Однако с места он не двинулся, ожидая разрешающего знака любой из сторон, а лучше бы двух сразу, так надежнее, и майор Сорокин действительно поманил его пальцем, но в это время заверещал мобильный телефон в кармане у Махита, и тот обыкновенным образом, словно вычеркнув из сцены автоматчиков Сорокина, полез в карман и долго там возился, выуживая трубку.
- Да, - сказал Махит. - Вар?.. Эгильдэ!.. Стеклоблоки вар? Эгильдэ!.. Курюк стеклоблоки вар?.. А?.. Шактым оргстекло эгильдэ!..
Каждый звук деловой тарабарщины Махита отпечатывался в обалдевших мозгах Лузгина, особенно этот изящный рефрен "эгильдэ", где последняя ударная гласная в устах Махита звучала почти что с французским прононсом. Вначале Лузгин уронил руки - упали самопроизвольно - потом и вовсе уселся. Махит ему одобрительно кивнул и длинным пальцем левой кисти поводил перед собой туда-сюда. Бандиты разом убрали свои пистолеты, Сорокин повернулся и скрылся за портьерами, командированные запихали оружие в портфели и тоже направились к выходу, притом один из них немного задержался и допил из фужера минеральную воду.
Махит закончил телефонный разговор явным ругательством таким, где интонация с лихвою замещает перевод.
- Вот козлы, - сказал он Лузгину. - Владимир, ты все понял. Я на тебя надеюсь. Всем лучше будет. Нет, ты сиди, добавил он, поднявшись, - сейчас к тебе друг подойдет, так надо. Ты с ним поговори и покорми его. Хороший друг, ты обрадуешься.
Возле портьеры Махит вдруг поднял руки и зайчиком попрыгал на носочках, не оборачиваясь: знал, скотина, что Лузгин смотрит ему вслед.
Лузгин послушал было, не начнется ли в холле стрельба его потом замучают допросами, все видели, что он сидел с Махитом, вон тот официант, стоит таким болваном возле кухонных дверей, что хочется прищелкнуть пальцами и крикнуть ему: "Че-е-ек!". И приползет на четвереньках, он же видел, с кем я сидел. Вот именно… А где он был, когда тут все друг в друга целились? Лузгин припомнил диспозицию неслучившейся перестрелки, и места в ней официанту не нашлось. Потом, когда-нибудь, про это напишу, решил Лузгин, надобно только подробнее разобраться в ощущениях - было так быстро, а сколько всего в голове пронеслось.
Когда Махит позвонил ему утром, он не был особо удивлен, как не был удивлен и появлением Сорокина (а вот с командированными обманулся, в жизни бы на них не подумал: так выглядели натурально, до мелочей знакомый тип вечных сидельцев по приемным), однако же сейчас он ожидал увидеть кого угодно, только не Славку Дякина. Такой же маленький и сильно похудевший - и где райкомовский животик, еще приметный в Казанлыке? - но с той же прядью через лысину, Дякин шел по ресторану и улыбался Лузгину.
- С ума сойти, - сказал Лузгин. - Вот это да!
Они обнялись вперекрест, и теперь уже руками Лузгин почувствовал, как исхудал казанлыкский староста.
- Ты что здесь делаешь? - спросил Лузгин, усаживая Славку на место Махита. - Как там дела? Как родители? Где Соломатин? Живы мужики?..
Дякин с непонятно виноватым видом стал рассказывать, что с родителями все в порядке, но дом сожгли, кто-то бросил бутылку, хорошо еще днем, старики успели выскочить, а ночью бы сгорели, такое дело, теперь живут у родственников, тесно, ну и бог с ним, весной попробуем отстроиться, хотя такой уже, конечно, не поставить. Лузгин вспомнил дякинский дом - красивый, под железной крышей, во стольких переделках с танковой стрельбой чудесно уцелевший, и как он спал в чулане, напившись самогона; вспомнил лейтенанта Воропаева и армейского водилу Сашу, которого убил ножом украинский наемник Мыкола, и командира местных партизан Соломатина, бой с вертолетом на шоссе… Ооновцы явились через сутки, сказал Дякин, трясли всю деревню, искали спрятавшихся партизан, а на обратной дороге, в лесу, их эти партизаны почти что всех и положили. Потом летала авиация и долго бомбила лес; деревенские хотели пойти и, если что осталось, схоронить, но снег уже лег больно глубокий, решили до весны… Ооновцев с тех пор в деревне не было, блокпост русской армии на въезде тоже сняли, теперь он дальше, у Казанки, а их всех бросили. Да, вроде бы, и хорошо оно, спокойнее, но тут пришел Гарибов.
