Разумеется, ничто не дается даром и за любое благо приходится платить. Подобная мягкость власти возможна лишь при условии тотального контроля над всей личной и социальной жизнью граждан; это две стороны одной медали, два полюса магнита. Одно невозможно без другого. Но, как было сказано выше, в начале двадцать первого века люди устали от насилия и готовы были платить за безопасность любую цену. И они с радостью приняли мягкий тоталитаризм, делегировав государству все полномочия по контролю над их жизнью.
К сожалению, не все оказались готовы к столь радикальным переменам. Непредсказуемо резко возросло число неврозов, что отразилось и на экономике, и на общем эмоциональном настрое масс. Но пока не превышен критический уровень, мы готовы мириться с невротическими эпидемиями. Как с вынужденной платой за ненасильственность общества, идеального во всех остальных отношениях…
21
В этот раз на разбор прислали сразу нескольких комитетчиков. Выбритые и подтянутые, в темных пиджаках со значками "Администрация", они расселись по всему офису, надиктовывая свои отчеты. Скорее всего, ни один из них на практике не сталкивался с экономическими правонарушениями; несмотря на прозрачность ситуации, никто не хотел спешить с выводами и рекомендациями. С одной стороны, деньгами так никто и не воспользовался - и это еще раз подтверждало невозможность экономического преступления. Можно было рекомендовать оставить все как есть. Но с другой, несмотря на эту невозможность, правонарушение все же было совершено. А значит, оно могло быть повторено снова. При таких условиях любое решение будет в чем-то ущербно.
ПалСаныч спокойно наблюдал за ними. Какая знакомая ситуация - никто не хочет рисковать, брать на себя ответственность. И какая типичная для общества, дающего молодежи высшую ставку и понижающую ее с каждой ошибкой. Интересно, как они выкрутятся? Не могут же они сидеть здесь до ночи.
Они выкрутились. Они вызвали БорисНаумыча - как куратора Кононова от Комитета. А тот быстро расставил все на свои места. ПалСанычу было объявлено, что проступок его аморален, а значит, аморален и он сам; сегодня же он будет перемещен на зону аморалов, в просторечии именуемую адом. Без права амнистии, поскольку аморальные проступки не имеют срока давности. Остальным же БорисНаумыч объяснил, что в данном преступнике имеет место уникальное сочетание аморальности и глупости, которое вряд ли может повториться в обозримом будущем. Заручившись мнением эксперта, молодые комитетчики тут же внесли рекомендации в свои отчеты и удалились, довольные.
БорисНаумыч вывел ПалСаныча на улицу, где стоял его автомобиль, и посадил рядом с шофером. Затем тяжело взгромоздился на заднее сиденье и коротко скомандовал: "В ад!" Машина тронулась, и вскоре они выехали из города. Поворот под кирпич, двадцать минут по бетонке - все оказалось совсем рядом. Рабочие зоны ада располагались под землей, но жилая зона имела вполне пристойный вид и чем-то даже напоминала базу отдыха. Опрятные одноэтажные бараки, невысокий забор, размеченная территория. Только ворота поражали своей явной несуразностью. Глубокая массивная арка - на ее фоне забор казался игрушечным. Впрочем, ворота были закрыты, персонал входил и выходил через обычные турникеты в дежурке. Туда же зашли и они, но только для того, чтобы оформить документы. На зону ПалСаныч вошел через врата, с пустыми руками - сумку пришлось сдать на входе. Секунд через тридцать багажный транспортер выплюнул его нехитрый скарб и за спиной неслышно сомкнулись створки ворот. Прежняя жизнь была отрезана.
Все это слегка озадачило ПалСаныча - здесь-то зачем столь примитивный символизм? На кого рассчитаны эти эффекты? Мало низвергнуть человека на дно социума - надо еще театрально обставить и сам момент перехода?
Смысл ритуала он понял позже, уже в бараке, когда включил наладонник и увидел сообщение о том, что загрузочная запись отсутствует. Все правильно - в гуманном обществе никого не оскорбили бы личным обыском. Но и не допустили бы контрабанды. А что можно было пронести в ад? - только информацию. Ее и стирали во вратах со всех перезаписываемых носителей. В результате коммуникатор превратился в бессмысленный кусок пластика. ПалСаныч тяжело вздохнул и бережно спрятал его в карман - как память о Маше.
В крайнем отсеке, куда его определили, стояли четыре койки, шкаф, стол и несколько стульев. Соседи еще не вернулись, они должны были появиться с минуты на минуту. В общем коридоре уже слышались чьи-то голоса и шарканье ног. Люди расходились по отсекам, двери хлопали, голоса ненадолго затихали, но тут же в бараке появлялась новая партия, и все повторялось - приглушенные голоса, шаги, глухой стук дверей. ПалСаныч ждал. Сплошной монотонный гул изменился, в нем стали различаться отдельные слова и обрывки фраз. Кажется, обсуждали какой-то генератор; но ПалСанычу на миг показалось, что это не профессиональный разговор, а обмен некими странными шифровками. Голоса приблизились, и он понял причину своего заблуждения. Не переставая говорить о токах, аморалы одновременно играли в шахматы. Вслепую. Мелькнула странная мысль, что для них это всего лишь новый уровень офисных пасьянсов; но додумать ее ПалСаныч не успел. Дверь отворилась.
