В какое-то мгновение, из-за сложившейся ситуации и, наверное, плюс ко всему прочему, из-за того, что со мной уже успело произойти, меня охватила волна необыкновенного гнева, который неимоверно тяжело сдерживать, и вопрос, прикоснуться до старика или нет, разрешился следующим образом: я со всего маху, что есть силы, ударил деда ногой в голову. Скамейка низкая, да и дед не высокий, так что, высоко ногу поднимать не пришлось, и поэтому удар получился достаточно мощным.
Старик, без трепыханий, слетел с лавки и при падении с хрустом стукнулся головой о бетонный пол.
Я после своих спонтанных действий съежился так, будто меня окатили ледяной водой.
Меня повергли в шок две вещи: я не мог себя контролировать и нанес этот удар в состоянии, которое мне было совершенно не подвластно, и старик оказался настолько реальным, что я едва не сломал себе ногу о его голову.
Но боль в голени, которая, собственно, и соприкоснулась с черепом деда, меня волновала меньше всего. Сильно беспокоил тот факт, что он лежал на полу, подергивая ногой, видимо, в конвульсиях, а из носа сочилась кровь, в скором времени образовавшая целую лужу.
Все, хана мне! Версия, что меня подставили, потеряла свою актуальность окончательно. Даже если настаивать на том, что меня чем-то опоили, и я из-за этого съехал с катушек и принялся убивать ни в чем не повинных людей, все равно сути дела не меняет - я чокнулся и совершил тяжкое преступление, а может два или даже больше.
Мне затошнило, я блеванул, причем там, где стоял. Вытер губы рукавом своего не такого уже белого, как раньше, халата, и с очередным приливом тошноты рухнул на пол в бессознательном состоянии.
Пришел в себя. Шишка, которую заработал при падении, болела жутко. Не далеко от меня все так же лежал, распластавшись на бетоне, старик. Глаза у него открыты, но ни малейшего признака жизни в них нет.
К вони, которая от него исходила, добавился еще и омерзительный запах крови.
Сколько времени я был без сознания - сказать сложно, но очевидно то, что в камеру еще никто не входил, иначе, вряд ли сейчас здесь стояла такая могильная тишина.
А вот эти приближающиеся голоса и стук открывающихся замков указывают на то, что эта тишина сейчас кем-то будет нарушена.
Дверь открылась со знакомым скрипом. Через дверной проем в камеру хлынул свет. Я лежу спиной к выходу, поэтому не могу видеть, кто именно вошел в камеру.
- Ничего себе! - откровенно удивился вошедший, - товарищ майор, здесь задержанные друг друга поубивали, - закричал он.
Довольно быстро камера наполнилась людьми. Ажиотаж от произошедшего понятен - хлопот теперь им добавится, как ни как -ЧП.
Я же лежал неподвижно, так как корчить из себя адекватного здравого человека не было ни малейшего желания. Я сошел с ума, так какой смысл париться о том, как теперь следует себя вести. Лучше всего - никак себя не вести!
- Твою мать! Ну почему это должно было случиться именно в мою смену, - заорал один из присутствующих.
Кто-то подбежал к старику, пощупал пульс на шее.
- Этому кранты.
Вот и за мою глотку схватились. Но глаза я намеренно не открываю.
- Этот живой.
- Тащите его на выход! Зовите экспертов. Черт, ну на хрен оно мне нужно!
Меня положили на лавку, лицом вверх. Кто-то додумался оттянуть мне веко, чтобы проверить, как мой зрачок реагирует на свет. Затем руководствуясь скорей инстинктом, а не медицинскими навыками, ударил меня несколько раз ладонями по щекам.
- Ты в порядке? - обратился с вопросом нависший надо мной человек, - что у вас там произошло?
- Что ты там с этим стариком мог не поделить?! - все тем же раздраженным голосом захрипел, как видимо, старший смены, с которого в первую очередь и спросят за это чрезвычайное происшествие.
А вот и тот, который сразу же начнет спрашивать. Старый полковник залетел за решетку, где меня приводили в чувства.
- Товарищ полковник, у нас тут , - растерянно и неудачно начал докладывать дежурный майор.
- Да я вижу - что у вас тут!
Он, не входя, заглянул в камеру, где уже орудовали в белых халатах и резиновых перчатках эксперты.
- Этого, в халате, недавно привезли А тут дед без документов его тоже , - совсем запутался в своих объяснениях майор.
- Ты какого хуя к нему старика посадил? У тебя что, совсем мозгов нет?! - взбесился полковник, - засунуть бомжа к подозреваемому в убийстве...!
Он не бомж. У него есть, где жить. Точней было.
Крики, топот ног, шум, создаваемый суетой, удалялся, и я опять погрузился туда, где царят темнота и тишина. Нет ни запахов, ни ощущений. В общем, я отключился.
