Верой наполнились глаза Катуды. Преклонив колена перед Иисусом, прислонившись к краю его одежды, он сказал:
- Не руки… душу мою Ты очистил. Верой, такой же верой, как тот старец, наполнен я. Скажи: что мне делать?
- Встань, - произнес чуть слышно Иисус и возложил руки на голову Катуды. - Взгляни глазами твоими к северу и югу, к востоку и западу. Приблизься к песчаному берегу моря… Прикоснись к шуму городов многоязычных. Достигни и тех мест, где сходятся потоки вод… Иди, и свидетельствуй во имя Мое…
В молчании стояли ученики Иисуса и народ. Слушали. И глядели, как доверчивая темнота ночи принимает удаляющегося в пустыню Катуду…
Мюнхен. 1950 г.
МИНИАТЮРЫ
Юрка
Ночь ушла. С рассветом в город ворвались красные знамена, цокот подков, крики и выстрелы.
Потом появились новые вывески. И угрожающие расстрелом приказы о явке белых на регистрацию. Город наполнился тревогой и слезами.
И все-таки жизнь заставляла что-то делать, пусть даже ненужное и совсем бесцельное. Потому и Иван Михайлович направился к дому, окруженному часовыми. Его встретили сурово и подозрительно.
- Белогвардеец?
- Нет, инженер…
- Чего надо?
- Видите ли, в ту ночь, когда отступали белые…
- Давай покороче!
- Когда белые отступали, к нам на веранду подбросили ребенка… Мальчика, Юрочку… Так вот…
- А тебе что?.. Подбросили и ладно… Тебе-то какой интерес?
- Видите ли, товарищ начальник, ребенка-то ведь ко мне подбросили…
Начальнику надоело возиться. Он крикнул в соседнюю комнату:
- Эй, Михальчук! Разберись…
Вскочил Михальчук и расторопно осведомился:
- Посадить? В восьмую к контрам?
- Нет… пока не надо… тут вроде частное…
У Михальчука сразу стало скучным лицо, он зевнул и поманил пальцем:
- Слышь, ты… идем…
* * *
Михальчук был страшно энергичен и деятелен. Когда Иван Михайлович рассказал о подкидыше, он долго думал и примерял, как бы так все это оформить, чтобы получилось настоящее дело.
Он допрашивал Ивана Михайловича. Все ответы тщательно и медленно записывал. Профессия? Инженер. Образование? Политехнический институт.
- Погоди… Как?
- Политехнический институт…
Михальчук с недоверчивой пристальностью посмотрел в глаза Ивана Михайловича:
- Скажи на-милость! Чудно… А ну-ка скажи еще раз…
- По-ли-тех-ни-чес-кий…
- Н-да… А не врешь?
- Помилуйте… Дайте я напишу…
- Ишь ты, ловкач! Так я тебе и доверю! Выходит, значит, грамотный?
- Ммм… да, грамотный…
- И подписаться могешь?
- Сумею…
- Ладно, черт с тобой! Так и запишем: "Читать-писать знает"…
Долго еще продолжался допрос. Когда все уже было закончено, Михальчук кликнул парня с винтовкой и приказал:
- Як начальнику смотаюсь, а ты тут посмотри за этим, покарауль!
Парень сдвинул с глаз буденовку и спросил:
- Сидючи чи стоючи?
- Пусть сидит…
* * *
Михальчук вернулся не скоро. Войдя в комнату, он отпустил караульщика и благодушно сказал:
- Выкрутился, сукин сын… Пока не велено садить… А только приказано, чтоб каждый день был, на регистрации…
- Кто?
- Кто? Кто? Кого там тебе подкинули?
- Да он еще сосунок!
- Сосунок? Хм… Да мне все равно: ходи сам!
- Каждый день?
- А ты что ж думал: на Новый год!
* * *
Утром Иван Михайлович взял на руки Юрочку и, напутствуемый Юлией Борисовной, пошел регистрироваться, а заодно и хлопотать об усыновлении ребенка.
Начало было удачное: в регистрации отказали. А насчет усыновления дело опять дошло до начальника.
- Эх, и назойливый же ты, ну, прямо-таки сказать, вредный гражданин… Мы тут устанавливаем советскую власть, белых ловим, да и с бандитизмом тоже… Какое тебе усыновление? Погоди, вот как укрепим советскую власть, тогда и разберемся: кого к стенке, кого в детдом или еще куда…
- Да я не хочу сдавать, я хочу сыном его признать… у себя навсегда оставить…
- Вона что! А знаешь, оставляй, черт с тобой… Погоди, да ведь дите кормить надо?
- Конечно…
- Ну и бери!
- Так дайте бумажку…
- Какую такую?
- Что вы разрешаете мне взять подкидыша…
- Для чего тебе такая?
- А это жена говорит, чтобы юридически было оформлено.
- Оно конечно… раз советская власть… Михальчук!
Опять вкатился Михальчук и подозрительно оглядел Ивана Михайловича:
- Ага! Теперь садить?
Начальник объяснил, в чем дело. Михальчук слегка растерялся, но потом самоуверенно сказал:
- Юридически? Отчего же, это можно… А потом посадить?