22
Новые соседи оказались молодыми ребятами, чем-то неуловимо похожими. Первым вошел бритый наголо здоровяк, за ним протиснулся второй, с пышной рыжей шевелюрой. Последним появился тощий лохматый тип с каким-то прибором в руке. Все они были примерно одного возраста - где-то около тридцати. ПалСаныч не чувствовал неловкости в чужой компании - Кодекс общения расписывал алгоритм знакомства предельно четко. Младшие должны были первыми поздороваться и первыми представиться. Но представляться, похоже, никто не собирался. Вместо этого бритый мрачно посмотрел на него и спросил:
- Сразу в ад или со всеми остановками?
- Со всеми.
Кодекс здесь явно не был в почете. ПалСаныч решил, что стоит быть проще и естественней.
- А за что?
- Украл деньги. Перевел на свою карточку и снял в банкоматах. Двенадцать штук.
- Потратить успел?
- Частично.
- Сколько?
- Шесть рублей. Взял два коктейля в баре.
Все грохнули практически одновременно. Отсмеявшись, бритый спросил:
- Но зачем? Это же бессмысленно. Ты же знал, что не успеешь их потратить.
- Да я и сам не знаю, - ПалСаныч пожал плечами. - Просто скучно стало. Там все такие правильные, думают, что бессмысленно значит невозможно. Вот и захотелось их встряхнуть, раздвинуть границы возможного.
- Это по-нашему! - провозгласил бритый уже вполне доброжелательно. - А к неморалам за что попал?
- Скачал порноролик и заменил им стандартное приветствие системы. Всему отделу.
Все снова грохнули.
- И спрятал пульт одного сотрудника, - добавил ПалСаныч, когда веселье стало утихать.
Смех грянул с новой силой.
- С тобой не соскучишься! - восхищенно пробасил бритый. - Я даже не рискну предположить, за что тебя упекли на проблемную.
- За секс с девушкой из младшей возрастной группы, - просто ответил ПалСаныч.
- Красиво жить не запретишь, - удовлетворенно признал бритый, а затем повернулся к своим товарищам. - Ну что? Вор, махинатор, растлитель молодежи и распространитель порнухи. Наш человек, как считаете?
- Наш, - подтвердили остальные с довольными лыбами.
- Подходишь! - подытожил бритый. - Что ж, давай знакомиться. Я Криворучко. Это - он кивнул в сторону рыжего - КуДзу, а это наша гордость - Быдлокодер.
- Зачем же так официально, для своих просто Кодер, - уточнил патлатый.
- А я Павел. Паша, - представился ПалСаныч, удивляясь, как необычно звучит имя, с которым он прожил пятьдесят лет. И от которого отвык всего за пять лет бытия ПалСанычем.
- Ну какой же ты Паша! - возразил Криворучко, - Ты взломщик банкоматов, гроза сейфов, медвежатник. Медвежатник? - он вопросительно посмотрел на своих друзей.
- Похож, - подтвердил Кодер.
- Нет, - вмешался КуДзу, - никакой он не Медвежатник. Это Профессор, он читал нам в универе историю. Привет, Профессор!
- Гуманитарий? - на миг омрачился Криворучко. - Вообще-то нам нужен был инженер. Хотя… Знаешь, Профессор, с таким послужным списком ты можешь позволить себе что угодно. Даже быть гуманитарием.
Все снова радостно оскалились.
- По общему единодушному согласию, находясь в здравом уме и трезвой памяти, вписываем Профессора в шестнадцатый отсек, - торжественно объявил Криворучко и, выдержав паузу, добавил обычным голосом, - а что не инженер, забей. Научим, дурное дело не хитрое. Сработаемся.
КуДзу показал ПалСанычу его койку.
- Ничего, через недельку пообвыкнешься, - успокоил он. - Поначалу всем непривычно. А как втянешься - тебе понравится, вот увидишь. Ты спрашивай, если что непонятно.
- Здесь все на ты? - спросил ПалСаныч.
- Конечно. Ад же нетолерантная зона. Здесь нет таких понятий, как социально защищенный возраст или социально защищенный пол. И защищенных групп тоже нет. Здесь все равны.
- Нет ни эллина, ни иудея?
- Да, что-то вроде того. Ладно, Профессор, отдыхай, а завтра познакомишься с остальными чертями.
- Чертями? - переспросил ПалСаныч.
- Ну да. Мы же в аду, значит черти.
- А я думал - грешники…
Все снова засмеялись.
- Грешники страдают и каются, - пояснил Криворучко. - Несчастные сломленные люди. А мы разве похожи на грешников?
- Не похожи, - согласился ПалСаныч и, подумав, добавил, - неморалы похожи. А вы нет.
- И ты не похож, - ободрил его Криворучко, - Ложись уже, черт неугомонный, завтра наша смена. Встаем в семь двадцать.