей не оберешься! - С этими словами он оторвал зад от стула и удалился.
В коридоре Чжао Чан остановился, достал сигарету и сделал несколько затяжек. Кольца дыма вращались в воздухе, как сомнения - в его мозгу. Он строил самые разные догадки по поводу необычного поведения У Чжунъи, но тотчас отбрасывал их, так и не придя к окончательному выводу. Все-таки наиболее вероятным казалось, что У хочет разоблачить его полупьяные речи и таким образом убрать с должности заведующего… Чжао Чан разогнал рукой клубы сигаретного дыма и поспешил в свой кабинет обдумать ответные меры.
12
Два дня подряд У Чжунъи и Чжао Чан мучились всевозможными предположениями, взаимными подозрениями и опасениями.
Где бы Чжао Чан ни встретил Чжунъи, он сразу же делал каменное лицо, отводил глаза в сторону и лишь подчеркнуто холодно, чуть заметно кивал головой, проходя мимо. Он думал этим оказать моральное давление на противника. Пусть У Чжунъи станет ясно: его побуждения уже разгаданы. А перед концом работы Чжао Чан по часу сидел, не двигаясь, в комнате рабочей группы: он дожидался, пока Цуй Цзинчунь принесет разоблачительное письмо из сектора новой истории, чтобы узнать, нет ли среди них направленного против него материала У Чжунъи.
Такой образ действий Чжао Чана вызывал у Чжунъи немалое беспокойство. Ему мерещилось, будто подобранное кем-то письмо уже доставлено в рабочую группу и Чжао Чан каким-то образом узнал об этом. Поскольку они давно уже ходят в приятелях, Чжао Чан опасается быть замешанным в это дело и подчеркнуто сторонится его. Ведь, когда в самом начале кампании Чжао Чан писал против него дацзыбао, он - по его собственному признанию - руководствовался точно такими же мотивами.
Поведение Чжао Чана он рассматривал как некий барометр, предсказывающий, когда разразится буря над его головой. Но тут-то и таилась беда, ибо Чжао тоже строил свои прогнозы, наблюдая за поведением У.
А тот пребывал в постоянном напряжении, причем особенно неестественно держал он себя в присутствии Чжао. Его встревоженные бесцветные глаза то и дело беспокойно бегали за стеклами очков, поблескивая, словно вращающиеся стеклянные шарики. Он не решался прямо взглянуть на Чжао, а тот думал про себя: "Чего это ты, парень, стал меня бояться? Небось уже накатал свою телегу!"
Но отчего же тогда, думал Чжао, он до сих пор не видел разоблачений Чжунъи? Видимо, Цуй Цзинчунь вовремя заметил, что речь идет о его сотруднике, и пока что придержал заявление или уже потихоньку передал его начальнику рабочей группы Цзя Дачжэню. И он начал следить за каждым словом Цзя Дачжэня и Цуй Цзинчуня, отмечая малейшие изменения и странности. Он был опытнее У Чжунъи, умел сдерживаться и скрывать свои настроения. Но чувствовал себя в этот момент он ничуть не лучше - на душе было так же тяжело, беспокойно и боязно. Поэтому он все больше ненавидел У Чжунъи, ненавидел до того, что желал ему подхватить заразную болезнь, попасть под автомобиль или же оказаться повинным в таком прегрешении, что ему навсегда заткнут рот и не позволят напасть на него, Чжао Чана.