- Да нет… ты только оформи и пускай себе катится колбасой…
* * *
От Михальчука Иван Михайлович вышел, имея такую бумажку без подписи, но с печатью:
"Гражданину ……… дозволяется принять вроде как бы сына подкинутого мальчонку бесфамильного Юрку и кормить его в полной справности до призыва в славную рабоче-крестьянскую армию".
* * *
С таким документом вошел Юрка в семью Юлии Борисовны…
1948.
Иуда
Вдруг, совершенно неожиданно, из края в край земли пронесся дивный слух: где-то, у берегов неназываемого моря, вновь явился, пришел к людям Иисус. Вслед за слухом ширились отзвуки его проповеди, будившей усталую душу. И люди вновь начинали верить, что в мир возвращается Истина.
Еще не зная, где находится Иисус, поднимались семьи, отцы брали детей на руки и шли. Шли, стремясь увидеть Того, уже бывшего некогда в этом мире, шли, чтобы преклонить перед Ним колени и коснуться его хитона.
Воины перестали убивать воинов. Ученый, уже разрешивший загадку взрыва самого воздуха, покинул лабораторию. Матросы оставили свои корабли. И ни о чем не расспрашивая, двигались все вместе к таинственным берегам.
Это было торжественное и великое шествие. И потому, что оно было таким, каким оно было, никто не заметил и не обратил внимания, как некто высокий, немного косящий одним глазом, торопливо обгонял идущих. Он все обгонял и обгонял, и не останавливался у костров ночных, он ни с кем не говорил, он спешил. Его не радовал мягкий ветер и весеннее солнце. Молодая зелень и яркие цветы не привлекали его взгляда. Даже воду он не пил, а глотал, как затравленный зверь, боящийся потерять хотя бы одну минуту. И потому, что он шел так быстро, никто его не рассмотрел, и не сказал соседу:
- Гляди: это - Иуда…
Только ему одному принадлежащая сила толкала его все вперед и вперед. Без сна и отдыха, почти без пищи стремился он с непонятной настойчивостью. И вот одним из первых в то таинственное место пришел Иуда. Недоверчиво обозрев обыкновенные пески берега, он долго, став боком ко Христу, рассматривал Спасителя. И постепенно радость наполнила его до краев: да, это был Тот самый, это был Христос.
Окончательно убедившись в этом, Иуда смело подошел к Иисусу и остановился в двух шагах от него. И потому, что иудина тень коснулась ног Иисуса, Он повернулся и молча посмотрел на Иуду. Потом протянул руку, притронулся к плечу Иуды и тихо сказал:
- И ты здесь, Иуда…
- Да, Господин, я здесь… Вот видишь, я тот самый. Я там, где я должен быть…
И косящий глаз Иуды усмехнулся…
Христос обратился к своим последователям и указал рукой на подошедшего:
- Смотрите… это - Иуда, думающий, что он тот самый, и ошибающийся…
И народ смотрел на Иуду, и не мог вспомнить Иуду, ибо перед народом был сам Христос.
И народ пошел вслед за Иисусом, а Иуда остался, и полузакрытый, косящий его глаз отмечал каждый шаг Христа.
Когда наступила ночь, Иуда упал на землю и беззвучно смеялся, и от смеха мутной слезой заполнялся его полузакрытый бельмом глаз. А ночью, протянув вперед руки, он дико кричал:
- Я тот же самый… не ошибающийся.
И хотел верить своему крику, и чтобы поскорей поверить этому, он исчез, и не знал, что утром Иисус сказал своим слушателям:
- Вот скоро будет здесь Иуда, тот - ошибающийся…
Иуда быстро нашел покупателей. Как и тогда, торг был очень коротким, и Иуда второй раз получил свое серебро и привел тех, кому мешал Христос.
Было уже темно, Иуда совсем близко подошел к Иисусу и остановился. И зашептали идущие рядом с Иудой:
- Показывай…
Иуда шагнул вперед…
А потом он остался один. И вновь смеялся, и захлебывался в смехе, выбрасывал руки вперед и сухими губами убеждал себя:
- Я тот же самый…
И не верил своим словам, и уже чувствовал, что в чем-то он обманулся, что-то сделал не так, что прав был Тот, вторично Распятый.
Желая убедить себя в чем-то, Иуда все время возвращался мыслями к прошлому. Он радовался легкому и выгодному предательству. Он убедил себя, что в этом серебре была и цель и смысл его жизни. И тогда удовлетворенно улыбнулся Иуда, и подумал, что не даром он так торопился.
Христос был… Христос второй раз пришел к этим людям…
И в спазме смеха кипело презрение к этим, отдавшим Христа на Распятие… Значит, прав был он, Иуда: раз мог второй раз явиться Иисус - должен был явиться Иуда.
Шли долгие годы… Иуда стал совсем дряхлым и немощным. И он радовался, что воспоминание об Иисусе не покидает его ни на одно мгновение. В этом он видел себя, того, дерзнувшего сказать:
- Я - тот самый, не обманывающийся…