ГЛАВА 9
Маленькая комната с высокими потолками. Я лежу на кровати, которая является в ней единственным предметом мебели.
Глаза открыты. Белый потолок, как экран в кинотеатре, но вместо ленты картинку дают блуждающие по кругу мысли.
Злополучный гостиничный халат сменила не менее специфичная одежда. На мне - больничная пижама. Штаны и рубашка с длинными рукавами изначально были белые, но время и многочисленные стирки изменили их цвет ближе к желтому.
На окне, которое открывало вид на больничные корпуса, изрядно поржавевшая решетка, дающая понять, что свобода действий ограничена.
Нет, это не очередное перемещение. Теперь мне не приходиться ломать голову над тем, как я сюда попал.
Если раньше я был сильно озадачен тем, почему со мной происходят немыслимые вещи, то теперь мне стало понятно, что ясность и последовательность сознания сохраняется только при наличии здравого рассудка. А на меня это уже не распространялось.
После того, как в камере при отделении милиции я прервал жизнь ни в чем не повинного старика, моя жизнь потекла в сопровождении людей в погонах и медицинских халатах.
Стресс, вызванный тем, что я убил человека, порвал последнюю струну моих перетянутых нервов. Вопрос о моей вменяемости был исчерпан окончательно, после того как я не смог совладать с собой и ударил старого бомжа.
Желание говорить с кем-либо и о чем-либо у меня отпало, и все следственные действия и медицинские экспертизы отмечались только моим физическим присутствием.
Все попытки следователей и психиатров разговорить меня не увенчались успехом, несмотря на все их старания.
Каждый из них, в силу своих профессиональных качеств и навыков, применял свою методику. Сотрудники милиции пробовали вытянуть из меня хоть слово в основном путем запугивания и заезженного "спектакля" - плохой полицейский и хороший полицейский.
Один рисует совсем не радужную перспективу дальнейшего существования, а другой должен вступить ровно тогда, когда подследственный будет напуган до явных признаков тошноты и будет готов на все, только бы смягчить свою участь. Именно в этот момент, условно хороший полицейский, до боли доброжелательным голосом, объясняет, что все не так плохо, и он лично сделает все от него зависящее, если тот перестанет отпираться, в моем случае отмалчиваться, и начнет всеми силами помогать следствию.
- Ты хоть понимаешь, какой срок тебе светит? - говорил "плохой", - ты своим молчанием только себе хуже делаешь. Ты для нас вообще вариант праздничный - нам ничего доказывать не надо. То, что ты в гостинице бабу завалил, доказательства не требует, улик выше крыши. Про старика, я вообще молчу! Надо же, прямо в отделении милиции человека уделать.
Я же молчал. То состояние, в котором я находился, не возможно было разрушить при помощи примитивных фраз, которые можно предугадать заранее.
Внешне, моей невозмутимости мог бы позавидовать любой профессиональный спортсмен, за исключением того, что до олимпийского спокойствия мне не хватало самого спокойствия. Я совершенно не чувствовал себя спокойным!
В моей душе, фигурально выражаясь, лежал неимоверно тяжелый камень. Ком в горле едва давал глотать слюну. В мозгах, плюс к панике, будто заевшая пластинка засела мысль: "Я сошел с ума; как это могло со мной случиться?"
Но внешний вид не может на все сто процентов отобразить внутреннее состояние. Поэтому весь этот кошмар выражался лишь обреченностью в глазах и унынием на лице.
Не думаю, что стремление выдавить из меня признание и раскаяние в содеянном имело свое начало в желании докопаться до истины.
Им просто хотелось в очередной раз потешить свое самолюбие - вот мы какие молодцы - с помощью своего профессионализма и бесспорного таланта развязали язык сумасшедшему убийце или убийце, притворяющимся сумасшедшим.
- Думаешь, тебе удастся сделать из нас дураков? Если надеешься на то, что отмолчишься и все - тебя признают невменяемым и поместят в психушку, то я сразу рассею твои надежды, - не сбавляя обороты, усердно пытался меня запугать, играющий роль плохого полицейского, молодой капитан, - ты у нас по полной программе выхватишь. Вначале пострадаешь от рук конвойных, когда попробуешь сбежать от справедливого наказания. Потом я лично позабочусь о том, чтобы в изоляторе подобрали камеру "покомфортней", где твоим соседом окажется не немощный старик, а здоровенный маньяк-насильник. И материалы я на тебя такие составлю, что у судьи не возникнет сомнений на тот счет, какой приговор тебе вынести.
После этих слов, на моем лице должен был бы появиться дикий испуг, который послужил бы сигналом, хорошему полицейскому приступить к исполнению своей роли. Но к их удивлению, которое им даже не удалось скрыть, эффект от первого акта был нулевым, и в моих глазах кроме тоски ничего нельзя было высмотреть.