- Ты что! - сказал Лузгин. - Он же зимой не ходит…
- Да вот пришел, - сказал Дякин. - С деревни деньги требует. Компенсацию.
- Какую компенсацию? За что?
- Да вроде как за все…
- И много?
- Миллион.
- Чего?
- Зеленых. Ну, то есть синих нынче.
- Он что, сдурел? - спросил Лузгин. - Откуда у людей такие бабки?..
- А ему по фигу… Сказал, что, если денег не соберем, всех русских в амбаре сожжет. Заложников взял, по человеку со двора, в амбаре запер. Разрешает, правда, еду приносить, "буржуйку" разрешил, а то б померзли все…
- И ты сидел? - спросил Лузгин.
- А то не видать, - печально усмехнулся Дякин.
- Но отпустили?
- Не совсем… Я, видишь ли, Володя, - Дякин помедлил, - к тебе приехал.
- Ну и отлично, Славка! Официант!
- Ты погоди, - сказал Дякин, поморщившись. - Ты не понял, наверное… Я за деньгами приехал.
- Ко мне?
- Ну, не совсем к тебе, конечно… Но у тебя же тесть… Мне так сказали…
- Тесть? А при чем здесь тесть?
- Он же богатый.
- Ну ни хрена себе, - сказал Лузгин. - Ты, Славка, думаешь, что говоришь? А что же Соломатин? Ему докладывали? Пришел бы, выбил на хер да погнал…
- Убили Соломатина. Сказали, что в лесу под бомбами погиб. Так что некому, Володя, уже некому.
- Вот черт, - сказал Лузгин. - Но и ты, однако, придумал тоже.
- Это не я придумал, Володя. Я же не знал про тебя, ты не говорил.
- Ну да, - вздохнул Лузгин, - тебе сказали, вот ты и приехал.
- А мне куда? - с внезапной злостью выговорил Дякин.
- А мне куда ехать-то, Володя? Скажи - куда, и я поеду, хоть сейчас.
- Ну, ладно тебе, ладно… Официант! - еще раз громко позвал Лузгин. - Что будешь есть? - Он двинул по столу меню. - Смотри, я закажу. Не хочешь? Почему? Ты не выпендривайся, тебе надо поесть, смотреть страшно… Впрочем… слушай, а поехали ко мне? Ну, к тестю на квартиру, я там живу, у меня комната. Поедим нормально, покумекаем… Отличная идея!
- Мне нельзя, - сказал Дякин. - Меня не пустят.
- Кто не пустит? - спросил Лузгин, хотя и спрашивать было не надо. - А где живешь?
- У них и живу.
- У Махита?
- Да ты что, Махит - начальник… На хате, а где - я же город не знаю… С вокзала привезли, два дня уже. Потом сюда вот… - Дякин снизил голос до шепота. - Хата трехкомнатная, а их там куча, и все время разные, и "гыр-гыр-гыр" с утра до вечера. Меня, правда, в отдельной комнате держат. Вот так вот… Ты извини, Володя, я бы сам - никогда, ты же знаешь.
- Да ладно, понял я, - сказал Лузгин. - Эй! - крикнул он нарисовавшемуся у дверей официанту. - Где тебя носит? Мне еще чаю, а ему мяса хорошего, много и быстро, ты понял? А ты заткнись. Водки хочешь, не хочешь? Ну и зря, я бы на твоем месте сейчас врезал от души. Мне-то нельзя, я в завязе…